Лев Вагнер - Айвазовский
Событие, изображенное Айвазовским на картине, имело место 31 августа 1714 года. Еще в Петербурге, готовясь к будущей работе, художник тщательно изучал чертежи русских кораблей того времени, оснастку судов, вооружение. Книги и рассказы моряков дополняли эти сведения, а развитое воображение помогло явственно представить события давних лет. Айвазовский назвал картину «Петр I при Красной Горке зажигает костер для подачи сигналов флоту».
Вслед за этой работой Иван Константинович приступил к картине, которую обдумывал очень давно. Еще мальчиком он уносился в мыслях в далекую сражающуюся за свою свободу Грецию. Тогда в Феодосии только и говорили об этой маленькой, но героической стране: и местные греки, и моряки, и даже торговцы на базаре. И первые его рисунки на феодосийских заборах также изображали предводителей греческих повстанцев. А сколько было радости в его родном городе, когда пришла весть о Наваринском сражении. В тот день феодосийцы повторяли два имени — корабля «Азов» и его командира Лазарева.
Через одиннадцать лет после этой битвы, во время десанта в Субаши, он был обласкан легендарным героем Наварина. Из уст самого Лазарева и его учеников Нахимова и Корнилова он слышал о величайшем морском сражении, о тех, кто был в этот день на «Азове». С тех самых пор зрел в нем этот замысел. Много героических сражений в летописи русского флота, но Наваринская битва — самая величественная страница. Это был самоотверженный подвиг во имя свободы другой — порабощенной — страны. Ровно десять лет вынашивал свой замысел Айвазовский.
На картине «Наваринский бой» изображена схватка русского флагмана «Азов» с головным турецким кораблем. Кругом огонь, удушливый желтовато-коричневый дым. Страшные взрывы потрясают воздух, шипят падающие в воду ядра, гудит воздух… «Азов» успел получить сто пятьдесят три пробоины, но продолжает сражение и топит неприятельские корабли…
Весной художник решил ознаменовать свое возвращение в родные края праздником, который остался надолго в памяти его сограждан. Ведь в этом году исполнялось десять лет, как началась его художественная деятельность.
Вся Феодосия приняла участие в празднике. Многочисленные гости прибыли из Симферополя, Севастополя и других крымских городов. Среди гостей присутствовал постаревший, но все еще бодрый Александр Иванович Казначеев. Он гордился близостью к знаменитому художнику и подчеркивал свое отеческое к нему отношение.
С самого раннего утра горожане собирались на улицах. На берегу моря расположились веселые группы празднично одетых, танцующих и поющих феодосийцев. Разукрашенные рыбачьи лодки салютовали Айвазовскому, который вышел на балкон и был радостно встречен ликующей толпой. Женщины, девушки и дети стали бросать художнику букеты цветов. Но внезапно шум утих. Перед балконом на ярком новом коврике уселся старый Хайдар и заиграл на скрипке.
Айвазовский и почетные гости спустились вниз.
Окончив торжественную мелодию, вызвавшую шумные рукоплескания и возгласы в честь Айвазовского, Хайдар заиграл веселые, задорные танцевальные мотивы. Юноши, девушки, мужчины и женщины закружились в танце, а старики подпевали и притопывали в такт ногами. Те, кто пободрее, тоже пустились в пляс. Кто-то подхватил Айвазовского и увлек в круг молодежи. Он танцевал со всеми, пел и веселился. Теперь уже не один Хайдар играл — подоспели и другие музыканты. Музыка и пение радостно звучали над праздничной Феодосией. Но вдруг с рыбачьих лодок раздались громкие удивленные возгласы. Музыка умолкла. Все повернулись к морю. В феодосийскую бухту входила эскадра из шести военных судов. Впереди под всеми парусами шел линейный корабль «Двенадцать апостолов». Это Севастополь направил в Феодосию своих посланцев приветствовать художника моря, живописца Главного морского штаба в день его праздника.
С линейного корабля уже спустили шлюпку. Через несколько минут она причалила, и из нее вышел командир корабля «Двенадцать апостолов» Владимир Алексеевич Корнилов с группой флотских офицеров в парадных мундирах. Корнилов сердечно приветствовал Айвазовского и представил ему сопровождающих его офицеров. Иван Константинович и севастопольские гости, окруженные ликующим народом, направились на Приморский бульвар к дому командира феодосийской отдельной роты внутренней карантинной стражи.
