Лев Любимов - Искусство Древнего Мира
О скифах мы знаем прежде всего от Геродота, причем археологические исследования, давшие богатейший материал, в общем подтверждают сведения, сообщаемые древним греческим автором, прозванным «отцом истории».
Шедевры греческого искусства (мы скажем о них в дальнейшем), на которыхизображены скифы Северного Причерноморья, дают нам яркое представление об их облике. Бородатые, в длинных кафтанах, в мягких кожаных сапогах и войлочных шапках, И Блок, вероятно, прав, рисуя в своих знаменитых стихах образ скифов: им было любо, «хватая под уздцы играющих коней ретивых, ломать коням тяжелые крестцы и усмирять рабынь строптивых».
Скифы-кочевники жили в кибитках. Конина и кобылье молоко были их главной пищей. Конь и бранные потехи определяли их быт. Почитали бога войны, символом которого был меч'. Обильно проливали кровь в постоянной борьбе за скот и за пастбища. Подвижная конница скифов была неуловима, и они осыпали тучами стрел противника. Во главе отдельных племен стояли вожди: то был строй, который Энгельс называет «военной демократией». Когда вождь умирал, умерщвляли его жен, оруженосцев, виночерпиев и боевых коней и хоронили их вместе с ним.
В своих набегах скифы доходили до Египта, разрушали крепости и города, победно отражали вражеские нашествия, и даже закаленное и хорошо организованное персидское войско терпело от них поражения.
Огромные табуны лошадей и стада рогатого скота были основным богатством скифов. Но скотоводство они сочетали с охотой. Зверь — опять-таки зверь — главный их соперник в мире. Зверь, часто чудовище, созданное их воображением, представлялся им выразителем таинственных и могучих сил.
На какие же земли распространялась скифская культура? Можно сказать так: это культура огромного мира, преимущественно кочевых и полукочевых племен, живших в I тысячелетии до н. э. в Северном Причерноморье, на Кубани, на Алтае и в Южной Сибири, т. е. на территории, простирающейся от Дуная до Великой Китайской стены. Культура, на Юге и Юго-Западе соприкасавшаяся с эллинской и с культурой Передней Азии, на Западе — с культурой кельтских племен, а на Востоке — с культурой Средней Азии и Китая.
Люди этой культуры жили напряженной жизнью, где беспощадные враждебные силы вторгались в человеческую судьбу и где человек должен был постоянно нападать н побеждать, чтобы самому не быть побежденным. Эта жизнь была яркой и насыщенной, и таким же было рожденное этой жизнью искусство.
В каком же роде искусства преуспели эти кочевники-скотоводы, эти воины, вероятно никогда не расстававшиеся с оружием? Идеал красоты, быть может не вполне осознанный, сочетался у них со стремлением создавать такие предметы, которые всем, что они символически выражали, обладали бы некоей магической властью над таинственными силами природы. Сам образ жизни кочевников не располагал их к запечатлению этих символов в монументальной живописи или скульптуре. Они постоянно передвигались; следовательно, произведения искусства могли только служить украшением их оружия и снаряжения. Значит, всего лишь прикладное искусство? Мы увидим, что разграничить изобразительное искусство и прикладное не так-то просто. Все дело в значительности внутреннего содержания художественного произведения.
По качеству и по богатству Эрмитаж обладает единственным в мире собранием скифских древностей (свыше сорока тысяч предметов, среди которых произведения искусства мирового значения).
Вот перед нами один из прославленнейших шедевров этого собрания — золотая фигура оленя из кургана у станицы Костромской (Прикубанье, VI в. до н. э.). Это рельефная пластина, найденная прикрепленной на круглом железном щите в погребении вождя.
Образ оленя был связан для скифов с представлением о солнце, о свете. Вся фигура оленя подчинена художником какому-то особенному, напряженному ритму. В ней нет ничего случайного, лишнего; трудно представить себе более законченную, продуманную композицию. Ну хотя бы гармоническое сочетание чудесной в своем мягком изгибе шеи оленя с тонкой его мордой, над которой величественно возвышаются завитки откинутых назад огромных рогов, каких нет в природе и которые торжественно стелются вдоль всей его спины! Зверь лежит, настороженно прислушиваясь к малейшему шороху, но в нем такой порыв, такое стремление вперед, только вперед, что кажется, будто его подняло с земли и он не лежит, а летит как стрела, рассекая воздух. Все в этой фигуре условно и в то же время предельно правдиво, значит, реалистично. Мы даже не замечаем, что у оленя не четыре ноги, а две, так плотно поджатые друг к другу, что создают впечатление всех четырех.
