Вадим Руднев - Словарь культуры XX века
В заключение рассмотрим И. стихотворение Б. Л. Пастернака "Гамлет". Напомним его:
Гул затих. Я вышел на подмостки,
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.
Но продуман распорядок действий
И неотвратим конец пути.
Я один. Все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить - не поле перейти.
Здесь прежде всего метрическая цитата: 5-стопный хорей, которым написано стихотворение, в русской поэзии однозначно указывает на первое стихотворение, написанное этим размером, "Выхожу один я на дорогу" Лермонтова с характерным для него "статическим мотивом жизни, противопоставленным динамическому мотиву пути, с характерным глаголом движения в первой строке" (К. Ф. Тарановский); в конце своего стихотворения Пастернак даже обобщает эту тему в пословице "Жизнь прожить - не поле перейти". Но стихотворение содержит в себе некую загадку. С одной стороны, ясно, что лирическое Я отождествляет себя с Иисусом: здесь почти дословно цитируются слова из знаменитого "моления о чаше": "И отошед немного, пал на лице Свое молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты" [Мф. 26:39]. Но почему же тогда стихотворение называется "Гамлет"? Как принц датский связан со Спасителем? Ответ неожиданный: через Эдипов комплекс (см.). И Гамлет, и Иисус выполняют волю отца, только Гамлет должен отомстить за отца, а Иисус отдать свою жизнь за Отца и всех людей. Иисус в минуту отчаяния напомнил поэту вечно сомневающегося и отчаивающегося Гамлета. Отсюда и образ Лермонтова - "русского Гамлета". Поэт - как Иисус, отдает свою жизнь за искусство, но в минуту отчаяния, он, как Гамлет, пытается отсрочить неминуемое, причем все это происходит на сцене, которая является моделью жизни-спектакля, где все уже заранее известно до конца. Таков, по-видимому, смысл этого сложного Л.
Лит.:
Тынянов Ю. Н. Достоевский и Гоголь (К теории пародии) //
Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М., 1977.
Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. - М., 1989.
Ямпольский И.Б. Память Тиресия: Интертекстуальвость и кинематограф. - М., 1993.
ИНТИМИЗАЦИЯ
- философская теория процесса восприятия информации, которая представляет получателя и источник информации как совершенно различные по образу мыслей и чувств сознания. Концепция И. родилась под влиянием культурологических идей Ю. М. Лотмана и М. М. Бахтина.
Знание о другом человеке интимизируется в том случае, когда другой в глазах получателя информации разусредняется, то есть становится не просто безликим источником информации, но и ее равноценным производителем (см. также диалогитеское слово), когда другой становится не таким, как "другие", когда мы ценим не только свою оценку другого, но его оценку себя и других вещей и объектов, которые в этом случае как бы одушевляются, получают статус событийности.
Автор этой концепции, петербургский философ Борис Шифрин вот что пишет по этому поводу:
"И. - это некое преображение мира, когда ставится под вопрос его одинаковость для всех. Так же как любая масса искривляет пространство и по-своему изменяет его геометрию, так наличие другого человека, который как-то относится к жизни, воспринимает свою явь, должно настолько преображать мир, что возникает чувство расширения, когда становится непонятным, кто субъект постижения нового бытия, кто инструмент для этого постижения, а кто - само это бытие" (подобно тому как это происходит в мифе (см.).
Другими словами, как в квантовой философии Вернера Гейзенберга (см. принцип дополннтелъности) присутствие экспериментатора в эксперименте влияет на результат эксперимента, так в жизни человека появление в его актуальном пространстве (см.) другого человека, "чужого сознания", расподобляет процесс потребления информации, который теперь будет учитывать это новое появившееся сознание, активно влиять на него и подвергаться его влиянию.
В процессе И. участвуют всегда "трое": воспринимающее сознание, деобъективизированный объект восприятия и то, что он воспринимает, нечто третье; это может быть созерцанием цветка, чтением книги, заглядыванием в окно, - в нечто другое, чем то, что видит первое сознание. То, что наблюдается этим другим, как правило, неизвестно, оно лишь подает некие мистические сигналы того, что с этим другим сознанием происходит нечто, возможно, чрезвычайно важное. Приобщение к этому важному другого и есть И.
В ее непостижимом взоре,
Жизнь обнажающем до дна,
Такое слышалось горе,
Такая страсти глубина...
