Николай Барсамов - Айвазовский в Крыму
Айвазовского всегда волновали и влекли картины грандиозные и фантастические. В журнале «Иллюстрация» 1846 года в статье о выставке картин Айвазовского сказано:
«На днях мы видели панораму в особенном роде. Это две новые картины И. К. Айвазовского, изображающие вид Принцевых островов с высоты птичьего полёта на Мраморном море и Константинополя. В первой г. Айвазовский для нас является в полной зрелости обширного своего таланта. Освещение дерзко, но исполнено удачно; зной разлит в картине так осязательно, что кажется, ощущаешь его влияние; великолепен и вид великолепного Константинополя».
Стремление к изображению явлений стихийных и грандиозных у Айвазовского не случайно. Он по воображению написал такие картины, как вид Керченского и Таманского полуостровов с птичьего полёта, когда о самолётах не было ещё и речи, изобразил широкую панораму Балканского полуострова, совместив на одном полотне пространство от Софии до Константинополя.
В этих произведениях, с точки зрения здравомыслящих искусствоведов, быть может, несколько странных, нам дороги не конечные результаты творчества, а та непосредственность чувств, без которой нет и никогда не было подлинного искусства.
Само обращение художника к подобным темам говорит не только о глубокой органической связи его творчества с современностью, но и о том, что Айвазовский был способен дерзать до конца жизни.
Айвазовский оставил завидную о себе память. В течение шестидесяти лет творческой жизни его имя стояло в ряду наиболее чтимых деятелей русской культуры. Слава его была поистине безгранична. В Крыму его знали и глубоко уважали все — от пастухов и садоводов до губернаторов. Это было в то время явление небывалое. Айвазовский, конечно, ощущал это и, кто знает, как часто он вспоминал в конце дней своих дивные, грустные строфы своего любимого поэта:
Певец любви, певец богов.Скажи мне, что такое слава?Могильный гул, хвалебный глас.Из рода в роды звук бегущий?Или под сенью дымной кущиЦыгана дикого рассказ?
Прошло семьдесят лет с тех пор, как Айвазовского не стало, но слава его продолжает расти. В наше время искусство Айвазовского по сути своей стало подлинно народным.
В европейском изобразительном искусстве маринистическая живопись в XIX веке занимала большое место. Особенно широкое развитие получила она в Голландии, Англии и во Франции. Но ни один художник этих стран не поднялся до восприятия моря как живой стихии. Только Айвазовский, наделив его всеми оттенками своих чувств и переживаний, сумел в наиболее ярких произведениях воплотить поэтическое представление своего народа о море как о грозной стихии, зовущей к мужеству, отваге и борьбе, стихии, подчиняющейся только смелому и стойкому противоборству. Издревле для русского народа морская стихия была синонимом свободы, и Айвазовский глубоко чувствовал это.
Никто в искусстве XIX века не сумел возвыситься до восприятия морской стихии как грандиозного, величественно-спокойного или грозно-могущественного явления, никто не передал жизнь моря во всей его капризной изменчивости и многообразии так, как это сделал Айвазовский. Никто не ощутил неуловимый ритм движения морских волн, не передал пульсацию морского прибоя так, как Айвазовский. Такое мастерство способствовало небывалому размаху творческих замыслов художника, а лёгкость воплощения этих замыслов в живописные образы сообщила его искусству покоряющую силу.
Картины Айвазовского содержательны, эмоционально насыщены, а живописные образы иногда возвышаются до широких обобщений, отражающих многие стороны жизни своего времени. С особой яркостью это сказалось на произведениях, ставших вехами на пути развития его творчества. Это прежде всего картины «Девятый вал», «Чёрное море», «Среди волн».
Картины эти являются вершиной живописного мастерства Айвазовского, пользуются наибольшей популярностью, потому что в них ярче, чем во многих других, отразилась идейная направленность и содержательность его творчества.
Вся жизнь Айвазовского была огромным непрерывным трудом. В последнее время, как бы предчувствуя близкий конец, Айвазовский работал с особым напряжением. «…Я очень много в этом году написал, — сообщает он Н. Н. Кузьмину, — 82 года заставляют меня спешить.»
Он был ещё полон новых творческих замыслов. Он волновался, что не успеет воплотить всё задуманное, и в этом величие его живой, деятельной натуры, до конца преданной своему любимому труду.
