Максим Дубаев - Рерих
Многоуважаемый Сергей Андреевич!
Вчерашний короткий разговор наш в Думе, внезапный, прерванный, вынуждает меня писать Вам… Вы спросили меня:
— Почему Вы купили картину Рериха „Город строят“?
Рерих — художник талантливый, выдающийся, уже давно, еще при покойном Павле Михайловиче, получивший свое почетное место в нашей галерее. С тех пор он продолжает безустанно работать, ища и развиваясь. Его прошлогодняя картина приобретена Музеем Александра III. Картину этого года приобрели мы. Она нова и оригинальна и, по нашему разумению, должна быть обязательно приобретена. В ней Рерих, страстный археолог, опять, как всегда, трактует мотив из доисторических, „антропологических“ времен старой Руси. Сообразно с новизной мотива, сообразно с содержанием его, он смело применяет в картине своей и особую манеру, широкую, „эскизную“. Я затрудняюсь ответить прямо на Ваш вопрос:
— Так ли строили города тогда?
— Не знаю. Но талант художника меня лично заставляет верить, что так. Я скорее усомнился бы, так ли произошла сцена убийства сына Грозным, потому что чувствую на полотне Репина театральный эффект, застывшую и скомпонованную позу „живой картины“, как в „Помпее“ Брюллова, в „Княжне Таракановой“ Флавицкого, в „Тайной вечере“ Ге, как в целом ряде признанных и достойных произведений предшествовавшей эпохи (нарочно беру ценнейшие и крупнейшие явления в русском художественном творчестве). Теперь стремление к простоте и обобщению интенсивнее. И мотив Рериха проще и потому правдивее, ну, хотя бы невольно напрашивающегося на сравнение тоже „доисторического“ мотива Виктора Васнецова „Каменный век“ (опять одно из первоклассных созданий мастера и времени).
Я одинаково люблю и ценю и Рериха, и Васнецова, даже мои личные симпатии больше на стороне последнего (оно и понятно: заслуга его полнее и более выражена, чем молодого Рериха; в этой области у нас Васнецов — Bahnbrecher).
Но, сравнивая рериховский „Город“ с васнецовским „Каменным веком“, я не могу не отметить следующего. Задачи — одинаковы. Как тот, так и другой художник воскрешают седую, доисторическую старину… Научных данных очень мало, неоспоримых нет… Создают проникновением, провидением… Сюжет такой не может быть передан так осязательно реально, как „Чаепитие в Мытищах“ или „Сватовство майора“. Рерих очень тонко и разрешает задачу. Он как бы намечает сюжет, отвечая за общее и не показывая деталей, которых ни он, ни кто другой не знает. И дает большой картине трактовку эскиза. Главное — все налицо, мощно и крепко выраженное; деталей нет, они — не нужны, были бы ложны и спутывали бы правдивое впечатление общего, возбуждая лишь недоверие к нему. Они не нужны и по другой причине. Задача такова. Пещеры брошены, культура развилась до первичных форм общины — люди „строят город“.
Тема еще „антропологическая“. „Личность“ еще не появлялась. Жили люди, как муравьи, что ли. И строили свою муравьиную кучу с той же суетней, с той же муравьиной энергией, расторопностью и безличностью, под тем же солнцем, которое и нам светит, среди той же природы, в которой, тысячелетие спустя, родились и мы с нашей цивилизацией. Какой интерес и художнику, и зрителю рассматривать каждого отдельного муравья? — все одинаковы, все в белых рубахах!.. И верится картине, и нет ничего, что бы нарушало иллюзию ненужными, сомнительными деталями. Посмотрите у Васнецова. Эпоха еще более далекая. А я так не верю знаменитой картине Исторического музея, как верю рериховскому полотну. Вот в моем личном собрании есть эскиз „Каменного века“ Васнецова — тому я верю безусловно, и иначе сцены себе представить не могу. Все потому же. В таком сюжете деталь или должна быть передана до вероятия точно, не возбуждая ни малейших сомнений, или сознательно обойдена, как у Рериха, или не выработана, как в моем эскизе Васнецова. А то, что же выходит? Все люди композиции „Каменного века“, написанные в размер натуры, все — в позах и с выражениями, несомненно, современных нам людей, как ни старался художник рядить их в шкуры и меха. Все чистенькие снаружи и очень талантливые актеры внутри. И я им не верю, как не верю реализованным на сцене Фафнерам и Зигфридам в вагнеровских операх, глубоко проникаясь этими образами в звуках… Картина Рериха, как почти все новое, смелое, талантливое, не имела при появлении своем успеха в публике. Ее понял, оценил и полюбил, как всегда, пока лишь небольшой кружок людей, действительно любящих и чувствующих искусство, живущих им. Тем приятнее мне отметить положительные отзывы о ней в печати двух чутких и разных людей — старика Суворина, остановившегося во всем ряде выставок минувшего сезона на этой картине, и В. Розанова. Очень трудно, и мне в особенности, яснее и подробнее сказать Вам, что чувствую, да и писать приходится, как всегда, наспех.
