Балканские мифы - Наталья Георгиевна Осояну
Битва со змеем
Сюжеты балканских сказок, преданий, легенд весьма разнообразны, однако исследователи фольклора в этом регионе, как и во многих других, выделяют повторяющиеся, архетипические мотивы, по каким-то причинам приобретшие наиболее широкое распространение. Один из таких мотивов, известный в том числе и в других частях мира, — битва со змеем во всех его многообразных обликах. Сказочный и эпический змей отличается от змея-демона, защитника полей, рассмотренного в пятой главе. У первого из названных змеев роль, как правило, отрицательная, пусть любвеобильность и подталкивает читателя и исследователя к тому, чтобы объединить обе категории мифических существ в одну (и окончательно запутаться).
«Архаический образ змея, одного из мифологических персонажей, с течением времени осложнялся новыми — историческими — чертами либо постепенно вытеснялся образами земных, исторических врагов народа и государства»[115], — пишет Борис Путилов. И в самом деле, применительно к Балканам этот образ на протяжении веков менялся неоднократно, становясь из грозного, но достаточно аморфного куда более конкретным и даже обретая имя, будь то Арапин или Муса Кеседжия. Змей может выглядеть именно так, как мы себе его представляем в первую очередь (то есть как дракон), но не реже появляется в человеческом облике, пусть даже с тремя головами или тремя сердцами.
Со змеями сражаются как отдельно взятые герои конкретных сказок, так и эпические юнаки вроде упомянутого в предыдущей главе Марко Кралевича. Среди юнацких песен можно выделить три основные категории сюжетов об этих существах.
• В первой змей предстает хозяином озера, источника или колодца и, когда добрый молодец хочет испить воды, пытается взять с него плату (исход такой стычки, как правило, довольно предсказуем).
• Вторая категория универсальна и отлично знакома всем, кто прочитал достаточно сказочных и мифологических сборников, связанных с разными народами, начиная с мифов Древней Греции: змей вторгается в жизнь людей и творит зло, требует жертвовать ему красивых девиц, уничтожает посевы, преграждает доступ к воде. Всем только и остается что ждать прихода доблестного воина (юнака), который и случается в конце концов. Воин может прийти один или со спутниками, заручиться помощью волшебных существ или иметь при себе волшебные предметы — в любом случае, в отличие от предыдущей группы сюжетов, он заранее продумывает свое участие в битве.
• И наконец, третья группа сюжетов связана со сватовством и нападением на свадебную процессию. В более поздних версиях таких эпических песен, как отмечает Борис Путилов, происходит подмена змея на злого родственника, не менее злого чужеземца или какого-то другого персонажа, который предстает человеком (в большей или меньшей степени), если не знать о его мифологической родословной.
Условным змеем, в частности, становится Арапин (позднее к его имени был добавлен эпитет «черный», который говорит скорее о черноте души и сердца, чем об этнической принадлежности). В целом в зависимости от конкретного сюжета Арапин может быть сарацином, турком или абстрактным, гротескным, клишированным разбойником, который облагает данью крестьян и требует, чтобы ему приводили женщин.
Как увидел тот Арапин черный,
Что в Солуне больше нет юнака,
Чтобы вышел с ним на поединок,
Обложил солунцев тяжкой данью:
С каждого двора берет по ярке,
Да по печи подового хлеба,
Красного вина берет по бочке,
И ракии жженой по бочонку,
Да по двадцать золотых дукатов,
Да к тому еще по красной девке,
По девице или молодице… [116]
«Больной Дойчин»
Так или иначе, если в случае столкновения юнака с хозяином источника у того есть шанс одержать верх, поскольку с силами природы не всякий богатырь совладает, у змея-разбойника его нет, и он всегда в подобных сюжетах проигрывает битву.
Бродячий чернокнижник грабанцияш дияк
Схоластическая традиция Средневековья предполагала, что по-настоящему образованный служитель церкви должен был закончить двенадцать школ: четыре грамматические, две гуманистические, две философские и четыре теологические[117]. Народное мифическое сознание добавило к ним несуществующую тринадцатую (черную) школу, чьи выпускники были в полном смысле слова чародеями: они умели призывать и отгонять грозы с градом, исцеляли от болезней, с которыми не получалось справиться традиционными методами, а еще ездили (точнее, летали) верхом на драконах. Такой чернокнижник в некоторых регионах Хорватии и Словении был известен как грабанцияш дияк (grabancijaš dijak), чрношколец, черный школяр (črnoškolec) и так далее.
Слово «дияк» интуитивно понятно — оно происходит от греческого διάκονος, diakonos — «служитель», как и русское «дьяк». А вот что означает слово «грабанцияш»? Ватрослав Ягич и исследователи, опирающиеся на его работу об этом фольклорном мотиве, опубликованную в 1877 году[118], сходятся во мнении, что это дополненное суффиксом — aš (обозначающим лицо, занимающееся какой-то деятельностью), заимствованное из итальянского и искаженное gramanzia, то есть «колдовство»[119].
Легенды о грабанцияше основаны на предпосылке, что в глубинах определенных озер и болот, на дне колодцев, а также под старыми крепостями и церквями обитают зловредные драконы (один такой — позой (pozoj) — жил не где-нибудь, а под Загребом!) и только этот чародей способен их оттуда изгнать. Отвечая на зов людей, измученных соседством с монстром, он приходит, читает заклинания или молитвы из некоей книги, а когда дракон является, обуздывает его и улетает в жаркие страны, где пользуются спросом драконье мясо (если положить кусочек под язык, можно чудесным образом охладиться) и прочная шкура. Но что же это за заклинания? У грабанцияша были припасены чародейские формулы двух видов: вызывающие сильнейшую бурю и провоцирующие землетрясения. Как нетрудно заметить, способ изгнания чудовища вполне мог оказаться по своим последствиям куда хуже самого чудовища, поэтому прибегать к услугам грабанцияша не очень-то спешили.
Колдун и его ученик. Рисунок Джованни Баттисты Тьеполо. Ок. 1745 г.
Finnish National Gallery / Jenni Nurminen
Книга грабанцияша была одним из его основных атрибутов, наряду с черной одеждой (потрепанной, сильно поношенной мантией или плащом) и некоторыми другими, варьирующимися предметами вроде посоха или шляпы. Книгу эту он получал в тринадцатой школе от своего учителя — согласно ряду интерпретаций, дьявола. Здесь кроется интересный, в
