Связной - Бодров Сергей Сергеевич
– Вам казалось, что в этом есть какой-то секрет, который очень важно разгадать?
– Именно. И до сих пор я его не разгадал, и людей таких не встречал больше. Правда. Для меня слово «совершенство» – это ключевое слово по отношению к Бодрову.
Но вот что печально. Остаться ему в культурной памяти Данилой Багровым – неправильно. Автором фильма «Сестры» – мало. Автором диссертации про венецианскую живопись – смешно. Про телевизионные эфиры мы и говорить не будем, все звезды из телевизора со временем становятся персонажами архивов. А вот этот свет, который он излучал… Он-то ведь и был его секретом, который не разгадаешь. Да и ни к чему.
…с Леонидом ПАРФЕНОВЫМ, журналистом– Еще до «Брата», после знакомства на премьере «Кавказского пленника» и недолгой работы Бодрова-младшего в программе «Намедни», я понял, что в качестве телеведущего Сергей был бы очень силен. Он нес в себе образ современности и при этом – заряд огромного душевного здоровья. Я даже тогдашнему гендиректору НТВ Малашенко это объяснял: давайте что-то парню предложим – ведь в ком еще найдешь современность без порочности!
Но в телеведущие Сергей не рвался. «Взгляд» он вел, на мой взгляд, неудачно. У него было не очень подвижное лицо, и получалось слишком обыкновенно, слишком статично, никакой краски. Главное, Бодрова там не было. Он вообще тяготел к «актерству» кинематографическому, которое от сценария идет, а не к телевизионному, которое от правил игры.
– На киноэкране Бодрова было больше, чем на телевизионном?
– Всегда оставалось острое ощущение, что в нем есть огромный потенциал героя нашего времени и что он не реализован. Конечно, в Голливуде за такого бы уцепились и продюсировали бы как героя. А тут он оставался ищущим русским мальчиком. Сам по себе. А это не очень здорово для такого индустриального дела, как кино или тем более телевизор.
– Но он не дожил до того времени, когда кино у нас стало хотя бы похоже на индустрию. Он снимался в тот период, когда всю индустрию представлял Сельянов в единственном числе и собственной персоной. Кроме того, по голливудской технологии должен был бы появиться «Брат-3». Не думаю, чтобы он нас порадовал.
– Я и не имею в виду «разработку образа» Данилы Багрова. Я именно говорю о том, что не было следующей роли. Так ведь и не было – возможности, материала. И это трагическое упущение. Современного героя Сергею нужно было играть в уже каких-то других обстоятельствах. А из-за «Брата-2» получилось, что он остался предтечей новой государственной идеологии. Все эти «Вы мне еще, суки, за Севастополь ответите» и «Я узнал, что у меня / есть огромная семья» публика принимала за чистую монету. А потом этой «чистой монетой» оно перекочевало в официальную пропаганду. Я думаю, что ни Балабанову, ни Сергею это и в голову прийти не могло.
– Балабанов – художник; в фильме и то, и се, и пятое-десятое присутствует. И в жанр он играет, и прикалывается, и пародирует, и мальчишество свое тешит, и мизантропию подмешивает. Только Балабанов недовольных ответами не удостаивал. А Бодров честно искал аргументы. Чаще всего они были не слишком убедительны.
– Это беда всех актеров, которых отождествляют с экранными персонажами. Данила Багров возник из стихии российской жизни, он был первым в нашем новом кино непридуманным героем. А сыграл-то его человек, воспитанный на совсем иных ценностях. Но токи времени проходили и через персонажа, и через исполнителя. Да, совпало. Получился герой. Но в Сергее Бодрове был потенциал универсальный – он мог и совсем другие ипостаси этого современного героя воплотить.
– Правильно ли я вас поняла, что человек, который мог воплотить героя, – был. А героя, которого он воплотить мог бы, – не было?
