Казимир Малевич - Том 5. Произведения разных лет

Когда чисто материалистическое сознание стало утверждаться революцией, этим самым <была> поставлена проблема об утверждении научной деятельности как точных знаний о действительности. Наоборот, религия как культ и художество стала первым исключенным элементом из государственного бытия как старый элемент быта и культа, старобытие; второе поставлено на третью ступень, так как оно было вымыслом, ничего общего не имеющим с фактором материализма, учением о действительности.

Художество как наитие не могло существовать, и даже с трудом художество как наука, ибо в нем видели элемент старого быта, до появления нового быта, Ленинского. Произошло разделение на художников по наитию и художников по науке. Все должно стать в научные категории и быть производственным, одни производят образы, другие — вещи. Отсюда было сделано наступление против искусства как факта эстетического, не экономического, научного. Другая группировка людей, материалистически мыслящих, пошла против религиозного реализма, утверждая один научный материалистический реализм. Борьбу с искусством как наитием объявили группировки предметно-производственные. Не доверяя организованной необходимости материальных форм в их художественной ценности, они задумали внести в нее благородный элемент художества. Другая же группировка, наоборот, объявила, что искусство, выведенное из поглотивших его двух факторов, церкви и фабрики, сделав его своим средством оформления, может быть самостоятельно и может дать новые формы, ибо действительность его беспредметная. Но теперь вновь смотрят на искусство, что оно есть служитель, лакей или чистоплотная горничная, одевающая барыню, <на искусство смотрят как на> сопровождающее Государство и его святых, идейных героев, в высший художественно прекрасный лик; кроме <того,> убеждены, что из того или иного политэкономического строя и харчевого распределения вытекают и форма и направление искусства, <что их> оно плоть от плоти и кость от кости. Ребенок рождается матерью, каждый харчевой строй рождает искусство, перемена жизни — перемена форм искусства, поэтому оно должно служить и обслуживать эту новую харчевую систему; <это следует> из логики, что рожденный матерью ребенок должен обслуживать ее; в этом его смысл, и мать — его содержание, как впоследствии ребенок — содержание матери. Но факты говорят другое — какой бы строй ни был, а наши архитекторы обуют этот строй в классические сандалии, так что жизнь — жизнью, а сандалии — сандалиями. Другими словами, искусство есть вечное, одно и то же зеркало, которое не изменяется от того, что новый строй лица наступил и что отражает его в себе, не изменяясь само по себе.

К искусству была сделана приставочка, художество — эстетика, отчего оно стало художественное искусство и должно в силу этого охорашивать морду жизни, чтобы она была прекрасным лицом, маникюрщику без ногтей дамских нечего делать, он теряет свой смысл и содержание.

Искусству беспредметному объявлена война предметниками, новому искусству <ставят в вину>, что оно бессодержательно, абстрактно, что оно ни одной морды жизни не охорошит; объявлена война и приставке к искусству — художеству, эстетике, вкусу, так как эти приставки оказались примыслом или вымыслом, но не смыслом самого искусства; но это не временно <так!>. Требуется новый эстетизм, и только более действующий на веснушки и угри. Новые искусства поэтому только и отвергаются, что в них видят анти-художествеиную эстетическую деятельность, не видят искусства, не видят средства от веснушек, и морда жизни остается в веснушках, и с ненаяренными краплаком даже ногтями ног, оно не поправляет бюсты, <новое искусство отвергается потому,> что в нем нет образов, ликов других идей, т. е. таких масок, в которые можно было бы нарядиться; а как только кэ его элементов построить орнамент, декорировать, раздекорировать юбку Государства, то сейчас вызывают сочувствие эстетического порядка, хотя последние могут быть построены не на основе эстетической, подобно любому цветку в поле.

Жизнь художественная пала9. Художник был посажен на паек третьей очереди и получит кусок хлеба, когда будет удовлетворен рабочий, материалист и ученый; его дело в свое время революции было подозрительной нужности, но это в прошлом, когда это казалось ненужным; <тогда> художник и священник были сведены почти на равную ступень, а сегодня это свободные бродяги, которым не только давать, но как можно больше брать с них нужно.

