Джойс Бетти - Наматжира
Аборигены стремятся к активному участию в жизни страны, при этом их самобытная культура коренным образом видоизменяется, но не исчезает полностью. Правительственная печать отмечает: «Аборигены хотят жить вместе, вести жизнь, которая не является ни их традиционной жизнью, ни жизнью белых. Некоторые черты своего наследия — язык, идеи племенной организации и обязательной взаимопомощи — они хотят сохранить»[2].
Среди аборигенов немало талантливых людей. Такова, например, поэтесса Кеслин Уокер, видный общественный деятель. Таков художник Альберт Наматжира.
О Наматжире написано несколько книг, сняты два кинофильма. К сожалению, в этих книгах мы видим главным образом Наматжиру-художника и почти не видим Наматжиру-человека. Книга Джойс Бетти выгодно выделяется в этом отношении. В ней обстоятельно прослежена судьба художника, его борьба за свое место под солнцем, его немногие радости и многочисленные огорчения. Джойс Бетти подходит к теме широко, она видит в судьбе Наматжиры судьбу всех аборигенов Австралии.
Книга Джойс Бетти о Наматжире рождает в читателе любовь к человеку, независимо от цвета его кожи, веру в его безграничные возможности. Перед Наматжирой стояли непреодолимые, казалось бы, препятствия: заточение в пустыне Центральной Австралии, нищета, неграмотность, невозможность получить образование, шестеро голодных детей, вечный каторжный труд за рваную одежду и кусок хлеба (денег в резервации не платят), отсутствие человеческих прав, например права жить в городах.
Наматжире предстояло преодолеть помимо всех прочих еще и трудности, связанные с самой живописью. Традиционное искусство племени аранда имеет изобразительные элементы, но их нельзя назвать живописью. Это было синкретическое словесно-изобразительное искусство, в котором изображение пояснялось речью, а речь конкретизировалась изображением. Аборигены, рассказывая что-либо, рисовали на деревянных щитах, на священных предметах, на песке круги, полукруги, спирали, прямые и кривые линии, и каждая из них имеет свое значение. Так, круг и два полукруга по его сторонам означают двух человек (два полукруга), сидящих или стоящих около предмета (круг) — это может быть костер, дерево, шлифовальный камень, пещера и т. д. Точное значение круга известно только художнику-рассказчику. Но такие же знаки в другой раз или у другого художника-рассказчика могут изображать кенгуру, эму, пути предков и т. п. Цель художника-рассказчика в том, чтобы передать сюжет наиболее полно, ярко, убедительно, для чего ему нужны и слова и изображения. Художники-рассказчики использовали четыре цвета — белый, черный, красный, желтый, они искусно вписывали круг в круг, до двадцати и более, сочетали спирали и прямые линии. В наиболее талантливых произведениях заметны высоко развитое чувство композиции, мастерство рисунка, богатство цвета. Некоторые англо-австралийские художники считают, что эти изображения и сами по себе, без словесного сопровождения, имеют художественную ценность. Так, в Пертском университете (штат Западная Австралия) один из залов расписан подобного рода изображениями, вызывающими восхищение посетителей. Это свидетельствует, особенно если учесть яркую образность словесного сопровождения, его ритмичность и разнообразие смысловых оттенков, о том, что словесно-изобразительное искусство аборигенов достигло высокого уровня. Но переход от него к живописи, передающей не только то, что аранда изображали, но и то, что они выражали словами, — это резкий, качественный скачок.
«В 1935 году, — пишет Томас Штрехлов, — легко можно было бы доказать, что из чистокровных австралийских аборигенов никто не сможет овладеть европейской техникой живописи» [3]. Но Альберт Наматжира, в котором вспыхнула искра искусства, овладел этой техникой и стал художником.
Рекс Бэттерби, впервые приехавший в Хермансбург в 1934 году, дал Наматжире бумагу, кисти и краски, но уехал, не успев научить, как ими надо пользоваться. Наматжира попытался рисовать, перепортил всю бумагу, загубил кисти и краски и остался ни с чем. Второй раз Рекс Бэттерби появился здесь в 1936 году. Наматжира попросил взять его с собой в поездку в качестве погонщика верблюдов, а Рекс Бэттерби вместо платы учил его искусству живописи. Поездка длилась два месяца. «Это было единственное время, — пишет Бэттерби, — в течение которого Альберт получил хоть какое-то обучение рисованию красками» [4]. При этом надо учесть, что погонщик верблюдов во время поездки почти не имеет свободного времени. Утром он сгоняет верблюдов в одно место, что весьма сложно и утомительно, так как ночью верблюды в поисках травы далеко разбредаются по пустыне. Не менее сложное и утомительное дело — укрепление груза на каждом верблюде. Вечером, после перехода, надо снять груз, стреножить верблюдов и пустить их пастись. Правда, Рекс Бэттерби путешествовал как художник, груз его был невелик, и переходы были небольшие, поэтому Наматжира не только хорошо справлялся со всеми обязанностями, но и находил время для рисования.
