Неизвестен Автор - Архитектура Московского метро
С ЛЮБОВЬЮ К РУССКОЙ АРХИТЕКТУРЕ
Л.Павлов, архитектор.
Древнерусской архитектурой я был увлечен с молодости. Считаю, что как русский художник я обязан развивать традиции отечественного зодчества. Когда я работал над станцией метро "Добрынинская", меня особенно волновала Владимиро-Суздальская архитектура. И сейчас считаю, что в древнерусском зодчестве это самый зрелый, самый могучий период. Постройки возводились из белого камня, на большой высоте было строительное искусство.
Занимаясь проблемой пропорций, я открыл для себя удивительные законы пропорциональности русской архитектуры. Hапример, изба - она вписывается в куб, каждая из сторон которого имеет три сажени. То есть, получается, что сторона избы имеет размер, равный одной миллионной радиуса Земли. А в основе объема церквей чаще всего лежит куб, каждая грань которого равняется шести саженям, что составляет одну миллионную диаметра Земли. Выходит, если в церковь Покрова на Hерли вписать шар, он будет моделью земного шара в одну миллионную его истинной величины. Таковы мои наблюдения. А вот что означает эта связь с глобальными пропорциями инстинктивную догадку или сознательный рассчет, - сказать не могу.
Я часто ездил во Владимир, изучал архитектурные памятники. Когда начал размышлять над образом станции, тоже поехал туда - к церкви на Нерли. Добрался на место поздно вечером. На ночь сторож устроил меня на колокольне, где был сеновал. Уснул я, вдыхая теплый запах сена, под кваканье лягушек.
Проснулся рано, чуть-чуть брезжил свет. Перед моим взором, на фоне прозрачного голубого неба, каким-то тяжелым, серым монолитом возникла церковь. Я любовался ею... Вдруг она начала светлеть. Потом порозовела. Потом стала желтой. Hа стенах появились тени от скульптурных рельефов, очертились карнизы. Церковь как бы меняла форму, ее монолитность исчезала. И наконец она стала ярко-белой, волнуя своей девической красотой. Такая живая картина становления образа потрясла меня. Я понял, что эта тема должна стать основополагающей для композиции "Добрынинской".
В основу пропорций станции я положил пропорции храма Покрова на Нерли. /Конечно, насколько позволяла метростроевская конструктивная сетка/. Разрабатывал их на сложном ритме. Тщательно продумывал профили. В мраморной облицовке пытался достичь цветовых ощущений, пережитых у владимирской церкви в описанное мною утро. Использовал ряд своеобразных пластических приемов, подсказанных древнерусской архитектурой. Hапример, широкую чимбию на путевой стене я расположил так, что она отражает свет люстр прямо в глаза пассажирам, стоящим на перроне. Создается впечатление, что по всей горизонтали стены проходит четкая световая черта.
Занятная история связана с двумя капителями наземного вестибюля, которые поначалу были задуманы мною и выполнены - массивными, грузными опять-таки под воздействием русского зодчества. В это время я работал в Академии архитектуры, и мой кабинет часто посещали друзья - забегали рассказать что-нибудь интересное. Однажды туда буквально влетел взволнованный, запыхавшийся профессор Блаватский и прямо с порога закричал: "Ленечка, Вы должны меня спасти!" Оказывается, он нашел на Тамани какой-то необычный акротерий, привез его в Москву, а собрать не мог. Три дня мы с Блаватским колдовали над кусками акротерия. И наконец собрали его. Это был удивительный акротерий - позднегреческий, коринфский, но явно пришедший к нам через Византию.
Его необычные формы взволновали меня. Я вновь стал рисовать капители для наземного вестибюля "Добрынинской" такими, какими я хотел бы сделать их теперь. Рисунок принес начальнику Метростроя М.А.Самодурову и предложил установить на уже готовой станции новые несущие капители. Поначалу Самодуров возмутился: "Что ты задумал? Это новые расходы! Смета закрыта, ничего менять не будем!" Hо заметив мое огорчение, все же согласился посмотреть эскиз. Капитель ему понравилась. Самодуров написал записку на эавод с просьбой сделать по моему рисунку гипсовую модель и сказал: "Потом посмотрим, может быть где-нибудь ее и поставим." "Где-нибудь" меня не устраивало, но на завод я поехал и мы с лепщиками сделали новую капитель. Она простояла на заводе несколько месяцев, пока однажды туда не приехал все тот же М.А.Самодуров. Обратил внимание на капитель и, узнав от рабочих, что она сделана для Павлова, вызвал меня к себе: "Ладно,будем ставить, только ночью." Мраморщики быстро выполнили две капители и ночью мы заменили ими старые. Я торжествовал - красота победила.
Последующие станции -"Серпуховская" и "Hагатинская", находящиеся в одном "кусте" с "Добрынинской",тоже проектировались мною под влиянием русской архитектуры. Только здесь темы русского зодчества выражены более опосредованно. Они как бы прячутся за типовыми конструктивными решениями. В "Нагатинской" я старался эту тему передать в простых, мощных столбах - наподобие тех, что характерны для соборов Hовгорода. Задуманные мною колонны оказались трудными для исполнения. Мне предлагали заменить их гранеными, так как не было станков, вытачивающих кривизну. Все же я настоял на реализации своего замысла. С трудом удалось защитить и мозаику на путевых стенах, которые якобы, как меня убеждали, всегда скрыты транспортом от глаз пассажиров. Я же доказывал, что когда люди ждут поезд, они смотрят ни на что иное, как на путевую стену. Художники Элеонора Жаренова и Владимир Васильцов прекрасно поняли меня, создав красивую, теплую по цвету флорентийскую мозаику, пластико-ритмическая структура которой вторит ритму колонн.
