Татьяна Маврина - Цвет ликующий
8.1.74. Пришел Буров, сел в кресло и с осанкой министра рассказал, как в комитетском худсовете председатель Гончаров, правая рука его Бисти, он же, Гончаров, ругал Кукрыниксов — никакие художники и пр., — и все поддержали.
12.1.74. Читаю сказки для Либет, соб. Карнауховой. Северные. Рассказаны совершенно прелестно. Читаю с удовольствием, хоть и не все нужно. Страшные — хороши, волшебные оживают от какой-то дали современности. Вечером увидала Плеяды, звезд много, небо тесное.
14.1.74. Вчера долго говорил со мной блоковед С. С. Лесневский. У него выходит в «Мос. Раб» книжка о Блоке. Моя заявка его тоже привлекает. Познакомил нас Алянский.
15.1.74. Попался под руку календарь с японскими картинками. Какое необыкновенное, совсем особенное, интеллигентное искусство. Вот теперь я ясно вижу, откуда вышла вся Европа, импрессионизм и все до сих пор, каноны красоты и вольности. Но откуда они сами? И давно ли? Нет времени, а надо все это разузнать. А то я вроде Америку открыла. А это всем давно ясно и понятно. Отдала книгу Дороша в Публицистическую редакцию в Детгизе. Они, кажется, включили его в «хвостик» от 1975 года.
1.2.74. Приходила Лена Жукова — остригла свои волосенки, красит их хной черной и выглядит мальчишкой. Долго считала и записывала рисунки Н. В., что они покупают вместе с теми, что выставлены на академической выставке. Опять мне напоминание, что надо что-то дать на выставку книги. Но это все заботы покойника. А зима-то кончается, и ни одного зимнего пейзажа не написано. Занималась весь день палеографией. Вечер без звезд.
6.3.74. Писала усердно о Пушкине. Кабы вы знали, как он мне надоел. Поживешь в мыслях с Пушкиным, чему-нибудь хорошему наберешься, а свое плохое позабудешь. А мне мое плохое, может, больше нравится.
10.3.74. Вот опять мне на ум пришла рублевская «Троица» и голубые пейзажи П. Кузнецова, что мы с Ан. видели позавчера в ГТГ. Это же совершеннейшее и непонятное чудо! Кузнецов даже лучше Рублева, где все же чувствуется зализанность реставрации — у него все свое, и тона сохранились хорошо и «голубец» и общее месиво, без сучка и без задоринки, при вольном мазке, лучше всего.
16.3.74. Был у нас вечером Ал. Ник. Савинов, «лучший искусствовед Ленинграда». Скучный, разговор велся на перекладных.
Перечитала свою писанину о Пушкине — не нравится мне что-то, неизвестно, зачем я пишу.
29.3.74. Читаю Канта, и мне нравится. Вчера сделала Гунсту экслибрис с надписью на шкуре зайца «Книга Е. А. Гунста, а онъ дает книги только тому, кто их не дает никому». Что-то в этом роде. Послала.
9.4.74. Пейзажи в альбоме начинают выходить, появилась цель в жизни.
4.5.74. Приходил Костин. Рассказ о посещении художницы Корсаковой, что делает без конца иллюстрации к Достоевскому, водяные краски очень жидко и где-то что-то. Пользуется успехом. Показывает как «жрица тайны Изиды». Про нее мы давно уже слышим, когда-то она нас настойчиво звала, но мы не поддались. Все, что прикрывается Достоевским, подозрительно.
17.5.74. Ан. поехала на вернисаж Тышлера. А мы в лес. Читала потом воспоминания Милашевского. Все «очень» интересно. А к чему мне все это интересное, что было. Интересно только то, что есть. Вот рисунки Пикассо! А волосы Глебовой-Судейкиной цвета цинандали — бог с ними.
25.5.74. Лев купил и оформил машину, и мы в два часа поехали в ГТГ на выставку икон XII века. Народ оказался интереснее икон, которые повешены плохо в разбивку, одна на стене, и везде блестит и отсвечивает. Народ чудной, иностранные дамы в штанах. Юноши — Рафаэли. Выехав, соблазнилась Кадашами и нарисовала, а после дома даже написала.
28.5.74. Поехала-таки на Юго-Запад на выставку Тышлера. Сидят два сгорбленных человека: Флора и Тышлер. «Ах, Марринок». Целуемся, он потный, видно, сердце сдает. Выставка прекрасна, как музыка или песня вечером, голубое, цвет нефтяной. Голубым же проведено по всем белым и просто деревянным рамкам. Так все объединяет. Кроме старых тем — космонавты летят, впереди женское лицо или рука. С черепами фашисты мне не понравились. Наговорив наскоро комплиментов, простилась и поехала на шпалеры. Праздник не на каждый день. Дома Н. В. рассердился, что я гуляла, а он сидел дома и даже обрадовался, что загорелось полотенце, вот, дескать, до чего доводят выставки! Но потом все обошлось, и мы пошли в лес слушать зябликов.