– Не предложили материала, роли. Может быть, сценаристы с режиссерами не предложили. Но может быть, и само время такой драматургии тогда еще не предоставило. Я ведь не говорю, что он мог сыграть все что угодно. Я говорю, что время через него проходило. Земфира же покоряет стадионы не потому, что она такая гениальная. Она очень хорошая певица, но не только в этом дело. Люди за что признательны артисту? Корчится улица безъязыкая, а он что-то за нее сформулировал. Актерская игра, когда речь идет о герое времени, это как поэзия – дело молодое. Не мастеровитость здесь значение имеет, но органика, чувственность, какое-то лирическое состояние. Человек появляется в кадре, и глаз отвести нельзя. Говорит, и хочется, чтобы он вечно говорил. Смотрит в кадр – и зал как завороженный.
– Леня, вот при всей неуместности сослагательного наклонения в этом случае… Как вы думаете, а нынешнее время, в котором мы живем, – проходило бы через него токами? И сказали бы вы сейчас, что в нем потенциал героя нашего времени?
– Я не знаю. Ему, конечно, нужно было бы меняться. Он парень был талантливый, кожей чувствовавший, что происходит. Наверно, он сумел бы меняться. Правда, «Сестры» в этом не очень убеждали. Я остался в недоумении – там, по-моему, получился какой-то странный постскриптум «Брата».
Мы живем во времени, когда срок годности кумиров быстротечен. Слишком индивидуалистское время. Нового Гагарина – одного на весь народ – не может быть. Потому что нет единой публики. Нет никакого единого народа, который бы отдался беззаветному единому чувству. Этого, наверное, уже не будет даже по отношению к следующему после Путина главе государства при всех наших царских традициях власти и безграничности «админресурса» в СМИ.
– Если бы вы сейчас мысленно прокручивали свое кино про Сережу – из ваших встреч с ним, из ваших впечатлений от него на теле– и киноэкране, – из какого момента вы сделали бы стоп-кадр?
– Это был бы не стоп-кадр, а план минуты в полторы. Сергей стоит на восьмом НТВшном этаже в «Останкино», в свитере какого-то персикового цвета, на руке часы, стальной браслет которых ему очень велик, и часы из-за этого все время спадают. Курит. Рука с сигаретой опущена – часы почти на пальцах. Рука с сигаретой ко рту, затяжка – часы летят куда-то к локтю, под рукав. Солнце бьет в окна на лестничной площадке. Я говорю: «Что это ты такой картинный стоишь?» А он даже вопроса не понимает, курит, улыбается. Звяк-звяк – часы туда-сюда летают. Улыбка. Солнце. Какой-нибудь фильм этим планом мог начинаться. Или заканчиваться.
…с Чулпан ХАМАТОВОЙ, актрисой– …В последнее время, когда он уже начал снимать, мы встречались только на премьерах…
Правда, он рассказывал мне сценарий «Сестер», а я еще напрашивалась на роль, что, вообще-то, мне не свойственно. Сережа говорил, что я… немножко старенькая для этой роли. И, конечно, рассказывал про девчонок. Он был потрясен ими обеими. К сожалению, я не помню уже, как зовут младшую.
– Катя Горина.
– Да, Катя. Старшую, Оксану, он очень трогательно успокаивал на премьере. Обещал ей, что она будет актрисой. Иди, говорил, поговори с Чулпан. И мы с ней тогда разговаривали. И уже было понятно, что у нее все будет хорошо. Это ведь Сережа ее открыл…
– Сергей приглашал вас во «Взгляд»…
– Довольно неприятная история. Он понимал, что уже вырос из программы, и, видимо, готовил себе смену. Предложил мне перейти во «Взгляд» и быть ведущей. Я там два или три раза была в качестве гостя и понимала, что мне долго не выдержать. Что для такого дела нужно иметь железные нервы…
– А у Сергея были железные нервы?
– Нет. Я думаю, ему было тяжело работать во «Взгляде». По крайней мере, все сюжеты он помнил наизусть, мог их по сто раз пересказывать. Смешные или грустные. То есть не то чтобы он надевал маску…
– Какое у вас самое счастливое воспоминание, связанное с Сергеем?
– Я заканчивала институт, мы играли дипломный спектакль «Дневник Анны Франк». Бодров уже тогда был Бодровым, и не помню зачем, но они тогда пришли вместе с Кушнеревым на спектакль. Я не помню всех деталей. Их появление произвело настоящий переполох в институте. После спектакля мы выпивали, разговаривали.