Все эти три объекта - важные этапы моей архитектурной биографии, ибо связаны с углубленной творческой работой, с долгими поисками образных решений, с осознанием того, что станция метро - это не только транспортная точка, но и произведение искусства.
Павлов Леонид Николаевич, 1903 г.р., Заслуженный архитектор РСФСР, кандидат архитектуры, профессор. В 1930 г. окончил Вхутемас. В студенческие годы работал художником-постановщиком в театре В.Э.Мейерхольда. По окончании Вхутемаса работал на Днепрострое, с 1934 г. по 1937 г. - в системе "Моспроекта". 1937-1941 гг. аспирант Академии архитектуры СССР, по окончании аспирантуры работал там же. В послевоенные годы участвовал в восстановлении Севастополя. С 1952 г. работает в"Моспроекте", с 1960 г. - начальник архитектурной мастерской Управления "Моспроект-2". С 1934 г. по 1938 г., а затем с 1956 г. преподает в МАРХИ.
Основные работы: корпуса здания Госплана СССР /1967, Москва/, вычислительный центр Госплана СССР /1970, Москва/, Центральный экономико-математический институт /1970, Москва/, станция автообслуживания "Жигули" /1970, Москва/, станция автообслуживания "Кунцево" /1978, Москва/, музей "Траурный поезд В.И.Ленина /1980, Москва/, Музей В.И.Ленина в Горках /1987/, статьи по истории и теории архитектуры. Станции метро: "Добрынинская"/1950, соавторы - Л.Ю.Гончар, А.П.Семенов; в разработке проекта принимали участие М.Зеленин, М.Ильин; соавтор по проекту наземного вестибюля - Я. Татаржинская/, "Серпуховская" /1983, соавторы - Л.Ю.Гончар, А.П.Семенов/, "Нагатинская" /1983, соавторы - Л.Ю.Гончар, А.П.Семенов, в разработке проекта принимала участие И.Петухова; художники - В.К.Васильцов и Э.А.Жаренова/.
Феликс Hовиков
От "Киевской" до "Краснопресненской"
Между этими станциями по трассе кольца всего один перегон, а если иметь ввиду "Киевскую"-радиальную Арбатского радиуса, с которой все начиналось, то это расстояние слегка увеличится за счет недлинных "ходков" между двумя подземными залами. Для авторов "Пресни" это был сложный путь, в котором они - молодые архитекторы - впервые столкнулись с реальной жизнью в профессии - с поддержкой и благородством старших коллег и, вместе с тем, с конкурсным азартом противников, с покровительством и произволом власти, со славой победы и с досадой поражения. В сей поучительной истории, по-своему, отразилось время, в ней действуют достойные внимания люди и, потому, есть смысл поведать о ней на этих страницах.
ххххх
В самом начале пятидесятых, когда разворачивались описываемые события, пожалуй нельзя было найти задачи более престижной, более заманчивой, чем станция, единственного тогда, столичного метро. Не случайно, в числе авторов сооружения метрополитена значились имена Гельфрейха и Фомина, Чечулина и Колли, Щусева, Душкина и Полякова. И, каждый раз, открытие новых станций, являвшееся долгожданным подземным сюрпризом, превращалось во всенародный вернисаж. Семейные праздничные поездки москвичей по вновь открывшейся линии были доброй московской традицией, привлекавшей вое слои столичной публики - рабочих, актеров, министров. Не следует забывать и того обстоятельства, что удачная работа архитектора на метрополитене, как правило, отмечалась орденом или Сталинской премией, и далеко не все были к тому равнодушны. Так или иначе, но когда мастерской Ивана Николаевича Соболева достался заказной конкурсный проект станции нового радиуса и мастер поручил своим молодым сотрудникам - Игорю Покровскому и автору этих строк - исполнение перспективы по своему эскизу, мы, натянув подрамники, решили с позволения руководителя сделать еще один, свой вариант. Этот проект (рис.1), отразивший в себе наше увлечение темой "Новгородских палат", празднично эвучащей в эскизах Ф.Федоровского к "Садко", обратил на себя внимание и оказался в числе шести отобранных жюри. Архитектурный совет Москвы, рекомендовав три проекта к утверждению, предложил для одной оставшейся станции и трех проектов-претендентов второй тур конкурса. Вместе с тем, менялись и условия. К разработке предлагалась новая конструкция пилона, уменьшенного сечения, что на метрострое прежде не встречалось. Круг конкурентов сузился. В их числе П.Ревякин, И.Мельчаков, С.Кравец. И, все-таки, шансы есть. Раз так, мы решили укрепить свои ряды. Вчетвером - с Виктором Егеревым и Михаилом Константиновым - мы выполняем два варианта и, показав их Б.С.Мезенцеву (учитель трех моих соавторов), избрали один для представления.
