Анатолий Луначарский - ОБ ИСКУССТВЕ. ТОМ 2 (Русское советское искусство)
Барбантини продолжает: «Такая поверхностность в русской живописи может отчасти зависеть от особенностей нынешней эпохи в России: время политически смутное неблагоприятно для артистических произведений. Французской революции соответствует неискренняя, чисто головная живопись, а патриотическая ажиотация XIX века в Италии в значительной степени ослабила и ее художественно».
Вот тут уже невольно разводишь руками. Как же это так! Неужели надо признать и раннее Возрождение и все развитие классической итальянской живописи происходившими в тишине, без политических потрясений! Неужели можно сравнивать ту кипучую общественную борьбу, которая велась в эпоху великого итальянского мастерства, с той провинциальной тихой жизнью, которая наступила в XVIII, мертвом для итальянского искусства, и в XIX, полумертвом, веках? Для Барбантини Мадзини, Гарибальди и все, что вокруг них, — есть патриотическая ажиотация, а великий и по–своему революционный патриотизм Данте и Микеланджело им почему–то не ощущается совершенно… Несправедливо также его замечание о французской революции. Конечно, в самую эпоху революции, которая к тому же была недолгой во Франции, живопись еще не успела развернуться, хотя зачислять Давида во второстепенные художники никто не смеет. Ведь потом из него вышел тот Энгр, которому сейчас поклоняются, а из революции — вообще все романтики с Делакруа во главе. Без революции ни подлинный неоклассицизм Энгра и его школы, ни великолепный взлет романтиков были бы попросту немыслимы. Между тем то был результат надорвавшейся, погибшей революции, а что может дать победоносная революция, этого мы еще не знаем.
Это, может быть, и должны показать русские художники, если не сейчас, то в недалеком будущем.
Сделав все эти критические замечания, Барбантини приводит соображения, мной уже вышеупомянутые, об огромной значительности выставки именно как свидетельства о нынешней культуре России в отличие от более «базарных» павильонов.
Коммунистическая газета «Унита» также отметила большой статьей нашу выставку. Останавливаясь на «левых», коммунистический критик заявляет: «Скажем сразу, что произведения этой группы (экстремистов) оставляют рабочих посетителей выставки совершенно холодными». Он только торопится прибавить, что, вероятно, работы таких мастеров привели к некоторым находкам, обогащающим общую технику живописи. Далее он с симпатией останавливается на картинах, отражающих революционные моменты, на тех «общедоступных» картинах, по которым как будто бы с некоторой иронией скользнул Барбантини. <…>
Много интересного высказывает об отдельных художниках Ур Неббиа в большой статье, напечатанной в болонской газете. Говоря о кубистах и супрематистах, Неббиа замечает: «Здесь мы видим образчик того направления, с которым мы многосторонне знакомы. По–видимому, в современной России оно найдет себе применение в декоративном искусстве, в особенности в театре. Оно отчасти соответствует любви русских к колоритности, к оригинальности и рядом с этим к рационализму и абстракции. Сейчас такая живопись может иметь только локальный русский интерес». <…> О «Бубновом валете» Неббиа говорит, что эта группа «сезаннистов» объединяет наиболее талантливых художников России. На первом месте он ставит В. Рождественского, который, по его мнению, соединяет чисто формальные искания с большим внутренним дарованием и возбуждает серьезные надежды. В Кончаловском он находит силу и солидность построений, богатство экспрессивных средств, горячность темперамента с врожденной тонкостью вкуса и свежестью вдохновения. О Машкове и Куприне также упоминает с похвалой. Как о хорошем ученике Сезанна говорит о Лентулове; более, чем все они, рафинированным и патетическим кажется критику Роберт Фальк. О Павле Кузнецове говорится, что его произведения сильны по впечатлению, оригинальны по лежащим в их основании восточным материалам. Критик отмечает у Кузнецова экспрессивную простоту и некоторую небрежность техники, которые, конечно, вполне произвольны, но кажутся критику несколько мозговыми. Живейшее декоративное чувство признает он за Сарьяном. Он называет его картины «фантазиями, конкретизованными из действительности». Из остальных художников критик отмечает Кустодиева и называет его «ловким, иллюстративным, богатым колористом». Больше всего нравятся ему «Купчиха» и «Зимний пейзаж». Признает он также высокое мастерство Архипова, Крымова. О художниках АХРР Неббиа говорит, что они знаменуют собою новое течение, противящееся абстрактному подходу к жизни, и находит, что этим доказуются способности русского искусства идти по тому же пути протеста здравого смысла против чрезмерного капризничанья, на которое вступила теперь бесповоротно Европа. На первом месте здесь поставлен К. Юон, выделен и Петров–Водкин.
