Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев - Сарнов Бенедикт Михайлович
- "Однако, - продолжил чтение Холмс, - чего бы ни касался западный детектив, в основе даже и лучших его рассказов лежит принцип прямо противоположный тому, который развивает литература "научного поиска". Принцесса потеряла кольцо. Украли шкатулку, в которой лежало завещание банкира. Вследствие происков акционер теряет свое состояние. Детектив находит кольцо, обнаруживает похитителей, пресекает шантаж. Но кольцо, шкатулка, миллионное состояние принадлежит не читателю, а принцессе, банкиру, миллионеру. А рукопись Пушкина или Байрона, полотна Рафаэля и Ренуара, расшифрованный алфавит - это общая собственность. Она принадлежит всем читателям, потому что раздвигает границы наших познаний".
- Ловко он это повернул, ничего не скажешь, - вынужден был согласиться Уотсон. - Однако я не понимаю, Холмс, почему вы с таким довольным видом приводите аргументы, дискредитирующие профессию, которой вы отдали столько сил, ума, наконец, таланта.
- Потому что я всю жизнь служу истине, Уотсон. Истина для меня превыше всего. И уж во всяком случае, выше мелкого самолюбия. Я склоняю голову перед истиной, друг мой. Торжественно признаю, что профессия литературоведа куда почтеннее профессии сыщика, и объявляю о своем твердом и непреклонном решении окончательно переквалифицироваться в литературоведа.
- Боже! Что я слышу?! - всплеснул руками Уотсон.
- Не стоит так отчаиваться, друг мой, - успокоил его Холмс. - Ведь все лучшее из того, что присуще ремеслу детектива, останется при нас. И умение связывать отдельные наблюдения цепью неопровержимых логических умозаключений, и аналитический подход к явлениям жизни, и умение строить гипотезы... Впрочем, если вы не согласны, если вы предпочитаете сохранить приверженность нашим прежним занятиям...
- Ну что вы, Холмс! - прервал друга верный Уотсон. - Вы же знаете, куда бы вы ни направили свои стопы, я всюду последую за вами.
- Другого ответа я от вас не ожидал, - промолвил растроганный Холмс. Вашу руку, дружище!
Как уже было сказано, этим диалогом великого сыщика со своим верным другом и соратником заканчивалась моя книга, вышедшая в свет тринадцать лет тому назад.
Но там Шерлок Холмс еще только собирался переквалифицироваться в литературоведа. Во всяком случае, делал на этом поприще самые первые свои шаги.
В книге, которую вы сейчас раскрыли, он уже гораздо увереннее чувствует себя в этой своей новой роли.
Ну, а о том, насколько эта роль ему удалась, судить не мне. Ответить на этот вопрос я предоставляю вам, дорогие мои читатели.
ПРОТОТИП И ЛИТЕРАТУРНЫЙ ГЕРОЙ
ПИСАТЕЛЬ ВЫДУМЫВАЕТ СВОИХ ГЕРОЕВ
ИЛИ ОНИ СУЩЕСТВОВАЛИ НА САМОМ ДЕЛЕ?
Такой вопрос задают всякий раз, когда заходит речь о том, что такое художественная литература. В самом деле: выдумал Марк Твен своего Тома Сойера или действительно существовал такой озорной мальчишка, которого писатель вывел в своей знаменитой повести под этим именем? Жил на свете человек, которого Пушкин изобразил в своей "Капитанской дочке" под именем Петруши Гринева? Или и сам Петруша, и все события, которые с ним приключились, выдумка Пушкина, плод его художественной фантазии?
Или вот, скажем, знаменитые три мушкетера Александра Дюма. Ведь они действуют в романе, который в какой то мере тоже можно назвать историческим.
Не только потому, что в нем - правдиво, или не очень правдиво изображена определенная историческая эпоха, но прежде всего по той причине, что многие его герои такие, как король Людовик Тринадцатый, королева Анна Австрийская, кардинал Ришелье, герцог Бэкингемский и некоторые другие, - это вполне реальные исторические фигуры. Были ли они на самом деле такими, какими изобразил их в своем романе Дюма, - это уже другой вопрос. И мы к нему, я надеюсь, когда-нибудь еще вернемся. Пока же мы можем с полной уверенностью сказать лишь одно: эти персонажи романа Дюма не совсем выдуманы. У них были свои прообразы. Или, как принято в таких случаях говорить, - прототипы.
А вот были ли прототипы у других, главных героев романа? У д'Артаньяна, Атоса, Портоса, Арамиса?
