Джон Ревалд - История импрессионизма (Часть 1)
В результате было решено, что группа будет называться "Анонимное общество художников, живописцев, скульпторов, граверов и пр."
Вот тогда-то среди инициаторов началась активная кампания по подбору участников выставки. Занимались этим Моне, Ренуар, Сислей, Писсарро, Дега и Берта Моризо. Как и следовало ожидать, Дега привлек наибольшее число участников. Среди прочих он убедил присоединиться к группе своих друзей Лепика, Левера и Руара, а также уговорил итальянского художника де Ниттиса, общего друга его и Мане. Он даже настаивал, чтобы де Ниттис прислал одну из своих основных работ, и добавлял: "Поскольку вы выставляетесь в Салоне, люди неосведомленные не смогут уже говорить, что мы представляем собой выставку отверженных". 31
Дега также попытался убедить Тиссо и Легро, окончательно обосновавшихся в Лондоне, присоединиться к своим прежним товарищам. "Ну-ка, мой дорогой Тиссо, без колебаний, без отказов. Нужно, чтобы вы участвовали в выставке на бульваре. Это будет полезно и нам, и вам. Вы покажетесь в Париже тем людям, которые говорят, что вы покинули этот город. Мане упрямится и хочет держаться отдельно; он еще об этом пожалеет. Я вчера видел, как устроено помещение, обивка и освещение. Это не хуже, чем на любой выставке! Вот и Эннер (выбранный в жюри второго тура) хочет выставляться с нами. Я в волнении, работаю над этим делом энергично и, как мне кажется, с успехом. В журналах уже появляется нечто большее, чем простые сообщения о выставке, и если они еще не рискуют дать статью на целую колонку, то. кажется, все же начинают вдохновляться. Реалистическое течение уже не имеет надобности бороться с другими. Оно есть, оно существует и оно должно быть показано отдельно. Должен существовать Салон реализма. Мане этого не понимает. Право, я решительно считаю его скорее тщеславным, чем умным.
Выставляйте. Оставайтесь со своей страной и со своими друзьями. Клянусь вам, дело подвигается и начинает иметь успех даже раньше, чем я ожидал".
Затем Дега добавляет: "Я еще не писал Легро. Постарайтесь его увидеть и уговорить. На него полностью рассчитывают. Он должен внести 60 франков. Нужная сумма почти собрана.
В общем, все считают, что наша затея - хорошая штука, правильно, просто и, в сущности, мужественно задуманная. Может быть, мы, как говорится, делаем черную работу, но будущее за нас". 32
Писсарро пригласил Белиара, Гийомена и Сезанна, но, видимо, ему не без труда удалось добиться согласия всех остальных на участие Сезанна, так как они боялись, что публика будет оскорблена его полотнами.
Но Писсарро так убежденно защищал его, что Сезанн в конце концов был допущен, несмотря на то, что Дега и даже Моне отнеслись к этому не слишком одобрительно. Против Гийомена тоже был ряд возражений.
Из старшего поколения к группе присоединился только Буден, несомненно по просьбе Моне. Вопрос о Йонкинде даже не стоял, хотя Алексис объявил о его участии. Всего набралось двадцать девять участников выставки, когда в последний момент, по совету критика Бюрти, к группе решил присоединиться Бракмон. Дега немедленно написал ему:
"Бюрти сообщил мне, что вчера убедил вас выступить вместе с нами, дорогой мой Бракмон, и что вы хотите встретиться для переговоров. Во-первых, мы открываемся 15 [апреля]. Поэтому надо торопиться. Вам следует представить ваши вещи 5 или 7, или даже чуть позже, но так, чтобы мы успели выпустить каталог к открытию. Места у нас достаточно (бульвар Капуцинок, бывшее ателье Надара) и расположение исключительное, и т. п. и т. п... Я предлагаю встретиться прямо на месте. Там вы все сами увидите, а потом, если в этом еще будет необходимость, мы сможем все обсудить. В вашем лице мы получаем великолепное пополнение. Поверьте, ваше участие для нас и радостно и крайне важно. (Мане, подстрекаемый Фантеном, пока не сдается, но решение его, кажется, еще нельзя считать окончательным.)" 33
Хотя Дега до последней минуты надеялся, что Мане присоединится к группе, автор "За кружкой пива", видимо, не имел такого намерения. Когда его пригласили участвовать, он заявил: "Я никогда не буду выставляться вместе с господином Сезанном". 34 Но более основательными были те же доводы, которые приводил Дюре, пытаясь убедить Писсарро: только участие в Салоне может дать подлинное признание. Мане держался того же мнения.
Ссылаясь на недавний успех "За кружкой пива", он снова и снова твердил Ренуару и Моне: "Почему вы не остаетесь со мной? Вы ведь великолепно видите, что я на правильном пути". 35 А Дега он говорил: "Выставляйся с нами, и ты получишь почетное упоминание". 36
Особенно он уговаривал не выставляться вместе с группой Берту Моризо, но его усилия были напрасны.
