Илья Смирнов - Время колокольчиков
-- Утром была репетиция, -- сообщил друг, дежурив
ший в режимном учреждении с утра.
-- Репетиция прямого эфира?
* См. "Улитку на склоне" Стругацких.
242
-- Да. Вопросов и ответов. Девочек у телефонов предупредили: во время съемки не сидите просто так, а делайте вид, что слушаете и записываете.
Я засмеялся: это уж ты клевещешь на советскую действительность, -- и отправился в зал, напевая себе под нос старую песенку Градского о "лапинском", доперестроечном телевидении:
...А за этим, сна не зная, редактура наблюдает, Репетирует, когда, зачем и кто, Кто заплачет, кто завоет, кто утешит, успокоит, Кто споет -- не дай Бог, ежели не то.
Как только зрителей рассадили по секторам маленького цирка, я увидел шустрого молодого человека, который давал каждому сектору указания, как похлопать, когда потопать. После чего на "пятачок" в центре выходили разные группы и изображали под фонограмму страшное увлечение игрой. Потом, отложив инструменты, экспромтом, легко и остроумно, как Маяковский на диспуте, отвечали на отрепетированные с утра вопросы. Доверчивые телезрители должны были определить победителя в "честном" турнире.
Зрелище не уступало прославленному "Muppet Show". Но никто не позволил себе ни словом, ни жестом выразить сомнение в происходящем. Я смотрел в грустные глаза серьезного музыканта Романа Суслова и пытался понять: ему-то что здесь нужно? Ведь никогда в жизни ни Искандер, ни Астафьев, ни Анатолий Васильев не согласились бы опуститься до "Литературного" или "Театрального ринга" такого сорта.
Впрочем, я-то пришел сюда по делу. В нужный момент. мне должны были передать микрофон и обеспечить произнесение в эфир нескольких слов -- о коллеге выступающих сегодня музыкантов, который, может быть, смотрит эту передачу в лагере на Северном Урале. Накануне мы получили очередную порцию отписок из прокуратуры и Верховного Суда по делу Новикова.
Оставалось пять минут. Модно одетые мальчики и девочки вокруг прилежно, как в передаче "Веселые старты", хлопали и топали. Ученые дяди задавали сложные вопросы, придавая "Рингу" известный академический лоск. В секторе напротив воседал "весь синклит" из НМЦ в окружении свиты длинноволосых, припанкованных, увешанных модными "фенечками" музыкальных юношей, которые хотели ездить на гастроли не только в Рязань, но в Лондон или Париж.
243
И тут я понял, что случится, если я обломаю им кайф. Нет, меня не сдадут в милицию и даже не выключат микрофон. Зачем? Мне не дадут говорить сами музыканты: "Это не к нам вопрос, а к прокурору. Ха-ха-ха". Зрители прервут возгласами с мест. Тусовка будет дружно хохотать. Ведь сценарий не навязан им сверху начальством, это их родное, взаимовыгодное дело, и они не допустят, чтобы в него вмешивался с посторонними вопросами кто-то не из их круга:
Я сказал: "извините, микрофон мне не нужен", и направился к выходу, не дожидаясь окончания турнира.
РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПЕРВЫХ И ПОСЛЕДНИХ
С амплитудой всего в два года судьбу героев нашей истории "запятым по пятам, а не дуриком" повторило демократическое движение в политике. Правда, академик Сахаров не дожил до того времени, когда слово "демократ" стали воспринимать как ругательство. Хотелось бы разобраться в той тягостной закономерности, по которой благородное дело самоуничтожается самим фактом своего торжества, а у рыцаря, одолевающего дракона, немедленно вырастают хвост, чешуя и прочее, отнюдь не из рыцарской экипировки.
Здесь нам придется с порога отвергнуть многие расхожие объяснения, как то: "советский рок погубила коммерция". То, что у нас называют "коммерция" так же похоже на комерцию, как наш портвейн на славное вино из Порту. Система, уничтожившая рок, не имела ничего общего с западным шоу-бизнесом: плоть от плоти сталинской феодально-крепостнической экономики, она должна рассматриваться в ряду таких явлений как "плодовощторг" или "общепит". Тот, кого не убедила в этом прочитанная книга, может устроить простой эксперимент, поставив на видеомагнитофон сначала "All that jazz" Боба Фосса, а затем -- по выбору -- "Как стать звездою", "Наш человек в Сан-Ре -мо" или любое подобное произведение. Если, конечно, хватит сил досмотреть второй фильм до конца. Другой миф -
244
Художник В. Гаврилов.