(Ф. И. Тютчев)
Какое именно горе и какая глубина, понять не дано, дано лишь заглянуть на мгновение.
И. превращает вещь (книгу, окно, дверь, зеркало, картину все пространства-посредники-медиаторы) в событие (см.). Поэтому И. противоположна остранению (см. также формальная школа), которое, наоборот, превращает событие в вещь: во втором томе "Войны и мира" Л.Н. Толстого Наташа Ростова смотрит в театре оперу, и все, что происходит на сцене, деинтимизируется для нее, приобретает статус конгломерата непонятвых и ненужных вещей.
Противоположный пример - И. в фильмах Андрея Тарковского, особенно в "Зеркале", например в сцене, когда мальчик читает поданную ему незнакомой дамой. которая потом исчезает, книгу. При этом важно, что часть зрителей знает, а часть не знает (как сам мальчик-герой), что это письмо Пушкина к Чаадаеву, в котором идет речь о судьбе России, и зритель не понимает, как именно воспринимает мальчик этот текст, читающий его сбивающмся, ломким голосом подростка, едва ли не по слогам. Но в этот момент и зрители, и герой понимают, что происходит нечто чрезвычайно значительное.
Человек не может все время жить в ситуации И., иначе он сойдет с ума. Это хорошо понимал Толстой, который был полновластным хозяином своих героев и, как хороший хозяин, хотел, чтобы его герои жили нормальной здоровой жизнью. Такой жизнью совершенно не в состоянии жить герои Достоевского, которые находятся в состоянии тотальной взаимной И., поэтому им все время плохо, так как нельзя жить с содранной кожей.
И. и противоположный ей механизм - объектизация суть два механизма, регулирующих ценностную шкалу в человеческой экзистенции и в культурном самопознании.
Лит.:
Шифрин Б. Интимизация в культуре // Даугава. - Рига, 1989. - No 8.
Лотман Ю.М. Феномен культуры // Лотман Ю. М. Избр. статьи. В 3 тт. - Таллинн, 1992. - Т. 1.
Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. - М., 1963.
ИСТИНА
- одна из основных категорий любой философской системы.
Наиболее простое понимание этой категории в ХХ в. исповедовал логический позитивизм: И. - это соответствие высказывания реальности. Высказывание является истинным тогда и только тогда, когда соответствующее положение дел имеет место. Критерием И. в логическом позитивизме (как и в марксизме) являлась практика, а точнее, проверка, сверка высказывания с реальностью - верификация (см. верификационизм).
В системе американского прагматизма (см.) под И. понимается такое положение дел, которое является наиболее успешным, общественно полезным (Уильям Джеймс). Истина - это "организующая форма человеческого опыта" (А. А. Богданов, русский прагматист, известный больше по той критике, которой удостоил его будущий вождь мирового пролетариата в книге "Материализм и эмпириокритицизм").
Поскольку успешность и полезность нуждаются в проверке, то прагматическая И. тоже верифицируется.
В системе французского и немецкого экзистенциализма (см.) под И. понимается "истинное бытие", то есть И. тождественна открытому бытию, экзистенции. За И. необходимо бороться; чтобы "пребывать в истине", личность должна сделать экзистенциальный выбор, каким бы тяжелым он ни был. В годы оккупации экзистенциалисты считали истинным выбором Сопротивление, а ложным - коллаборационизм. Поскольку экзистенциализм чрезвычайно сильно повернут этически, то можно сказать, что И. в нем тождественна добру. (Ср. о логико-позитивистском, прагматистском и экзистенциалистском понимании И. в ст. детектив).
Наиболее сложным образом И. понимается феноменологией (см.). Для Гуссерля И. - это "структура акта сознания, которая создает возможность усмотрения положения дел так, как оно есть, то есть возможность тождества (адеквации) мыслимого и созерцаемого". Критерий И. - не проверка, а сам процесс переживания этого тождества.
Но вернемся к логико-философскому пониманию И. Людвиг Витгенштейн в "Логико-философском трактате" писал, что истинными или ложными могут быть только высказывания естественных наук, так как только они подвержены верификации. Логически необходимые И. Витгенштейн считал тавтологиями (А А; если А, то А; если А, то не верно, что не А и т. п.). Витгенштейн полагал, что подобные И. ничего не говорят о мире. Философские же, метафизические высказывания Витгенштейн считал просто бессмысленными, так как их нельзя подвергнуть верификации. Например, "бытие определяет сознание" или "свобода - зто осознанная необходимость".