Почти все критики с похвалой отмечают скульптуру Ватагина, Эллонена и графические работы Добужинского, Фаворского, Кравченко и других.
Микель Констанца, сицилианский критик, торопится отметить, что он политически является самым горячим противником нынешней России, но неожиданно для такого политического типа заявляет: «Надо сказать решительно, что нынешняя выставка русских художников оказалась манифестацией радости и триумфа пролетарской идеи». С настойчивостью повторяет критик, что русская революция есть чисто русское явление, что всякий экспорт этой революции был бы вредной вещью, — словом, не только немцу, но и итальянцу это была бы смерть, но русскому это решительно здорово. Такова основная мысль Констанца. Ему нравятся «Триумф» Кустодиева, «Обход Красной Армии у Красноярска»[144] портреты работы Юона. Он считает очень типичным для русского народа Кончаловского. Он находит, что Кузнецов сумел вылить на полотно настоящий ориентальный дух. Он утверждает, что Ассоциация русских революционных художников заслуживает всяческой симпатии и поощрения, и кончает свою статью так: «Наше Возрождение сверкало радостью тела и наслаждения жизнью. Можно ли думать, что какое бы ни было возрождение создаст человеческую фигуру унылой, тощей, как то было во времена средневековья с его аскетизмом? Наша радостная живопись Возрождения была, как и нынешняя яркая русская живопись, выражением особого душевного состояния целого народа. Как такое отражение исторического факта, русская выставка интересна и заставляет задуматься».
Я не буду останавливаться на других отзывах, которых у меня много: я взял наиболее яркие в этом или ином отношении.
В настоящее время мы принимаем предложение участвовать на художественно–промышленной выставке Монца–Милан[145] и устраиваем художественную выставку в Лондоне[146] И мы уверены, что и эти выставки, как и предшествующие, будут сопровождаться высоким моральным успехом.
Резюмируя, мы можем сказать, что иностранцы подтверждают косвенно или прямо наше собственное суждение о русской живописи. Она живет интенсивной жизнью, она много обещает. Да иначе и быть не может! Но есть одна сторона, которую мы должны признать громко, с тем мужеством, с которым мы всегда признаемся в темных сторонах нашей далеко еще не достроенной общественной жизни: материальное положение художников в России — ужасающее!
В последнее время художниками изобразительных искусств переживается столь тяжелый кризис, что многие из самых славных представителей русского искусства вновь устремились за границу, и не потому, что им хотелось бежать с их революционной родины, а потому, что жить им стало больше невмоготу. Необходимо привлечь общественное внимание к этому факту. Случайные ошибки могут привести к опустошению этой многообещающей грани русской культуры. Русскому художнику изобразительных искусств грозит гибель. Надо это прямо сказать. Как и почему, и что делать для того, чтобы предотвратить эту гибель, — об этом поговорим особо.
НА ВЫСТАВКАХ
Впервые — «Известия ВЦИК», 1925, 24 марта, № 67 и 27 марта, № 70.
Публикуется по тексту кн.: Луначарский А. В. Об изобразительном искусстве, т. 2, с. 135—146.
На открытии VII выставки АХРР Луначарский произнес речь, стенограмма которой с сокращениями была издана «Художественной библиотекой АХРР» (выпуск И, изд–во АХРР, М., 1925) под заглавием «Пути искусства. Приветственное слово на торжественном открытии VII выставки АХРР «Революция, быт и труд» 8 февраля 1925 года». Основное содержание этой речи повторено в статье «На выставках». Дополняющие статью выдержки из речи на вернисаже мы приводим в приложении 12 (с исправлениями явных опечаток и стилистических погрешностей стенограммы, редактированной без участия Луначарского издателями «Художественной библиотеки АХРР»).
I
В это воскресенье я второй раз посетил выставку АХРР[147] и был на вернисаже выставки «Бытие»[148]
