Алла Ястребицкая - Западная Европа XI—XIII веков. Эпоха, быт, костюм

Как и монашество, куртуазная любовь есть антитеза средневекового брака. Воспетая трубадурами и миннезингерами в терминах феодального права, где верности принадлежит первенствующее место, она возникла, скорее всего, как результат перенесения на сексуальную сферу идеальных отношений между сеньором и вассалом. Влюбленный служит даме как вассал служит сеньору, за которого он (в идеале) готов положить жизнь. Ни половая близость, ни материальная выгода, ни социальный престиж не составляют предмета куртуазной любви — она очищает самое чувство, в которое входит основным элементом бескорыстие. Трубадур Бернар Вентадурский (ок. 1140—1195) воспевает красоту зрелой замужней женщины, принадлежащей другому и не отвечающей на любовь поэта, но рыцарь клянется до конца дней своих бескорыстно служить этой даме. Дама не индивидуализирована — она лишь повод для выражения чувств рыцаря. У алеманна Гартмана фон Ауэ (ок. 1170 — ок. 1210) служение даме перерастает в служение богу, приверженность бренному — в приверженность вечному. Тюринг Генрих фон Морунген (1150—1222), воспевая любовь, видит в женщине символ вечного идеала совершенства. Эта высокая любовь отделялась от обычной любви к земной женщине, которую воспевали такие поэты, как Вольфрам фон Эшенбах (ок. 1170—ок.1220), Вальтер фон дер Фогельвейде (ок. 1170 — ок. 1230), Найдхард фон Ройенталь (ок. 1180—1237).

Культ дамы воплощается с особой силой в поклонении Марии, богородице, "первой даме" христианского мифа. Почитание Марии, "новой Евы", особенно распространяется с XI века. В 1140 году был введен праздник непорочного зачатия Марии. Многие богословы, в том числе Бернар Клервосский (1090—1153), выступали против подобной мариолатрии (культа Марии), но народное почитание богородицы нарастало неудержимо. Марию трактовали прежде всего как заступницу за людей перед Христом, и Гвибер Ножанский объясняет, как Мария, принадлежащая к сотворенному миру, могла влиять на творца: ведь она, заявляет Гвибер, мать бога, а мать не просит, она приказывает. Вот почему Христос слушает ее и, прислушиваясь к ней, может менять свои решения. Даже разбойник, возносивший к ней свои молитвы, так рассказывается в одном фаблио, получает помощь Марии. Когда он был схвачен и осужден к повешению, богородица поддерживала его ногу и не дала ему задохнуться на виселице; когда же затем палач вытащил меч, Мария отвела удар. С культом заступницы, культом, в котором отчетливы языческие народные мотивы, переплетается поклонение тому вечно женственному началу, которое восславляли трубадуры и которое воплотили в камне скульпторы XII—XIII веков.

Женская свобода в средние века была, пожалуй, заметнее на обоих полюсах общества: в крестьянской и в аристократической среде. Как ни странно, именно горожане строже всего держали своих жен. В крупной торговой и ремесленной деятельности женщина не нашла своего места, и горожанка оказалась прочнее прикованной к очагу, нежели крестьянка и знатная дама. В городах вырабатываются строгие нормы поведения женщины на людях: она должна ходить, не поворачивая лица в стороны, опустив глаза, не позволяя себе ни посмеяться, ни поболтать с кем-нибудь на улице, а девушкам настоятельно рекомендовалось сидеть, сложив руки на животе. Подъем городов не знаменовал улучшения статуса женщины, скорее, напротив, в XII—XIII веках он оказывается более приниженным, чем в предшествующее столетие.

По всей видимости, именно из городской среды вышли те интеллектуалы, которые наводнили средневековую литературу антифеминистическими сочинениями. Уже поэт XI века Марбод Реннский, опираясь как на библейскую традицию, так и на античные образцы, объявлял женщину "самым опасным силком", заявляя, что женщины завистливы, легкомысленны, жадны, а также прожорливы и охочи до вина, суетливы и болтливы, похотливы. Женщина — "сладкое зло", и она управляет миром.

Писатели XII—XIII веков, современники трубадуров, на все лады осмеивают женские пороки. Особенно достается тем глупцам, которые решились жениться. Рютбеф, французский поэт XIII века, иронизирует над самим собой: зачем только он женился, да еще на женщине, столь же бедной, как и он сам, некрасивой и принесшей ему лишь свои сорок лет в своей миске.

