Зинаида Серебрякова - Алла Александровна Русакова
Лондон. Питер Устинов в ванне. 1925
Англия. Местечко Ганн Хилл (Эссекс). 1953
Англия. Замок в Северном Кэдбери. 1951
Создает Серебрякова и ряд пейзажей Англии, чья природа поражает ее «своей пышностью, густой зеленью, деревьями удивительной красоты, на каждом шагу вековые дубы, кедры и тополя»[95]. И эти сравнительно поздние ее работы, насыщенные сияющим на солнце цветом, по-прежнему живописны и по-особому, в лучшем смысле этого слова, «картинны».
Пейзажи, наряду с портретами, составляют, безусловно, очень важную и значительную область творчества Серебряковой. Но есть жанры живописи, в которых ею созданы первоклассные произведения именно в период жизни во Франции. В 1930–1950-е годы, когда из-за болезненного состояния ей подчас стало трудно отправляться в поездки по Франции, а иногда даже выходить на шумные улицы Парижа, она все чаще и чаще обращается к «чистому» натюрморту.
Английский пейзаж
Англия. Сельский пейзаж. 1953
Натюрморт с фазаном
Натюрморт с виноградом и дынями. 1934
Уже упоминались ее прекрасные, как бы наполненные жизнью изображения винограда, не снятого с куста. Не менее явственно особое живое ощущение в натюрморте «Корзина с овощами и виноградом». Серебрякова не ищет каких бы то ни было необычных предметов для изображения — ее удовлетворяют домашняя утварь, овощи, а иногда и совсем неожиданные «натурщики», например брусок сливочного масла в сочетании с другими предметами («Натюрморт с маслом, вишнями, луком»). Великолепны натюрморты с корзиной, наполненной дынями, тыквами и кабачками, крупные формы которых неоднократно привлекали внимание художницы. Все, что можно найти дома или на уличном рыночке, вдохновляет ее на создание прекрасной живописи. Композиционно эти натюрморты очень просты, предметы сопоставлены как бы случайно, на самом же деле работы уравновешены, выверены в цветовых соотношениях и вследствие этого всегда гармоничны. С увлечением пишет Серебрякова серебристых рыб, лежащих на зеленых листьях, большой молочный кувшин с расположенными вокруг него хлебом и овощами. И гораздо реже — цветы. Есть среди ее натюрмортов один, написанный, как она сообщает дочери, под воздействием моды на изображение раковин[96]. Но продуманная естественность и как бы «непреднамеренность» размещения предметов, достигнутая великим композиционным мастерством, а также удивительная цветовая гармония серебристых и жемчужных тонов делают этот натюрморт одним из шедевров Серебряковой. И не случайно при взгляде на этот и ряд других ее натюрмортов вспоминается давнее положение Б. Р. Виппера о том, что натюрмортные постановки подчас воспроизводят клише исторической картины, а также вполне современное высказывание И. Д. Чечота: «Натюрморт — это симуляция картины, когда картина дается с помощью заменителей — вместо актеров выступают вещи… Натюрморт — это тень картины…»[97].
Натюрморт с зимними овощами. 1939
Натюрморт с горшком и яйцами. 1955
Натюрморт с эльзасским кувшином. 1952
Букет гладиолусов и георгинов
Натюрморт с ракушками. 1956
…Рисую я натюрморты — один из ракушек морских (купленных Шурой), теперь это «модный» сюжет, а потому Шура хочет, чтобы я их рисовала; другой из «деревенского» хлеба (можно здесь купить на рынке), кувшина и корзины с редисками. Вот «сюжеты»…
З. Е. Серебрякова — Т. Б. Серебряковой
Париж, 12 июля 1956 г.
В какой-то мере натюрморты Серебряковой этих десятилетий, так же как композиционные портреты с натюрмортами конца 1920-х годов, — какая-то замена всегдашнего и неутоленного ее стремления к созданию Картины в полном смысле этого слова, то есть тематической композиции большого содержания. Необходимо подчеркнуть, что все натюрморты писаны маслом, так как эти «натурщики» никуда не «торопились» и Серебрякова могла спокойно и свободно работать над каждой новой постановкой.
Натюрморт с рыбами. 1935
Корзина с сардинами. 1930
Мальчик с гусем (скульптура в Лувре). 1934
Натюрморт в мастерской художника. 1946
К 1930-м годам относятся и совсем необычные работы Серебряковой, свидетельствующие и о ее жажде учиться у старых мастеров, и о ее любви к классическому искусству и, вместе с тем, образующие совершенно особую, восхитительную по своим достоинствам группу произведений. Осенью 1934 года она пишет дочери в Москву:
«…Мы с Катюшей ходим второй день по утрам в Музей Лувра — рисуем скульптуры XVII века — это полезная практика — все думаю наверстать свою безграмотность рисунка. Позволяют там рисовать всего с 10 до 1 ч[аса] дня, т[ак] ч[то] ничего не успеваешь сделать»[98].
На самом же деле, увлекшись этими также неподвижными и прекрасными «моделями», Серебрякова, работая с той же отдачей, что и над портретами, создает отнюдь не учебные рисунки, а живопись пастелью, подчеркивающую и раскрывающую достоинства скульптур. Невольно вспоминаются слова из статьи А. Бенуа, посвященной последней парижской выставке Серебряковой 1938 года:
«Когда любуешься этими работами… становится как-то завидно, что вот художница „догадалась“ найти себе таких „чудесных натурщиков“. Какое наслаждение должна была она испытывать, разбираясь в лепке этих гениальнейших скульптур, и как это ее наслаждение выразилось со всей виртуозностью в технике, с которой головы исполнены!..
В передаче З. Серебряковой эта серия луврских бюстов превратилась в чудесную портретную галерею, но и каждая в отдельности из этих „скульптур“ — чудесная картина, чудесное произведение живописи…»[99].
На набережной Сены
Глава шестая
Марокко
1928, 1932
З. Е. Серебрякова. Париж, 1964
В эмигрантской жизни Серебряковой конца 1920–1930-х годов необходимо отметить две огромных творческих удачи, два, не побоимся этого слова, свершения, которые особым образом освещают ее жизнь этих лет. И кажется закономерным выделить их из всего бесценного ее наследия: «Марокканская сюита» 1928 и 1932 годов и созданная в середине 1930-х настенная живопись для