Ещё при жизни Айвазовского его искусство стало летописью боевой славы русского военно-морского флота.
Айвазовский был и остаётся народным художником. Его искусство близко и дорого миллионам советских людей, и это определяет великую значимость его творчества в нашу социалистическую эпоху.
Лев Феликсович Лагорио
Смолоду Айвазовский не замыкался в своём доме и мастерской. Уезжая по окончании Академии художеств на родину, он думал о создании в Феодосии художественной школы для целого края. Но сделать это в тех масштабах, о каких художник мечтал, ему не удалось — Феодосия была слишком мала. Позднее, когда в Одессе была открыта художественная школа, Айвазовский принимал деятельное участие в её жизни. А в Феодосии он предоставлял свою мастерскую всем, кто проявлял склонность и любовь к искусству, охотно помогал начинающим художникам.
Первым учеником Айвазовского был сын феодосийского хлебопромышленника Лев Феликсович Лагорио, итальянец по происхождению. Родился он в Феодосии 16 июня 1827 года. Рано проявившаяся одарённость и склонность к живописи сблизили его с Айвазовским. Произошло это, видимо, в 1838–1839 годах, когда Айвазовский за выдающиеся успехи в академии был послан на два года в Крым для самостоятельной работы. Сближение Лагорио с Айвазовским произошло, по-видимому, не без участия А. И. Казначеева, который за 10 лет до этого помог Айвазовскому поступить в академию и, как утверждают, открыл дарование и у Лагорио.
В 1843 году, когда Айвазовский был в заграничной командировке и блистательно прокладывал путь к мировой славе, шестнадцатилетний Лагорио был зачислен «вольноприходящим учеником» Академии художеств в класс профессора пейзажной живописи М. Н. Воробьёва, из которого вышел Айвазовский. Одновременно Лагорио занимался в классе батальной живописи у профессора А. И. Зауэрвейда.
Л. Ф. Лагорио сразу избрал своей специальностью маринистическую живопись, видимо, находясь в плену своих первых впечатлений от живописи Айвазовского. Впрочем, он остался верен этому влечению всю жизнь.
В первые годы обучения в Академии художеств Лагорио много внимания уделял изучению моря. Летом 1845 года он плавал на военном фрегате «Грозящий» (как это в своё время делал и Айвазовский), знакомился с его строением, оснасткой, с управлением кораблём.
В 1846 году Лагорио совершил плавание на своей лодке вдоль берегов Финского залива, написал много этюдов. В летние месяцы художник писал картины в Старой Ладоге, где за десять лет до этого работал Айвазовский.
В 1847 году Л. Ф. Лагорио был направлен академией на три месяца в Выборг. По возвращении из командировки он в 1848 году написал картину «Вид Выборга». Эта одна из самых ранних работ Лагорио представляет значительный интерес. На ней изображена окраина города. У подножия древней башни и крепостного вала около воды ютятся несколько деревянных домиков. На берегу стоят группы людей. Голубое небо с лёгкими облаками занимает большую часть полотна. Картина тщательно и тонко проработана. Очень верно и хорошо написаны старые деревянные постройки, лодки на берегу, удачно найден колорит картины. По любовной проработке деталей, реалистическому, бесхитростному восприятию природы эта картина близка к ранним работам Айвазовского («Вид Феодосии» 1838 г. и «Вид Ялты» 1839 г.) и напоминает картины художников венециановской школы. За эту работу Л. Ф. Лагорио была присуждена большая серебряная медаль.
В 1850 году Л. Ф. Лагорио окончил Академию художеств и за отличные успехи был награждён «золотою медалью 1-го достоинства». За картину «Вид болота на Лисьем носу» ему было предоставлено право на заграничную командировку. Однако вначале академия отправила его на Кавказ «для написания тамошних видов».
В 1852 году Л. Ф. Лагорио представил совету академии свои отчётные работы, выполненные на Кавказе. Рассмотрев эти работы, совет отметил отличные успехи молодого художника и высказал надежду, что, «продолжая оказывать их, он станет в ряду замечательнейших художников русской школы».
Природа Кавказа своей красотой покорила Л. Ф. Лагорио. В 1861 и в 1863 годах он вновь побывал там. Изображение гор Кавказа и кавказского побережья Чёрного и Каспийского морей стало сюжетом многих его картин.