2.6.74. С дачи ездили со Львом и Женей в Загорск. Там уже чувствуется праздник. Сидели завтракали на парапетах, я рисовала беззастенчиво близко, нос к носу, и никто не обратил внимания. Всяк был занят своим праздником.
6.6.74. Каталог ГТГ «Советская графика», где на обложке акварель Милашевского, а внутри разворот Н. В. к «Левше» цветной, есть даже Тышлер, меня нет, конечно. Выставка Тышлера вместо 4-х недель закрывается через 2, приглашение на обсуждение «творческий вечер», на гектографе — доклад Каменского. Поет в саду целый день жаворонок.
14.6.74. Писала едоков мороженого, но что-то все у меня не ладится. Вчера прочитала в «Дет. лит.» статьи нескольких художников на тему «Мой Пушкин и как я его иллюстрировал». Моя статья мне показалась лучше всех и рисунки тоже. Впадаю в нарциссизм. Но это не помогает работать. Проклятая выставка в ГТГ показала ненужность этой работы, и никак себя не пересилишь, хоть ничего и не болит и могла бы написать что-нибудь путное.
20.6.74. Рукопись выступления А. К. о Тышлере — я ее с пятое на десятое прочитала. Хвалебно и даже иногда неплохо. Считает его чуть ли не в одном ряду с ОСТовцами — Гончаровым и пр. «Фантасты» они де все были. Видно, нельзя сказать правду. Одна мысль мне понравилась, он цитирует Бахтина, что искусство это некий «карнавал» (его еще любил Дорош). Вот и у Тышлера карнавал. И он не вернисажный эстет, а странствующий музыкант, что в ветхой одежде играет на крестьянской свадьбе. Это последнее не подходит к Тышлеру.
Анимаиса рассказала, как она была на Джоконде, несмотря на стекло, увидала ее загадочное лицо злой женщины, «монахини Дидро», как говорит Н. В., «гермафродита», как говорю про нее я, с чьих-то слов. Я приколола булавкой на ковре билет с ее лицом и иногда поглядываю, иногда кажется женщиной даже красивой и складной, а иногда толстой булкой с хитрым прищуром.
4.7.74. Телеграмма о смерти Сергея. Дала деньги Анимаисе на венок от сестер — если удастся. Я не поеду его хоронить. Пожалею о Сергее потом, а сейчас не могу, занята глядением на мир божий. Так он хорош. И блоковское путешествие, и травы кругом. Ветки, наползающие на дорогу.
12.7.74. Если Тышлеру писать цветы, то конечно — розы. Так и было. Написаны розы, я бы сказала, по-фальковски, но в той же тышлеровской нефтяной гамме. Когда пишут, что он из ОСТа и его друзья — Пименов и А. Гончаров да Дейнека, то этому верить не хочется. Какое-то недоразумение. Что общего у стихов и трактатов?
15.7.74. Глядела рисунки Пикассо — чувствую свое убожество. Плохо я рисую, мало я рисую. Надо хотя бы себя в зеркале рисовать каждый день. На небе звезды.
22.7.74. Анимаиса привезла чудный альбом Алпатова «Живопись древнерусских икон». Еще привезла «Советское искусствознание» («Сов. худ.», 1974, редакция Овсянникова), собрание статей в основном докторов. Это называется искусствоведение. Ведать надо, как, что и почему мы делаем, а мы и сами не знаем. Как говорится, им виднее с горы.
26.7.74. Дописала букет и два пейзажа на торшоне. Не очень они мне по душе. На мягкой бумаге было лучше.
4.8.74. Прислали мне из «Вечерки» мою статью, всю переделанную «ближе к современности». Это и смешно, и гадко. Как бы с ними расплеваться. В субботу встретила на бровке Андронова, говорили о живописи. У него почему-то очень белые ногти.
12.8.74.
О жизнь моя без хлеба,Зато и без тревог.Иду. Смеется небо,Ликует в небе Бог.
Федор Сологуб.
24.8.74. Написала букет «Сказки Пушкина». От большого света — и он вышел светлым.
31.8.74. Получила два письма — одно с тягомотиной, другое — от Пистуновой с набатом. Если не преувеличивает, то со сказками меня ожидает беда. Назвала букет со свечкой «Дурные вести».
5.9.74. Гуляли в лесу, по дороге встретили Варнавицкую — приглашала на женскую выставку — я отказалась, как всегда. Наверное, это возмущает всех московских деятельниц.
7.9.74. Снились семейные кошмары: мы вернулись с дачи, а квартира занята Катериной, Лидией и др. Все книги аккуратно завязаны в белую бумагу, в комнатах чужая жизнь, а вы можете жить в мастерской? Я пыталась протестовать, выходила из себя, трепала кого-то за уши. Слава богу, проснулась — ничего нет.