Фантен, по тем же причинам, что и Мане, не захотел выставляться вместе со своими бывшими товарищами, так же поступили Легро и Тиссо, несмотря на настояния Дега. Эннер под конец тоже отказался; отказался и Гильме, который тоже предпочитал успех в Салоне проявлению независимости. Коро, между прочим, одобрил решение Гильме и сказал ему: "Мой маленький Антуан, вы очень хорошо сделали, что сбежали из этой банды". 36
"Банда" собрала для выставки сто шестьдесят пять работ. Из них Сезанн дал три - два пейзажа Овера и свою "Новую Олимпию", Дега - десять картин, рисунков и пастелей, изображающих скачки, танцовщиц и прачек, Гийомен - три пейзажа, Моне - пять картин и среди них одну под названием "Впечатление. Восход солнца" ("Impression"), несколько своих ранних работ и семь пастельных этюдов. Берта Моризо выставила девять картин, акварели и пастели, Писсарро - пять пейзажей, Ренуар - шесть полотен, включавших его "Ложу" и "Балерину", написанные в 1873 году, и одну пастель, Сислей - пять пейзажей. Остальные сто четырнадцать работ принадлежали другим художникам. Это были: Астрюк (критик, который иногда занимался скульптурой и живописью), Аттендю, Белиар, Буден, Бракмон, Брандон, Бюро, Кальс, Колен, Дебра, Латуш, Лепик, Лепин, Левер, Мейер, де Молен, Мюло-Дюриваж, А. Оттен, Л. Оттен, Робер и Руар. 37
Брат Ренуара Эдмон занялся изданием каталога. У него было много трудностей с Дега, который не был готов до последней минуты. Моне, наоборот, прислал слишком много картин, и они приводили в отчаяние Эдмона Ренуара монотонностью своих названий: "Вход в деревню", "Выход из деревни", "Утро в деревне"... Когда Эдмон Ренуар взбунтовался, Моне спокойно сказал ему: "Поставьте - "Впечатление". 38
Моне сам позднее объяснял, что послал холст, написанный из его окна в Гавре: солнце в тумане и на первом плане несколько виднеющихся мачт и корабль. "Меня спросили название этой картины для каталога, она действительно не могла сойти за вид Гавра. Я ответил: "Поставьте "Впечатление". 39 И действительно, это произведение было обозначено в каталоге "Впечатление. Восход солнца".
Комитет, в который входил Ренуар, наблюдал за развеской картин. Но членам комитета быстро надоела эта работа, и они фактически оставили одного Ренуара устраивать всю выставку. Одной из его основных задач было хоть как-то согласовать между собой эти совершенно разнохарактерные работы. Когда он не смог найти подходящего места для более или менее академической картины де Ниттиса, он просто изъял ее. Она была повешена, несомненно по настоянию Дега, лишь спустя несколько дней после открытия выставки, когда, как жаловался Ниттис, на выставке уже побывали и критики и первые посетители. 31
Открытие состоялось 15 апреля 1874 года. Выставка должна была продолжаться один месяц, открыта она была с десяти до шести и, что тоже было нововведением, - с восьми до десяти вечера. Входная плата составляла один франк, каталоги продавались по пятидесяти сантимов. Вначале выставка, видимо, хорошо посещалась, но публика ходила туда главным образом посмеяться. Кто-то пустил анекдот, что метод этих художников состоит в том, что пистолет заряжается несколькими тюбиками краски, после чего из него стреляют в холст и завершают работу над картиной подписью.
Критики были либо слишком суровы в своих отзывах, либо просто отказывались серьезно воспринимать выставку.
25 апреля в газете "Charivari" появилась статья, подписанная Луи Леруа, под заглавием "Выставка импрессионистов", подводящая итог позиции не только ее автора, но и широкой публики.
"О, это в самом деле был напряженный день, - писал критик, - когда я рискнул отправиться на первую выставку на бульваре Капуцинок в обществе господина Жозефа Винсента, художника-пейзажиста, ученика Бертена (академика), получавшего медали и награды при нескольких правительствах! Неосторожный художник отправился туда, не подозревая ничего плохого, он полагал, что увидит там картины, какие можно увидеть везде, хорошие и скверные, больше скверных, чем хороших, но не чуждые некой художественной манере, культуре формы и уважению к старым мастерам.
Увы, форма! Увы, старые мастера! Мы больше не хотим их знать, мой бедный друг! Мы все изменили!
Войдя в первую комнату, Жозеф Винсент получил первый удар перед "Балериной" господина Ренуара. "Как жаль, - сказал он мне, - что художник, обладающий известным пониманием цвета, не умеет рисовать, ноги его балерины похожи на ее газовые юбки".