В романе Льва Толстого "Война и мир" тоже действуют реальные исторические лица: Наполеон, Кутузов, Багратион... Под именем Василия Денисова, друга Николая Ростова, Толстой вывел в этом своем романе знаменитого поэта-партизана Дениса Давыдова. Ну, а сам Николай? А его сестра Наташа? Андрей Болконский? Пьер Безухов? Соня? Мать и отец Наташи и Николая - все эти неисторические герои "Войны и мира", - можно ли с полной уверенностью сказать, что у каждого из них не было своего прототипа?
А Робинзон Крузо? Дон-Кихот? Плюшкин? Чацкий? Обломов?
Да, конечно, многое писатели, наверное, и понапридумывали обо всех этих персонажах своих книг. Но ведь что-то же, наверное, все-таки было? С кого-то же срисовывали они все эти портреты, как это делает портретист-живописец, когда рисует, как говорят в таких случаях, с натуры?
Человек, позирующий живописцу, называется натурщиком. Натурщик (или натурщица; или, как часто называют позирующего им человека художники, модель) сидит напротив художника, создающего задуманную им картину, а тот, поминутно взглядывая на модель своим зорким художническим глазом, кладет на холст мазок за мазком. Сюжет картины художник, конечно, придумывает сам. И натурщика (модель) тоже подбирает сам, в зависимости от того, кто ему лучше подходит для воплощения его замысла. Но без натурщика (без модели) картина даже гениального художника вряд ли получилась бы такой жизненной, а изображенные на ней люди вряд ли казались бы нам такими натуральными, реальными, живыми.
Писатели работают не так, как живописцы или скульпторы. Никаких "натурщиков" и "натурщиц" у них не бывает.
Писатель часто даже обижается, когда его подозревают в том, что какого-то своего героя он писал "с натуры".
Вот, например, одна из княгинь Волконских, прочитав роман Льва Николаевича Толстого "Война и мир", решила, что под именем князя Андрея Болконского он вывел в этом своем романе какого-то ее родственника.
Лев Николаевич этим предположением был очень раздосадован и даже оскорблен. Он написал княгине в ответ на этот ее запрос довольно-таки сердитое письмо.
Вот что в нем говорилось.
ИЗ ПИСЬМА Л. Н. ТОЛСТОГО КНЯГИНЕ Л. И. ВОЛКОНСКОЙ
Очень рад, любезная княгиня, тому случаю, который заставил Вас вспомнить обо мне, и в доказательство того спешу сделать для Вас невозможное, то есть ответить на Ваш вопрос. Андрей Болконский НИКТО, как и всякое лицо романиста, а не писателя личностей или мемуаров. Я бы стыдился печататься, ежели бы весь мой труд состоял в том, чтобы списать портрет, разузнать, запомнить.
Желая, чтобы имена его героев звучали достоверно для слуха его читателей, знающих отечественную историю, Лев Николаевич, придумывая, как ему назвать своих героев, брал за основу подлинные, знакомые каждому русскому уху дворянские фамилии. Так появились в его романе Друбецкой, Болконский. (Слегка измененные подлинные фамилии: Трубецкой, Волконский.)
Эта замена в подлинной фамилии всего лишь одной буквы навела некоторых наивных читателей на мысль, что под видом Друбецкого в романе выведен какой-то реальный Трубецкой, а под видом Болконского - какой-то вполне конкретный Волконский. Оставалось только догадаться, кого именно из Трубецких и Волконских имел в виду автор.
Догадок и предположений было много. И все они так раздражали Толстого, что в конце концов он даже написал на эту тему специальную статью: "Несколько слов по поводу книги "Война и мир"".
ИЗ СТАТЬИ Л. Н. ТОЛСТОГО
"НЕСКОЛЬКО СЛОВ ПО ПОВОДУ КНИГИ "ВОЙНА И МИР""
Я бы очень сожалел, ежели бы сходство вымышленных имен с действительными могло бы кому-нибудь дать мысль, что я хотел описать то или другое действительное лицо, в особенности потому, что та деятельность, которая состоит в описании действительно существующих лиц, не имеет ничего общего с тою, которою я занимался.
Но многих читателей Толстого, и в том числе даже людей очень к нему близких, это его заявление ни в чем не убедило. Они как были раньше, так и продолжали оставаться в уверенности, что и в "Войне и мире", и в других своих произведениях Лев Николаевич описывал не вымышленных, а действительно существующих лиц.
