Морфология волшебной сказки - Пропп Владимир
2) Есть пары, где одна половина может быть связана с несколькими разновидностями своей корреспондирующей половины, но не со всеми. Так, похищение может быть связано с прямым контрпохищением (Л1), с добычей через двух или нескольких помощников (Л1 Л2), с добычей через мгновенную обратную доставку волшебного характера (Л5) и т. д. Точно также прямая погоня может быть связана с спасением через простой полет, с спасением через бегство и бросание гребешка, с превращением бегущего в церковь или колодец, с укрывательством бегущего и пр. Впрочем, легко заметить, что часто в пределах пары одна функция может вызвать несколько ответов, но каждый из таких ответов связан только с одной, вызвавшей его формой. Так, бросание гребешка всегда связано с прямой погоней, но прямая погоня не всегда связывается с бросанием гребешка. Таким образом, есть как бы односторонне и двусторонне заменяемые элементы. На этой разнице мы сейчас останавливаться не будем. Укажем лишь как на пример очень широкой двусторонней заменяемости, на элементы Д и Z, рассмотренные выше (см. гл. III, с. 37-40)
Нужно, однако, заметить, что эти нормы зависимости, сколь они ни очевидны сами по себе, иногда сказкой нарушаются. Нанесение вреда и его ликвидация (А--Л) отдалены друг от друга длинным рассказом. В течение рассказа сказитель теряет нить, и
84
можно наблюдать, что элемент Л иногда не совсем соответствует начальному А или а. Сказка как бы детонирует (меняет тональность, фальшивит). Иван отправляется за конем, а возвращается с царевной. Это явление представляет собой драгоценный материал для изучения трансформаций: сказочник изменил или завязку, или развязку, и из подобных сопоставлений могут быть выведены некоторые способы изменений и замен. Явление, сходное с детонациями, мы имеем, когда первая половина совсем не вызывает обычного ответа или заменяется ответом совершенно другим, для сказочной нормы необычным. В сказке No 260 за околдованием мальчика не следует никакого расколдования, он на всю жизнь остается козленком. Очень интересна сказка "Чудесная дудка" (No 244). Здесь убиение не ликвидируется оживлением убитого, оживление заменено раскрытием убийства, причем форма этого раскрытия представляет собой ассимиляцию с В7 -она дана в форме жалобной песни, на чем сказка и кончается, добавляя лишь наказание сестры-убийцы. При этом случае можно заметить, что изгнание не имеет специфической формы его ликвидации. Она заменяется просто возвращением. Часто изгнание является ложным вредительством, мотивируя Т. Герой вовсе не возвращается, а женится и пр.
3) Все остальные элементы, а также пары как таковые соединимы совершенно свободно, без всякого нарушения логики или художественности. Легко убедиться, что похищение человека совершенно не вызывает необходимости в данной сказке непременно полета или указания пути, а не следования по кровавым следам. Равным образом, при похищении талисмана нет необходимости заставить героя подвергнуться преследованию через попытку убиения, а не через погоню по воздуху. Таким образом, здесь господствует принцип полной свободы и взаимной заменяемости, и в этом отношении эти элементы диаметрально противоположны тем элементам, которые, как Б--П (бой--победа), всегда и непременно друг с другом связаны. Только об этом принципе и идет здесь речь. Фактически народ этой свободой мало пользуется, и число действительно имеющихся соединений не так велико. Так, нет сказок, в которых околдование было бы связано с кличем, хотя это и художественно, и логически вполне возможно. Тем не менее, установить этот принцип свободы наряду с принципом несвободы очень важно. Именно путем замены одного вида тем же элементом другого вида и идет метаморфоза сказок, идет варьирование сюжетов.
Эти выводы, между прочим, могут быть проверены и экспериментально. Можно самому создавать новые сюжеты искусственно в неограниченном количестве, причем все эти сюжеты будут отражать основную схему, а сами могут быть не похожими друг
85
на друга. Чтобы создать сказку искусственно, можно взять любое А, затем одно из возможных В, затем С Т, затем уже абсолютно любое Д, затем Г, затем одно из возможных Z, затем любое R и т. д. При этом любые элементы могут опускаться (кроме, разве, А или а) или повторяться утроенно, или повторяться в различных видах. Если распределить затем функции по действующим лицам из сказочного запаса или по собственному вкусу, то схемы оживают, они становятся сказками*.
Конечно, нужно иметь также в виду и мотивировки и прочие вспомогательные элементы. Применение этих выводов к народному творчеству требует, конечно, большой осторожности. Психология сказочника, психология творчества его, как часть психологии творчества вообще должна изучаться самостоятельно. Но предположить, что основные яркие моменты нашей в сущности очень простой схемы и психологически играют роль некоторого корневища, -- можно. Но тогда новые сказки всегда являются лишь комбинациями или видоизменениями старых. Это как будто говорит о том, что в применении к сказке у народа нет никакого творчества. Однако, это не совсем так. Можно точно разграничить те области, в которых народный сказочник никогда не творит, и те области, где он творит более или менее свободно. Сказочник связан, не свободен, не творит в следующих областях:
1) В общей последовательности функций, ряд которых развивается по указанной выше схеме. Это явление представляет собой сложную проблему. Объяснить ее здесь мы пока не можем, мы можем только констатировать факт. Это явление должно изучаться антропологией и смежными дисциплинами, которые только и могут пролить свет на его причины.
2) Сказочник не свободен в замене тех элементов, разновидности которых связаны с абсолютной или относительной зависимостью.
3) Сказочник не свободен в иных случаях в выборе некоторых персонажей со стороны их атрибутов, если требуется определенная функция. Нужно, однако, сказать, что несвобода эта весьма относительна. Так, если требуется функция R1 (полет), то в качестве волшебного дара не может фигурировать живая вода, но может фигурировать и конь, и ковер, и кольцо (молодцы), и ящичек, и очень многое другое.