Буду рад, если эти строки не только объяснят Вам, хоть несколько, мотивы, которыми мы руководствовались, приобретая картину Рериха, но и дадут Вам некоторую уверенность в том, что мы действуем не совсем уже опрометчиво в таком ответственном и дорогом для нас деле. Во всяком случае, прошу Вас извинить, что отнял у Вас столько времени чтением этого письма, и верить в чувства моего искреннего к Вам уважения. И. Остроухов»[99].
Известный философ и критик В. В. Розанов тоже обратил внимание на картины Рериха и откликнулся на выставку заметкой в журнале «Мир искусства», в которой хвалил художника за картину «Город строят».
Сергей Дягилев, идейный руководитель и организатор «Мира искусства», был очень доволен картиной Н. К. Рериха, тем более что считал себя причастным к ее созданию. Между выставками Рерих собирался переделать картину «Город строят», но С. Дягилев, узнав об этом, прибежал поздно вечером в его мастерскую и, отстранив Николая Константиновича от полотна, закричал: «Ни одного мазка больше! Вот это сильное выражение! Долой академические формы!»
Позже, в 1904 году, Стасов писал Рериху о своих статьях, спорах и слухах вокруг выставок и картины «Город строят»: «Вас не ругал, не ругаю и не собираюсь ругать — не за что! А кто Вам сказал вздор и клевету, тому…»
Журнал «Мир искусства» просуществовал до 1904 года. Катастрофически не хватало денег, а давний покровитель этого предприятия, княгиня Мария Клавдиевна Тенишева, совершенно разочаровалась в этом издании и только после долгих уговоров и бесконечных просьб Сергея Дягилева согласилась последний раз помочь журналу, приносившему ей одни только убытки.
Александр Бенуа продолжал винить во всех своих бедах Николая Рериха. И когда поддавшаяся на уговоры Дягилева Мария Клавдиевна предложила для сохранения журнала ввести Николая Рериха в руководство, Александр Бенуа вспылил, на что Тенишева предложила Дягилеву вовсе исключить Александра Бенуа из «Мира искусства». Дягилев согласился с таким условием, но в опубликованный список новых сотрудников журнала все же включил Бенуа, надеясь, что княгиня простит погорячившегося художника. Княгиня прощать не собиралась и поступок Дягилева посчитала наглой выходкой. Позднее она вспоминала свой разрыв с «Миром искусства», приведший к закрытию журнала:
«Спустя несколько лет вновь возник вопрос о моем вступлении в журнал как издательницы. Тогда я выработала новую программу, поставила Дягилеву известные условия, желая, прежде всего, придать журналу более национальный характер, оставить постоянные и неумеренные каждения[100] перед западным искусством и заняться поощрением своего, русского, в частности, прикладным искусством. Я не могла примириться с постоянным раздуванием „ампира“, вечным восхвалением всего иностранного в ущерб всему русскому и явно враждебным отношением к русской старине. И это в единственном русском художественном журнале. В связи с этим я потребовала изменить состав сотрудников журнала и пригласить Н. К. Рериха, очень образованного, уравновешенного и серьезного знатока дела. Также, в связи с изменением в направлении журнала, решено было о выходе из редакции А. Бенуа. Дягилев опять казался искренним и с чувством говорил:
— Да, что ни делаешь, а истинные друзья встречаются только раз в жизни… Много перед вами проходит людей, но преданный, верный друг — один в жизни…
Вскоре вышло объявление в газетах о принятии подписки на журнал с моим участием как издательницы. В списке сотрудников я прочла имя А. Бенуа. Дягилев и на этот раз нарушил наше условие и, как и прежде, не стеснялся со мной. Тогда я немедленно поместила в той же газете объявление, что никакого участия в журнале не принимаю и принимать не буду. Это и было смертью „Мира искусства“. С тех пор я уже окончательно порвала с Дягилевым»[101].
ТАЛАШКИНО
В 1903 году Н. К. Рерих с женой впервые приехали по приглашению княгини М. К. Тенишевой в имение Талашкино, где был создан центр русских ремесел.