245
советская эстрада победила демократическим путем, поскольку соответствовала уровню развития нашего народа. Забавно, но этот тезис с наибольшим энтузиазмом отстаивают как раз те, кто сделал все возможное, чтобы помочь народу сделать именно такой "выбор". Это напоминает не к столу рассказанный анекдот про пьяного, которого тошнило в переполненном метро: "Я -- свинья?! А на себя-то посмотрите!" Безусловно, есть определенный процент населения, который предпочитает потреблять суррогаты. В результате массового алкоголизма и плохой работы медико-генетических консультаций у нас этот процент выше, чем в некоторых других странах. И тем не менее, в литературе в те же 87--90-е гг. "Космическая проститутка" не истребила начисто ни Искандера, ни Солженицына, ни Стругацких, ни Эко.
Рок уступил "ласковому маю" прежде всего потому, что добровольно отказался от своих природных преимуществ и принял бой на чужой территории, где занимающая командные высоты бюрократия была безусловно на стороне "социально близких" мальчиков, открывающих рот под фонограмму, а не Майка или Шевчука. Художнику, расписывающему стену фреской, трудно работать наперегонки с маляром, который закрашивает ее из пульверизатора. "Честная демократическая конкуренция" для рокеров выразилась в том, что их как художников не только приравняли, но поставили в худшее, по сравнению с маляром, положение. Впрочем, их никто не заставлял на такие условия соглашаться.
Важно учитывать и то, что при перестройке рок быстро утратил уникальность положения "заповедника свободы" -- началась массовая эмиграция в "чистую" религию, политику, литературу многих деятельных участников рок-движения, причем как раз лучших в интеллектуальном и нравственном отношении. Вакантные места немедленно занимали тусовщики, привлекаемые модой и большими деньгами.
Но все эти объяснения скользят по поверхности явлений. Они слишком лестны для нашего самолюбия, чтобы объяснить нелестную реальность. Мы так и не поняли нашей любимой песни: "здесь первые на последних похожи".
Подобно афганским моджахедам, рокеры были непобедимыми партизанами, и они оказались точно так же не способны извлечь из завоеваннной свободы ничего доброго ни для себя, ни для окружающих. До тех пор, пока на общество давил один исполинский пресс, ситуация была проста как диод: играешь ты на "да" или не "нет", и в та
кой ситуации мы знали, что делать. Многовариантный выбор привел нас в растерянность:
Но если все открыть пути,
Куда идти и с кем идти,
И как бы ты тогда нашел свой путь?
(То, что Макаревич из 70-х годов разглядел саму возможность такого сюжета, достойно удивления не меньше, чем подводная лодка, предсказанная Жюлем Верном.)
Главный враг оказался не вовне, а внутри каждого. Ведь общество -целостный организм, в котором подпольная часть пусть не *ак явно, как официальная, но все равно несет на себе отпечаток системы. А то, что мы называли "хомо советикус", в действительности уходит корнями куда глубже 1917-го года. Еще античные авторы писали об особенностях психологии, отличающих раба от свободного гражданина -- хозяина отцовской земли, наследника славы предков, участника народного собрания в родном и любимом городе. Они же отмечали, что в обществах тотального рабства несимпатичные "рабские" качества свойственны всем: от низшего пролетария до вельмож и интеллектуальной элиты. "Здесь первые на последних похожи". А последние -на первых. Революции рабов ведут к новой диктатуре новых рабовладельцев.
Замкнутый круг не разорвать усилием мышц. Путь к настоящей свободе труден и долог. Но не безнадежен.
Герои книги сделали на этом пути только самые первые шаги.
Не исключено, что "искра электричества" в нашей стране возродится -может, под каким-то другим названием. Но это будет уже совсем другая история.
246
247
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
М. Тимашева, А. Соколянский:
ЛИКИ РУССКОГО РОКА
В отличие от молодых бунтарей Европы и Америки, отечественные "шестидесятники" -- поколение довольно взрослых (или до времени повзрослевших) и сравнительно тихих людей. Залихватскому буйству рок-н-ролла они навсегда предпочли вдумчивую зоркость "бардов": первые песни протеста были у нас умны и негромки. Оглядываясь на своих страших братьев, рокеры впервые впитывали в себя уважение у слову, тем более что и играть им, за отсутствием электрогитар, часто приходилось на "акустике", компенсируя слабость звука напряженностью мысли. По возрасту наш рок моложе мирового лет на десять, но рос он с удивительной быстротой, опережая в слове и смысле доступные возможности техники.
Человека, равно любимого двумя поколениями, связавшего два поколения, звали Владимир Высоцкий. Было бы глупо втискивать его в "рокеры", несмотря на то, что многие его песни (скажем, "Парус" /"А у дельфина взрезано брюхо винтом".../) гораздо ближе к канонам рока, нежели к бардовской традиции. Но сказать, что без Высоцкого отечественный рок рос бы по-другому и гораздо медленее -- только справедливо.