В полдень там открылась выставка картин Айвазовского. На ней были картины: «Буря на керченском рейде», «Феодосия при восхождении солнца», «Ночь над приморской частью Одессы», «Константинополь при захождении солнца», «Севастополь перед полуднем», «Монастырь св. Георгия ночью близ Севастополя», «Захождение солнца над Троей», «Милос при утреннем солнце», «Бурная ночь на море», «Сцены общественной жизни в Константинополе — прогулка турчанок в каюке», «Турецкая кофейня».
Под вечер вся Феодосия собралась на даче известного русского генерала Петра Семеновича Котляревского. Большинство собравшихся было уверено, что там вновь повторятся утренние песни и пляски. Но неожиданно из степи примчалась большая группа всадников. На праздник явились знаменитые джигиты из окрестных деревень.
После скачек в саду вспыхнул фейерверк.
С фейерверком, сверкающим в саду, состязались военные корабли, стоявшие на рейде. С наступлением сумерек реи кораблей вспыхнули огнями от разноцветных фонарей, а когда начался фейерверк на даче Котляревского, по бортам кораблей то и дело зажигались фальшфееры[15].
Поздно ночью ужинали в иллюминированном саду. А потом опять возобновились музыка, танцы и песни.
Начинало светать. Был четвертый час утра. Гости стали расходиться. Хозяева дома уговаривали Айвазовского остаться отдохнуть у них, но феодосийцы, подхватив художника на руки, украсили его голову венком из свежих цветов и понесли с песнями по улицам Феодосии до самого дома.
Три дня не прекращалось веселье в Феодосии.
Честолюбие Ивана Константиновича было удовлетворено: он, бегавший когда-то здесь босиком, становился отцом родного города.
«Передо мной явилась ты…»
В том же 1846 году Айвазовский привез свои новые картины на выставку в Петербург. Опять, как прежде, около них толпились восхищенные зрители. Все в один голос признавали, что у Черного моря талант художника возмужал и окреп. Газеты утверждали, что каждое новое творение — какое-то невиданное в искусстве сияние красок и света.
Прошло ровно десять лет, как Айвазовский впервые выставил свои картины в Академии художеств. Их тогда видел Пушкин. Поэт обласкал юного художника. С этого дня Айвазовский вел счет годам своей жизни в искусстве. Газеты отметили юбилей. Нестор Кукольник напечатал биографический очерк с портретом художника. Отметила его заслуги и Академия художеств. В марте 1847 года Совет Академии определил: «Академик Иван Айвазовский необыкновенными успехами в искусстве и многими истинно превосходными творениями по части живописи морских видов заслуживает возведения в звание профессора по этому роду художеств».
Профессору Айвазовскому не было тогда еще полных тридцати лет.
Зимние месяцы Айвазовский решил провести в Петербурге. В столице художник не отступал от заведенного образа жизни, первую половину дня работал в мастерской. Вечером или бывал в театре, или посещал знакомые дома. В ту зиму многие петербургские барышни и их мамаши прикидывали, как завлечь в сети Гименея прославленного художника. Айвазовского это сперва забавляло, но потом стало тяготить. Однажды он был зван на вечер в богатый дом, где были две девицы на выданье. Хозяин дома был близким знакомым Одоевского. Айвазовский хотел уже отказаться, но присутствовавший при разговоре Одоевский сказал, что на вечере будет Глинка, который намеревался исполнить только что написанный романс «Ты скоро меня позабудешь».
Послушать игру и пение Глинки разрешили и младшим детям. Те пришли в сопровождении молодой гувернантки-англичанки. В строгом темном платье, с просто причесанными на прямой пробор волосами, она выгодно выделялась среди толпы разряженных, сверкающих драгоценностями дам и девиц.
Слушая проникновенное исполнение Глинки, Айвазовский невольно обратил внимание на тонкое, одухотворенное лицо девушки, на то, как просто и естественно она слушала музыку в отличие от других, требовавших с преувеличенной чувствительностью, чтобы композитор повторил свой романс.
Девушка почувствовала на себе внимательный взгляд Айвазовского. Впервые она видела в этом доме такое внимание к себе. Обычно гости ее вовсе не замечали или глядели и говорили с нею свысока. А этот незнакомец с густыми черными волосами, высоким лбом и доброй, освещающей все лицо улыбкой сразу показался ей совершенно иным, непохожим на всех остальных.
