ОБ ИСКУССТВЕ. ТОМ 2 (Русское советское искусство) - Луначарский Анатолий Васильевич
Почти все критики с похвалой отмечают скульптуру Ватагина, Эллонена и графические работы Добужинского, Фаворского, Кравченко и других.
Микель Констанца, сицилианский критик, торопится отметить, что он политически является самым горячим противником нынешней России, но неожиданно для такого политического типа заявляет: «Надо сказать решительно, что нынешняя выставка русских художников оказалась манифестацией радости и триумфа пролетарской идеи». С настойчивостью повторяет критик, что русская революция есть чисто русское явление, что всякий экспорт этой революции был бы вредной вещью, — словом, не только немцу, но и итальянцу это была бы смерть, но русскому это решительно здорово. Такова основная мысль Констанца. Ему нравятся «Триумф» Кустодиева, «Обход Красной Армии у Красноярска»[144] портреты работы Юона. Он считает очень типичным для русского народа Кончаловского. Он находит, что Кузнецов сумел вылить на полотно настоящий ориентальный дух. Он утверждает, что Ассоциация русских революционных художников заслуживает всяческой симпатии и поощрения, и кончает свою статью так: «Наше Возрождение сверкало радостью тела и наслаждения жизнью. Можно ли думать, что какое бы ни было возрождение создаст человеческую фигуру унылой, тощей, как то было во времена средневековья с его аскетизмом? Наша радостная живопись Возрождения была, как и нынешняя яркая русская живопись, выражением особого душевного состояния целого народа. Как такое отражение исторического факта, русская выставка интересна и заставляет задуматься».
Я не буду останавливаться на других отзывах, которых у меня много: я взял наиболее яркие в этом или ином отношении.
В настоящее время мы принимаем предложение участвовать на художественно–промышленной выставке Монца–Милан[145] и устраиваем художественную выставку в Лондоне[146] И мы уверены, что и эти выставки, как и предшествующие, будут сопровождаться высоким моральным успехом.
Резюмируя, мы можем сказать, что иностранцы подтверждают косвенно или прямо наше собственное суждение о русской живописи. Она живет интенсивной жизнью, она много обещает. Да иначе и быть не может! Но есть одна сторона, которую мы должны признать громко, с тем мужеством, с которым мы всегда признаемся в темных сторонах нашей далеко еще не достроенной общественной жизни: материальное положение художников в России — ужасающее!
В последнее время художниками изобразительных искусств переживается столь тяжелый кризис, что многие из самых славных представителей русского искусства вновь устремились за границу, и не потому, что им хотелось бежать с их революционной родины, а потому, что жить им стало больше невмоготу. Необходимо привлечь общественное внимание к этому факту. Случайные ошибки могут привести к опустошению этой многообещающей грани русской культуры. Русскому художнику изобразительных искусств грозит гибель. Надо это прямо сказать. Как и почему, и что делать для того, чтобы предотвратить эту гибель, — об этом поговорим особо.
НА ВЫСТАВКАХ
Впервые — «Известия ВЦИК», 1925, 24 марта, № 67 и 27 марта, № 70.
Публикуется по тексту кн.: Луначарский А. В. Об изобразительном искусстве, т. 2, с. 135—146.
На открытии VII выставки АХРР Луначарский произнес речь, стенограмма которой с сокращениями была издана «Художественной библиотекой АХРР» (выпуск И, изд–во АХРР, М., 1925) под заглавием «Пути искусства. Приветственное слово на торжественном открытии VII выставки АХРР «Революция, быт и труд» 8 февраля 1925 года». Основное содержание этой речи повторено в статье «На выставках». Дополняющие статью выдержки из речи на вернисаже мы приводим в приложении 12 (с исправлениями явных опечаток и стилистических погрешностей стенограммы, редактированной без участия Луначарского издателями «Художественной библиотеки АХРР»).
