Александр Кушнир - Nautilus Pompilius

Презентация “Крыльев” состояла из двух частей и проходила следующим образом. Концерт открывался увертюрой-фантазией на тему суперхитов “Наутилуса” в исполнении оркестра. После “Прогулок по воде” и “Я хочу быть с тобой”, словно гимн с нарастающим крещендо, шла “Гуд-бай, Америка”.

Вспоминает Коля Петров:

Впечатление из-за кулис было такое, что хотелось встать и стоять по стойке смирно.

“Прямо Григ какой-то...” – пробормотал Бутусов и вышел на сцену. Он сильно нервничал – еще с утра его жена уехала в город за покупками и к началу концерта так и не вернулась. Случиться могло всякое, но Бутусов взял себя в руки и открыл программу исполнением песни “Крылья” в сопровождении оркестра. Следующим шло “Дыхание”, на котором к шоу подключились музыканты “Наутилуса”.

Пока оркестр играл без рок-группы, все инструменты в зале были слышны, словно в Лондонском Королевском Альберт-холле. Но когда филармонический оркестр заиграл одновременно с “Наутилусом”, получилось уникальное представление под названием “фонограмма наоборот”. Симфонисты играли на виолончелях, флейтах и ксилофонах, водили смычками по скрипкам, но со стороны это напоминало немое кино. Оркестра почти не было слышно – на первый план на пульте был выведен “Наутилус”.

Эксперименты по спариванию рок-музыки с симфоническими оркестрами редко дают откровенно выдающиеся результаты. Чаще всего это происходит в студии, но здесь была не “Abbey Road”, да и “Наутилус” был далек от пика собственной формы. В скобках заметим, что, когда после презентации зашел разговор о том, чтобы выпускать концертную запись “Крыльев”, на эту идею сразу же было наложено вето. Одним из поводов для подобного решения явился тот факт, что на фоне симфонического оркестра даже на записи “Наутилус” звучал малоубедительно.

На концерте Копылов, Потапкин, Петров и Могилевский были разбросаны по ярусам МДМ-овской пирамиды, словно новогодние игрушки на иголках предпразднично разукрашенного кактуса.

Вспоминает Могилевский:

На презентации “Титаника” у меня присутствовало чувство праздника. Тут все было по-другому. Возможно, это оказалось связано с тем, что мы знали, как Хип лазил щипать лебедей. Ланда и Месхи не баловали нас своими проблемами. Я до сих пор не знаю, скольких сил стоило найти для “Титаника” этих барабанщиц и бэк-вокалисток. А здесь каким-то образом нас посвятили во все проблемы – как финансовые, так и организационные, и я не думаю, что это нас веселило и грело. На протяжении всего концерта мы испытывали дикий дискомфорт и чувствовали какую-то свою вину.

Оторванные от земли музыканты держались, словно стойкие оловянные солдатики, но озарение в те три октябрьских вечера находилось явно в другом месте. Со сцены шел холод, куда-то пропали энергия и драйв. Белизна бутусовской макушки и его приблизительный вокал усиливали настроение всеобщей безысходности, а полумандражное состояние группы превратило и без того пессимистичный по настроению материал альбома в 50-минутный похоронный марш. Одиннадцать новых композиций воспринимались из зала как один непрерывный и долгий собачий вой на луну. И публика, которая и без того не испытывала недостатка в отрицательных эмоциях и меланхолии, добровольно усугубила это состояние до полной апатии – с последующим впадением в кому.

Вспоминает Потапкин:

Все планировалось сыграть с “живинкой”, а “живинки” не получилось. Мы выступали в кромешной темноте, и нас спасало только то, что мы более или менее нормально слышали себя в мониторах. Если бы “Наутилус” сыграл этот же концерт в ДК Горбунова, мы бы просто разорвали зал на куски. Мы хотели врезать так, чтобы мало не показалось – ни нам, ни публике. Но не получилось.

Финал концертов состоял из песен “Я хочу быть с тобой” и “Гуд-бай, Америка”, причем во время саксофонного соло Могилевского в воздухе а-ля “Форест Гамп” плавно вальсировали лебединые перья, медленно засыпавшие сцену. В качестве завершающего штриха это была неплохая режиссерская находка. Она была воплощена в жизнь шофером “Наутилуса”, купившим несколько корейских подушек, и работниками сцены, которые, сидя на осветительной рампе, потрошили их с 12-метровой высоты.

После бала

Мне неинтересны чужие слабости.