Семейная жизнь — предмет постоянных насмешек. Согласно французскому фаблио, штопальщик Эн, парижанин, был женат на даме по имени Аньез, которая вечно ему противоречила. Если он просил лук-порей, она готовила ему бобы, если он хотел бобы, то получал лук-порей. Он посылал ее на рынок за морской рыбой, она приносила ему речную. Писатели той поры не переставали ужасаться средствам женского кокетства: двухцветным одеждам, глубоким декольте, длинным шлейфам, роскошным поясам, обтягивавшим талию жакетам, отделанным мехом, шелком и серебром, узконосым туфлям, головным уборам, высоким, словно здания, и прическам из искусственных волос с "рожками" по парижской моде, к которым прикреплялась вуаль. Моралисты вспоминают по этому поводу голову медузы, рогатого дьявола, сатану с хвостом. А сколько желчи порождает косметика: пудра, смывка, краска для щек — все, что, по словам моралистов, делается из бараньей желчи и собачьего жира — и точно так же орудия создания женской красоты: шпильки, ножницы, бритвы. С неменьшей страстью моралисты нападают на женское непостоянство, коварство, хитрость, на страсть к прогулкам, на умение затеять интрижку. Но и женская образованность порождает их возмущение. "Сын мой, — наставляет Юрбэн Куртуа в XIII веке, — если ты собираешься жениться, не бери ни красивой жены, ни умеющей читать книги. Те и другие обманчивы".

По средневековым представлениям жизнь человеческая разделялась на шесть периодов: младенчество, детство, отрочество, юность, зрелость и старость, которым соответствуют шесть исторических эпох от сотворения мира до потопа, от потопа до Авраама, от Авраама до царя Давида, от Давида до вавилонского плена, от вавилонского плена до рождества Христова, и последний период — от рождества Христова до конца света. Возрастам человеческим (и историческим эпохам) средневековое символическое сознание уподобляло часы дня: на заре трудился праведный Авель, третий час — время Ноево и построения ковчега, девятый час — законодательство Моисеево, вечер — пришествие Христа. Периоды человеческой жизни, как их отмеряло средневековье, нам показались бы сдвинутыми. Считалось, что юность длится до двадцати пяти лет, зрелость — до сорока пяти, а после того наступает старость. Хотя надежной статистики нет, видимо, люди умирали рано: голодовки, эпидемии, войны и феодальные распри делали свое дело.

142. Одежда горожан. Миниатюра (Сцена в банке). XIV в.

143. Щит с изображением герба знатного сеньора. Миниатюра. XI в.

144. Гербы германских курфюрстов. Миниатюра. XIV в.

Мы очень мало знаем о средневековом младенчестве. Детей рожали дома, в лучшем случае при помощи повитухи. И вскоре после рождения над ними совершали обряд крещения, знаменовавший включение новорожденного в "видимую" христианскую общину, в общество. Крещение было обязательным для всего христианского мира. Неисполнение обряда крещения рассматривалось как предательство (в средневековой терминологии понятиям "верность" и "предательство" придавался очень широкий смысл), и за это следовало наказание. По учению церкви, крещение — одно из основных таинств, "новое обрезание", которое, однако, удаляет не частицу плоти, но всю "телесность", приобщая человека к духовному миру. Крещение — уникальная акция, совершаемая лишь раз в жизни, ее повторение невозможно. В древней церкви основной формой крещения было погружение, которое совершалось первоначально в реках или ручьях, а позднее в специально построенных баптистериях — бассейнах с водой (купель), которые сооружались в храмах или в особых зданиях. Обливание и окропление устанавливается в католичестве лишь с XV века. Крещение сопровождалось наречением имени младенцу и особыми формулами, назначенными отогнать от него демонов.

По всей видимости, специального воспитания детей раннего возраста средневековье не знало. Аристократические младенцы отдавались кормилицам, дети крестьян и ремесленников, выйдя из колыбели, ползали по кухне, пока не достигали такого возраста, когда их можно было приставить к какому-нибудь делу. Отрочество завершалось рано: к двенадцати годам у девочек, к четырнадцати — у мальчиков. Считалось, что в этом возрасте они уже могут вступать в брак и становятся самостоятельными.

Пассивной и незаметной была в средневековой семье роль ребенка. Показательно, что средневековое изобразительное искусство почти не знает детской темы. И ангелы и путти — эроты средневековой скульптуры — изображались в эту пору взрослыми. Скульптура и миниатюра, представлявшая богородицу с младенцем, рисовала Христа непривлекательным младенцем, почти уродцем, скорее маленьким старичком, чем ребенком. Средневековая литература знает родительскую любовь к детям, но практически не знает детей от момента рождения до той минуты, когда герой, оставаясь еще ребенком по возрасту, проявляет себя взрослым, обладающим недетской мудростью и недетской отвагой охотника или воина.