I
В это воскресенье я второй раз посетил выставку АХРР[147] и был на вернисаже выставки «Бытие»[148]
Первое из впечатлений, которое надо отметить, — это несомненный и большой рост интереса к живописи в массах. Я не говорю еще о массах в собственном смысле слова, о красноармейцах, рабочих–массовиках, крестьянах; но, по всей вероятности, и до них скоро докатится этот интерес, а отдельные экспозиции, может быть, захватывают этот массив уже и сейчас. Но во всяком случае VII выставка АХРР, привлекшая целую компактную толпу в день своего открытия — такую толпу, что нельзя было даже толком рассмотреть картины, — так и продолжает все время посещаться тысячами людей, индивидуальными зрителями и большими экскурсиями. Тут видишь и верхние, в смысле культурности своей, слои рабочих и работниц, и вузовцев, всякого рода школьников вперемежку с трудовой интеллигенцией, и вся эта толпа, как я убедился, находится в повышенном настроении, волнуется, ловит каждое слово руководителей, толкует, спорит, объясняет, критикует.
Выставка «Бытие», к которой я еще вернусь, в общественном отношении менее интересна и менее способна зацепить настоящего массового зрителя, но и ее открытие привлекло очень много публики.
Ток замкнулся, художник явно находит своего зрителя, зритель явно начинает узнавать в художнике своего художника. И в этом явлении, несомненно, великая заслуга АХРР — не столько отдельных художников, сколько общественного направления организации в целом.
Мы привыкли ругать АХРР, мы справедливо находили на первых ее выставках слишком много картин слабыми и подражательными, причем особенно слабы с художественной точки зрения были картины на симпатичные нам темы, которыми АХРР сразу же козырнула. С разных сторон раздавались толки, что среди ахрровцев много людей, которые подлаживаются, которые угодничают, которые продали кисть чистого живописца за чечевичную похлебку и требуют себе награды за «революционную халтуру».
Во всем этом была частичная правда, но все же правда именно частичная. Как всегда, наиболее злобные критики были не правы в самом главном. Не следует направлять против революционно–прогрессивных явлений такую яростную, злобную критику: в них всегда есть живая душа. И, наоборот, не надо слишком доверчиво воспринимать самые гордые и мнимо возвышенные позиции, когда они «чуть–чуть» попахивают контрреволюцией, так как они неизбежно приводят к декадансу и пустоте.
Теперь уже видно, что технически АХРР растет, что наиболее талантливые ее представители приспособляются к новым сторонам жизни, художественно отражать которую они взялись, что в АХРР втягиваются большие мастера, увлекаемые общим потоком.
Теперь уже видно, что настоящая искренность преобладает здесь; а главное — видно, что лозунг подхода к искусству со стороны темы, со стороны сюжета оказался абсолютно оправданным.
В самом деле, еще нельзя сказать, чтобы на VII выставке было много удачных картин, даже нельзя сказать, чтобы на ней была хоть одна картина в полном смысле слова, то есть такая, которая имела бы волнующий жизненный сюжет и была выполнена как действительная красочная симфония, как крепкая конструкция образов, которые жили бы потом в вашем воображении, в вашей памяти, как «Запорожцы» Репина или «Боярыня Морозова» Сурикова.
Но хотя такой картины еще и нет на выставке, и даже таких произведений, которые могут быть более или менее серьезными приступами к ней, тоже немного (по крайней мере удачных), — все же сейчас наша публика, низовая публика, а вместе с ней, в сущности, и вся публика, кроме нескольких шипящих по углам эстетов, признала выставку АХРР за общественное событие, волнуясь, глотает глазами дар художников, будет радоваться их успеху и прощать им временные неудачи.
Некоторые озлобленные «мастера» и «эстеты» говорили мне: «АХРР развращает неопытную публику, бросает ей приманку в виде сюжета и заставляет попасться на крючок халтурного искусства. АХРР портит вкус публики, понижает ее требовательность».