Бэттерби не знал языка аранда, а Наматжира плохо понимал по-английски. Нельзя не согласиться с Маунтфордом В: том, что «введение Альберта в мир искусства — это почти неправдоподобная история» [5].
А вот что пишет сам Бэттерби: «Я сразу увидел его талант. Передо мной был человек, чистокровный представитель той расы, которую считают самой низшей расой в мире, а он в две недели усвоил чувство цвета. Я видел, что он справляется в целом настолько хорошо, что мне больше нечему было учить его в вопросе цвета. В это время, я хорошо помню, я писал домой своим знакомым, что этот человек станет знаменитым художником».
И далее Бэттерби добавляет: «Никто из обыкновенных белых людей не смог бы достичь того, чего достиг Альберт в столь короткое время» [6].
Какой поистине неисчерпаемой энергией, каким огромным талантом надо было обладать этому человеку, чтобы, находясь за железным расовым барьером, под недремлющим оком хозяев резервации, пробиться к искусству, достичь вершин мастерства, стать одним из лучших художников Австралии! Что остается перед лицом этого факта от мифа о «расовой неполноценности» аборигенов?
Постичь глубину и проникновенность художественного ви́дения Наматжиры, а главное — увидеть в его пейзажах не только природу Центральной Австралии, но и душу самого художника может полностью лишь тот, кто путешествовал по этой стране и своими глазами видел яркое своеобразие ее форм и красок. Для подтверждения этой мысли я сошлюсь на личный опыт писателя Даниила Гранина. «Не спеша, не сразу проступал для меня талант этого художника, — рассказывает он, — вся сложность была в том, что талант этот был заключен в традиционные рамки. Хорошо, что я увидел картины Наматжиры, уже поездив по этой стране. Теперь я постигал многое, что соскальзывало до сих пор, не задевая воображения. Наматжира показывал поэзию австралийских равнин, удивительные краски гор, мимо которых я проезжал, эти сиреневые, рыжие, огненно-красные складки земли. Он обострил то странное чувство цвета, какое вызывали светлые стволы эвкалиптов перед наступлением темноты. Они вырастали как привидения. Что-то по-человечески трагичное представало в перекрученных, фантастических изгибах их гладко-белых телесных ветвей. Сведенные судорогами, вздутые бицепсы древесной плоти…» [7].
С 1936 года, когда Наматжира продал первую свою картину за пять шиллингов, и до дня своего ареста 18 марта 1958 года (после этого Наматжира уже не мог рисовать) художник создал около шестисот произведений. Он писал только пейзажи. С его акварелей на нас смотрит суровая, величественная, негостеприимная природа Центральной Австралии: вершины гор с одиноко торчащими низкими деревьями, обрывистые склоны, покрытые красным песком, кусты выжженной травы в пустыне. Можно часами, не отрываясь, испытывая какое-то странное, щемящее чувство, вглядываться в отражение заходящего солнца на горном склоне, в широкие тени на стволах далеко друг от друга стоящих деревьев — все эти тонкие детали Наматжира передает с изумительной эмоциональной глубиной, с необычайным мастерством.
Картины, если не считать кратких географических указаний («Горы Макдоннелл», «Ущелье Симпсона» и т. п.), не имеют словесного сопровождения. Каждую местность можно узнать, и все же невольно возникает чувство необычного, точно не просто видишь картину, но и слышишь одновременно легенду или предание.
«Во всех этих пейзажах, — пишет Даниил Гранин, — было что-то еще, словно рассказ на неведомом мне языке, понятный лишь интонацией, таинственные знаки, которые я чувствовал, но не понимал»[8].
Альберт Наматжира — человек большого ума и необычайной душевной чистоты. Вдобавок ко всему и удача ему как художнику сопутствовала. Слава пришла к нему сразу, как только его картины были в 1938 году выставлены для обозрения. Слава Наматжиры была и остается предметом гордости всей Австралии. Наматжиру знают далеко за пределами его родины. «По дороге в Австралию, — пишет Даниил Гранин, — я обнаружил, что из всех художников этой страны мне известно лишь имя Альберта Наматжиры» [9]. Казалось бы, указанных бесспорных качеств и заслуг Наматжиры вполне достаточно, чтобы страна чтила своего выдающегося гражданина. Увы, в Австралии этого оказалось недостаточно. Правда, Наматжиру как художника чтили, хотя и не все. Но Наматжиру как человека ценили далеко не все, с кем ему приходилось иметь дело. Как человек он для Австралии не существовал — он не имел прав гражданства, его не допускали к голосованию, ему запрещено было появляться в австралийских городах, его даже не учитывали в общей переписи населения [10].
