Зачарованный сад - Александра Леонидовна Баркова
Молодая крестьянка, на которой, помимо ухода за ребенком, лежат еще и все обычные хозяйственные дела по дому, огороду, полю и скотине, более всего нуждается в поддержке и опоре. Эти слова мы используем в переносном значении, но у них есть и прямое — женщине необходимо опереться на кого-то могучего, что придаст ей сил или, говоря научным языком, поднимет ей уровень окситоцина, гормона привязанности. Именно такой опорой — в прямом или переносном смысле — выступает дуб. Молодая мать обнимет его — буквально или в воображении, — и это придаст ей сил.
Одна из слушательниц говорит, что и современные друидические практики советуют в тяжелой ситуации пойти и обнять дерево. Гм, «друидические» они такие же, как я — папа римский, но эффективность такого психологического приема это не умаляет. Окситоцин — он и у неодруидов окситоцин.
А реальные, исторические друиды гораздо больше любили политическую власть, чем природу… но это отдельный разговор.
Перейдем лучше к текстам заговоров.
Упавший дуб. Иван Шишкин, 1890-е гг.
Национальный музей Республики Татарстан
Обращения к дубу за помощью при ночном плаче ребенка выглядели так: «Добрый день тебе, дуб! На тебе, дуб, крикливец и плаксивец, ты крикливец себе, дуб, забери, а крепкий сон дай!», «Глухой дуб, посватаемся, побратаемся, твои дубки, а мой сыночек, твои дубки рубят, и они шумят, а мой сыночек пусть спит» («глухой» — в данном случае густо заросший).
Иногда в заговорах учитывается пол ребенка: если плачет мальчик, обращались к дубу, если девочка — к березе. Но это разделение не было строгим.
Сейчас мы рассмотрим большой и сложный заговор, но сначала надо сделать одно пояснение. В конце июня — начале июля по вечерам у нас в саду слышен пронзительный и протяжный крик птиц, высокий по тону. Это совята. (К концу июля они подрастают, разлетаются по саду… и нас еще ждет встреча с одним из них.) Итак, когда в списке громких звуков мы встречаем упоминания совят — это совершенно реалистично и логично. А теперь будем внимательны: «Пусть ворота скрипят, дуб и береза шумят, совенята кричат и верещат, волчица кричит, пташки щебечут, куры кокочут, змеенята кричат, лесные дед и баба кричат и верещат, чужой ребенок кричит, дети лесных деда и бабы кричат, а мой ребенок спит». Прежде всего, в этом заговоре сила помощи исходит не от дуба (и березы), а от самого слова человека. Это очень характерно для заговоров. Еще здесь нас впечатляют «лесные дед и баба», причем у них есть дети. Такие поверья выглядят странно для горожанина, они не входят в то упрощенное представление о фольклорных персонажах, на котором мы воспитаны, но для крестьянина в этом нет ничего удивительного. Более того, крестьянин уверен, что дети лесных деда и бабы спят в люльках, которые висят на елке (к этому мы еще вернемся). Лесной дед — это не леший, это разные образы и поверья. Наконец, кричащие «змеенята» — это, конечно, гипербола.
Теперь посмотрим заговоры от зубной боли. Почему в них фигурирует дуб, мы уже знаем, но этим ценность таких заговоров не исчерпывается. Они, что ожидаемо, построены на рифме дуб-зуб, а это приводит к смене их магической направленности» — «зуб» может быть и змеиным, а заговор от зубной боли превращается в заговор от укуса змеи.
А теперь собственно тексты. «На поле море, а в море дуб, а в дубе яйцо. Кто срубит тот дуб — повредит мой зуб». Узнаваемо, не правда ли? «Царевна-лягушка» вспоминается, правда, там на дубе была Кощеева смерть. Вот еще заговоры, как от зубной боли, так и от змей: «Ой, на море на Окияне, на острове на Буяне стоит дуб, в том дубе — сруб, а в срубе — змеиный зуб», «Месяц в небе, сердце в дубе, возьми у имярек боль в зубе».
Остров Буян. Эскиз дeкорации к опeре H. A. Римского-Корсакова «Сказка о царe Салтанe», 1940 г.
Wikimedia Commons
Складывая образы из этих заговоров в единое целое, мы получаем неожиданную для нас картину: на дубе находится сруб, в котором некто похоронен (в срубе — или сердце, или зуб, вспомним и смерть Кощея в ларце, а позже нас ждет заговор с «дубовой гробницей», где лежит «красна девица»). В этнографии это называется «воздушное погребение», так у самых разных народов хоронили исключительных людей. На предыдущих экскурсиях мы говорили и о покойных (умерших своей смертью и благополучно отправившихся в страну мертвых), и об умерших до срока (и потому неупокоенных, опасных для живых; их необходимо изгнать), теперь же мы видим третий тип умерших — тех, кто настолько значим, что их не хотят отпускать в мир мертвых. Такого человека, как правило, хоронили в выдолбленной колоде (дубовой — там, где растут дубы), а колоду ставили на столбы, которые, чтобы они не подгнивали, окуривали дымом. Именно отсюда «курьи ножки» у избушки Бабы-яги (а Баба-яга представляет собой вот такую выдающуюся жрицу или правительницу былых времен).
Так заговоры сохраняют нам воспоминания об особенностях древних ритуалов.
Напротив дубов растут березы. Поскольку все это — сектор Дальнего Востока, то березы необычные — каменная, черная… их названия необычнее облика, хотя черная береза действительно покрыта темно-серой берестой.
Цитировать заговоры от детской бессонницы, где обращаются к березе, можно хоть до ночи, но они похожи на уже нам известные. Поэтому я рассказываю ровно одну историю, где березу никаким дубом не заменишь.
К сожалению, проблема классической фольклористики в том, что она все народные поверья считает суеверием и не пытается найти объективную основу для них. Вот, например, присловье: «Сажать березу в огороде — к раздорам в семье». Как это объясняет весьма уважаемый ученый? Береза — одно из деревьев нечисти, которая любит сидеть на них (особенно на корявых), поэтому считалось, что посадить березу на своей территории — это запустить нечистую силу в дом.
Объяснение, конечно, логичное, но…
Береза — водохлеб, в летний день она способна выпить до 40 литров воды, так что огород с березой начнет сохнуть. Плюс к тому — в тени от березы растения станут сохнуть еще быстрее. Этого мало: на березе живет майский жук, его потомство будет падать с березы и доест то, что не успеет засохнуть. Теперь нам остается лишь представить, какими будут отношения в семье, когда огород погибает… Иными словами, эта поговорка —