Так что же это — прикладное искусство? Как будто бы да, раз золотой олень по своему назначению да, очевидно, и по мысли художника всего лишь украшение боевого щита, при этом сравнительно небольшое: 35,1 х 22,5 см. Но вот тут-то, как мы уже говорили, фотографический снимок, сравнение репродукций могут помочь нам распознать сущность художественного произведения. Сопоставьте снимок этого небольшого золотого украшения со снимком (того же формата) мраморного изваяния в несколько метров вышиной: декоративная фигурка оленя может оказаться более величественной, монументальной.
Или золотая бляха в знаменитой сибирской коллекции Петра I, составленной из находок в Южной Сибири. Это всего лишь поясная бляха размером в 12,5 х 8 см. Поместите ее репродукцию в альбом рядом с репродукцией самого гигантского барельефа: крохотная бляха тоже представится вам гигантским барельефом. Ибо подлинно грандиозен ритм композиции в этом, как будто бы чисто декоративном творении искусства, типичном для так называемого «звериного стиля» ранних кочевников наших степей и Сибири.
Крылатый тигр с рогами антилопы терзает коня, склоненного перед ним в смертной муке. Да, в глазу коня страшная пустота смерти, а в глазу тигра кровожадная ярость, как бы выражающая безудержную и беспощадную волю злой стихии, с наслаждением губящей жизнь. Спаяв вместе эти фигуры — одну реальную и другую сотворенную его воображением, художник создал из них единое неразрывное целое. Никогда никому не оторвать от коня этого тигра, впившегося в его шею зубами, крепко обнимая ее своими лапами! И подчинив это целое единому ритму, введя его в свой некий определенный порядок, художник как бы совершил магическое действие, включающее природу в созданную им для нее форму.
Или еще изображение свернувшегося хищника из кургана близ Симферополя. Тело хищника превращается в круг, замкнутый навечно.
И будь то реальный зверь — волк, лось, кабан — или чудовище — крылатый тигр, а то и птица со звериными ушами, художник замыкает их, как в круг, в свою композицию, словно торжествуя тем самым над неведомыми силами природы, которых олицетворяют здесь в своей ярости эти звери и эти чудовища.
Поразительная острота и напряженность изображений, введенных в железные рамки столь же острого и напряженного стиля,— вот в чем величие этого замечательного искусства.
В художественном творчестве скифов, как и в искусстве неолита, равновесие между реализмом и стилизацией иногда нарушается в пользу стилизации, особенно в произведениях позднего периода.
Сравним два замечательных образца скифского искусства, хранящиеся в Эрмитаже.
Перед нами золотая пантера из кургана близ станицы Келермесской.
Как и ее современник, олень из Костромского кургана, эта пантера служила украшением щиту. Фигура зверя стилизована, причем условность доходит до того, что хвост и лапы сами украшены фигурами свернувшихся хищников. И, однако, выразительность звериного образа такова, что эту бляху следует признать произведением не только декоративного, но и изобразительного искусства.
А вот бронзовый конский налобник из кургана близ Майкопа.
Это чудесное украшение уздечки, напоминающее кружевной узор, очень ритмичный и стройный. Нужно очень внимательно рассмотреть налобник, чтобы распознать в нем оленьи морды, абсолютно подчиненные узору, в котором они, так сказать, растворяются без остатка. Тут, конечно, уже не изобразительное искусство...
Однако и понятие декоративности не исчерпывает содержания такого художественного произведения. Не чудится ли в нем стремление преодолеть форму, конкретный образ в некоей постоянной текучести, бескрайности, подобно тому как сам скиф-кочевник был захвачен степным простором, в котором он не находил естественной точки опоры? Не форму, а вечное движение — вот, быть может, что выражает это искусство.
Равновесие между реализмом и стилизацией опять-таки нарушается в поздний железный век на европейских территориях, населенных кельтскими племенами, соприкасавшимися со скифами. Гальштатская культура, художественные изделия которой отличаются строгой прямолинейностью орнамента, сменяется в середине I тысячелетия до н. э. Латенской (Гальштат — город в Австрии, Латен — отмель Невшательского озера в Швейцарии). В изделиях Латенской культуры, особенно декоративных, часто напоминающих скифские, формы людей, зверей и растений растворяются в спиральном кружевном узоре, исполненном буйного динамизма.