Но, по мере вхождения их в новую религию Ленинизма, они пойдут в ход, станут обслуживать Ленинистский быт, пролеткульт станет первой иконостасной мастерской. Художники старого режима не производят новый быт, они его не усваивают. Религиозные художественные предметы старого режима не вырабатываются, как не вырабатывались в нем языческие амулеты, фетиши; новые фетиши возникли, за ними возникает и «новый художник», ассоциировавшийся в духе. Художественные школы, как эстетические, в смысле отпуска средств на их содержание становятся на третью очередь, <поскольку> еще не выяснена их нужность первоочередная, а на религиозный культ средства вовсе не отпускаются, так как их ненужность очевидна- Кто же и при старом режиме отпускал на образ трупа средства<?> Так заканчивает старая форма свое существование. Художественные школы стремятся соединить с производством образование нового искусства, отношения их, т. е. связать с работами фабрик и заводов, и отдалить от религии и «Искусства для искусства», как и жизнь для жизни. В этом соединении можно усмотреть борьбу с художеством, с его голой эстетикой, ас другой стороны, <стремление> создать новую эстетику или эстетику подчинить новым формам, новой культуре пролетариата и Ленинизма.

Связь художника с фабрикой все же не была ясна, ибо никакому предмету, вырабатываемому на экономических, практически удобных основах, не нужен эстетический элемент, который может ему придать другой вид, форму художества, утяжелить его экономическую, утилитарную гибкость, что и является его содержанием. Этот факт должен быть основой новой культуры пролетариата, эстетика — пережиток в рабочем, пока он рабочий. Каждая вещь техника — это результат технической борьбы двух обстоятельств. Рабочий воспитан на этой вечной дуэли, умение владеть этой шпагой (молотом) должно дать новые формы этого состязания. Часть художников сознательно пошла по этому пути, пути рабочего, назвав свое художественное дело художественным трудом в производстве, но это просто назойливая муха. Такова группа эстетическая, коммунистическая, ставшая на текучести динамической борьбы техники с новой организацией добытых наукою в природе свойств элементов делания вещей. Но при чем тут художественный труд, неужели в новых вскрытых наукою элементах есть и элемент художественный, которым они оформляют вещь<?> Другая пошла в другую сторону, не оформления, а отражения быта — ассоциировавшаяся группа художников, Ленинистская, религиозно-бытовая. Третья группа пошла в отражение фабрично-заводского бытия (футуризм), научно-правильная, выдвигающая элементы — те, над которыми рабочий работает. Четвертая пошла в научный путь. Пятый путь — беспредметно-супрематический.

Приобщать художника к фабрике, к заводу, быту есть историческая ошибка. Случилось повторение аналогии того момента, когда искусство было оторвано от своего научного анализа явлений и приобщено к религии, или самому себе эстетике. Так и сегодня, оторвавшись от религии, искусство приобщается к фабрике, как бы поджидая, что фабрика скоро обратится в церковь, которой нужны будут образа, знамена, хоругви и разные реликвии, амулеты. Какая-то часть материализма отойдет в образ. И действительно, момент такой наступает. Материализм скользнул с ледяного пути, упал на путь религиозный и поднялся и стал видеть все дело свое в образе. Стал бежать с головокружительной быстротой к нему. Перед ним возникают быт, обряд, культ, образ, идея, художество.

Разрушив церковь, лампадно-лампочный старый свет, и утвердив себя, электрический новый свет, фабрика оказалась на религиозном пути лампадно-электрическим светильником, перестала казаться бытием материалистическим, и — «дух Его будет парить над миром» (Преображенский) — в ней появился образ. Фабрика стала церковью, как единственный факт той действительности, которая парит в духе над миром. Гудки стали исполнять обязанности колоколов или органов, мир материалистический стал бежать по религиозному пути, и потому все машины, гудки, рабочие, ораторы стали исполнять функции, соответствующие обстоятельству — новому материалистическому культу. Так все материалистическое со смертью Ленина оформлено его учениками в символизм, образ и дух; фабрики и заводы уже не материальны, а культны, надо ждать нового разбега материи, новых машин. Все производство должно идти на обслуживание новой церкви, ибо все, что ни рождается теперь, рождается в Ленинизме, каждый шаг рождается в пути Ленина, в каждой вещи Ленин, без Ленина нельзя ни шагу шагнуть, как без Бога ни до порога. Отсюда возникают и все последствия быта. Быт должен принять три фактора: обратный счет: 3) материальный, 2) художественный, 1) религиозный. 1) образный, 2) художественный и 3) материальный — обратные категории.