Несмотря на промелькнувшие по телевидению клипы“Кто еще” и “Крылья”, а также транслировавшиеся в “Программе А” фрагменты сравнительно удачного второго концерта в МДМ, ни презентация, ни сам альбом не были восприняты в массах как нечто чрезвычайно значимое или интригующее. Вообще этот период в истории “Наутилуса” прошел в обстановке сильного недружелюбия со стороны средств массовой информации. Для этого существовал ряд причин. И одна из них – принципиальное желание новой прессы похоронить возрожденный “Наутилус” под обломками “Наутилуса” десятилетней давности.

Тенденция атаковать рок-ветеранов существует в мире с незапамятных времен. Нападкам периодически подвергаются “Аквариум” и “Машина времени”, подобных наскоков не удалось избежать и рок-музыкантам на Западе, где ведущие музыкальные издания периодически покусывают то Коллинза (сравнивая его музыку с ранним “Genesis”), то Стинга (в контексте “Police”), то Клэптона и Маккартни. Возможно, эти “наезды” обоснованы неудовлетворенной потребностью в смене имен и в узости музыкального рынка – в особенности постсоветского. Но в отечественном варианте подобное поведение прессы носило определенно вульгарный оттенок. В самом начале девяностых всесоюзная рок-пресса здорово помогла группе, вытащив “Наутилус” из того места, в котором он находился. Но в дальнейшем массмедиа исчерпали свой энтузиазм.

Кормильцев:

Сегодня наши журналисты чувствуют себя особенно хорошо, только кого-то похоронив, поплясав на его могиле и пописав на нее. Без этого они считаются как бы несостоявшимися. Большая часть их не верит ни во что, кроме денег, да и в те не особенно верит.

Но, как известно, дыма без огня не бывает. Другой вопрос, в какую сторону и с какой силой дует при этом ветер. Почву для беспрецедентных нападок на “Наутилус” (названия статей: “„Крылья“ есть, а не летится”, “Рок здесь больше не живет”, “Усталость”) создали сами музыканты, сыгравшие далеко не лучшие концерты.

Попадание в различные хит-парады “Дыхания” и “Одинокой птицы”, а также первое место альбома в чартах “Музыкального Олимпа” не могли повлиять на общее настроение внутри коллектива. Словно продолжение химической реакции, в группе начался болезненный процесс осмысления происходящего. Бутусов впал в прострацию средних размеров и даже немногочисленные интервью давал словно под наркозом. Находясь под впечатлением тотальной критики “Наутилуса” в прессе, он все чаще стал высказываться о том, что “не реализовал себя полностью”, “реализовал на десять процентов” или начинал выдавать перлы о том, что “занимается не своим делом”. При этом Бутусов прекрасно понимал, что оценки его творчества могут быть разными и как автор он не имеет права вмешиваться в их шкалу. “Мы должны сидеть тихо и скромно”, – сказал он тогда в одной из телепередач.

Настроение Кормильцева в те дни было не намного лучше.

Спустя несколько месяцев Кормильцев вспоминал:

Как это часто бывает с затянутыми альбомами, с выпуском “Крыльев” мы опоздали. “Крылья” давались очень тяжело – как никакой другой альбом. Честно говоря, материал “Крыльев” достаточно достоверно отражал тогдашнее полуистерическое состояние – и Славино, и мое.

Презентационные концерты “Крыльев” стали похоронным аккордом в малологичной попытке “Наутилуса” заигрывать со стандартами промоушн-кампаний, принятыми в постсоветском шоу-бизнесе. Это был финальный аккорд помпезного, ориентированного на столичные нравы периода, начало которого формально можно отсчитывать со времен презентации “Титаника” в “России”. В определенном плане презентация “Крыльев” закрывала собой период уже второго по счету возрождения группы, достигнутого за счет некоторого компромисса с массовым вкусом.

Основной вывод, сделанный после вышеупомянутых компромиссов 1994–1995 годов, был на удивление прост: рок-группе не по пути с поп-исполнителями не только в идеологическом смысле, но и в использовании коммерческих приемов. Это был по-своему трагический опыт, который, исчерпав себя, открывал перед “Наутилусом” новые горизонты свободы.

Кормильцев:

Мы ошибочно поддались инерции, заставлявшей до этого все наши группы проводить презентации в Москве и открывать с них тур. Эта традиция была создана попсовиками, у которых фонограмма звучит совершенно одинаково на первом концерте и на тридцатом, в Перми и в Москве. Мы наконец-то поняли, что не должны оглядываться на этих людей и можем позволить себе идти своим путем. И ничего страшного после этого не произойдет – ни разорения, ни голода, ни вареного риса с уксусом.