Сергей Гурьев - История группы «Звуки Му»
Клавиши Петру Николаевичу тогда вообще надоели как инструмент, ему хотелось создать чисто гитарную группу, но – с массой театральных эффектов, экспериментов и т.п. На Мамонова, несомненно, оказал воздействие визуальный ряд The Residents, увиденный им в Линкольн-центре, да и популярное в то время в эстетских кругах видеошоу Лори Андерсон, которую он, напомним, совсем недавно едва не вытурил взашей из гримерки. К концу 80-х эстетика new wave по сути дела и впрямь исчерпала себя – наиболее чуткие ее представители судорожно искали новые пути… Но объективно, разрушая органично сформировавшийся самобытно-эклектичный канонический состав «Звуков», успевший захватить известный плацдарм на материке западного индепендента, Мамонов становился на путь самоуничтожения. Истребив стилистически небезупречные элементы своего коллектива, он не имел в распоряжении достаточных средств, чтобы полностью законопатить возникающие бреши.
Был и еще один момент, возможно, имевший решающее значение. Уже после завершения работы над «опаловским» альбомом Петр Николаевич вынужденно бросил пить, закодировавшись по методу Довженко, – и деструктивная мания художника, перестав сублимироваться в алкоголь, стала искать иной выход. Последствия, естественно, не заставили себя ждать.
Прощание канонического состава «Звуков Му» с родной страной, против ожиданий, оказалось весьма романтичным – действительно напоминающим «уход легенды». Группа отправилась в продолжительное, бессмысленное с коммерческой точки зрения турне по городам Сибири, где ее давно ждали и рисковали не дождаться: Ангарск, Иркутск, Красноярск, Новосибирск, Омск, Челябинск… Везде в той или иной степени наблюдались руины советской власти, что в бытовом плане по сравнению с заграничными впечатлениями выглядело, конечно же, вполне душераздирающе. В некоторых залах отсутствовало сценическое освещение – что приводило к новым авангардным экспериментам. В кинотеатре новосибирского Академгородка почти неизбежному полному свету в зале группа предпочла светящийся экран, где без звука демонстрировался какой-то проходной фильм со Львом Прыгуновым в главной роли – на его фоне извивались силуэты участников ансамбля. В Омске Мамонов от полнейшей безысходности приказал включить запасной фосфоресцирующий свет, опасный для зрения, – и заработал поражение роговицы. После этого он два дня не мог смотреть вообще на любой свет – и мрачно сидел в специально задрапированном гостиничном номере, давая интервью местным журналистам в кромешной темноте. Зато меломаны агонизирующих советских городов получили «Звуки Му» европейского качества: несмотря на все недовольство Мамонова, бесконечные зарубежные гастроли так или иначе отточили мастерство группы до максимума. Даже Липницкий выглядел уже далеко не дилетантом, а весьма своеобразным и очень стильным басистом с парадоксальным творческим лицом (во всех смыслах слова).
Традиционно сильным оставался и визуальный ряд. Верный себе даже на последнем дыхании ансамбль для каждого нового концерта придумывал какую-нибудь новую сценическую фишку. На одном выступлении Мамонов появлялся чрезмерно толстым и затем последовательно снимал с себя 10 разноцветных сорочек, на другом – заставлял Липницкого танцевать буги-вуги… В Иркутске группа имитировала квартирник – все мирно сидели на сцене за столом, уставленным всевозможными фруктами: гранаты, грейпфруты… В финале этого убаюкивающего действа Петр Николаевич вдруг взорвался, опрокинул стол и стал метаться, как бешеный слон, посреди разлетающихся плодов и осколков блюда. Рычал, топтал ногами виноград… Зрители расходились в глубоком шоке.
По окончании тура, 28 ноября 1989 года, «Звуки Му» отыграли свой официальный прощальный концерт – на фестивале рок-лаборатории в ДК имени Горбунова. Павлов играл на трубе, за барабаны посадили Саркисова, участвовали также Жуков, Фагот, Троицкий, Рыженко… Звук получился интереснейший, бывшие члены ансамбля отвязывались на всю катушку, но в сценической подаче лидеров группы ощущалось чудовищное внутреннее напряжение. Культовая рок-группа сердца России распадалась с невероятным драматизмом.
«„Звуки Му“ кончились как идея, – пояснял Петр Николаевич. – Японцы говорят: „Получил в чем-то успех – брось это и начинай все с нуля“. Я не проповедую это, но нельзя же делать как Шевчук: нашел что-то одно и роет… Я никогда не хотел быть суперзвездой. Я хотел хорошо делать свое узкое дело. И если мы сначала были ансамблем такого „узкого“ плана, то дальше все изменилось. И вот я снова хочу уйти к началу, в то, что я знаю хорошо, то есть в психологическую сферу жизни, где я ориентируюсь как рыба в воде. Одно время у меня было стремление научиться хорошо играть, но я быстро понял, что это не мое. Я никогда не достигну уровня супермастеров… Наш контракт с Брайаном Ино дает большие возможности для наших [5] творческих поисков. Его в первую очередь заинтересует это наше решение. То, что он сделал, – сборник, он не хотел бы повторять…»
Увы, Мамонов ошибался. Демо-версия его нового проекта «Мамонов и Алексей», записанная в студии на Николиной Горе в конце 1989-го, которая, по его мнению, должна была заменить зарубежным партнерам «Звуки Му» в качестве контрактного материала второго альбома, Брайана Ино не заинтересовала. Причем не заинтересовала уже потому, что контракт он подписывал именно с проектом под конкретным названием «Звуки Му». То, что стали делать «Мамонов и Алексей» – особенно по части шоу, – замученному англичанину, в общем, нравилось. Да и запись была любопытна. В ход пошли принципиально «нехитовые» мамоновские опусы: «Кактус», «Лень», «Лето», «Начитался книг»… Петр Николаевич пел и программировал компьютерные барабаны; вместе с Лёликом они оба прописывали гитары. Концептуально альбом звучал действительно более цельно, последовательно и чисто, чем эклектично-бурлескные «Звуки Му», но и чересчур камерно, размыто и интроспективно. Сделать на этой основе серьезный альбом, хотя бы минимально интересный для западных меломанов, перекормленных своим собственным, куда более изощренным в музыкальном плане самокопанием, было крайне трудноосуществимой задачей. Разлапистый сюрреализм аранжировок изначального проекта давал куда больше возможностей в трудном деле конструирования медвежьего образа восточнославянского индепендента. И, самое главное, Запад интересовала группа под названием «Звуки Му», а от этого названия жаждущий тотального обновления Мамонов безоглядно отказался. Было ясно, что обратной дороги нет. Легендарный шеф «Oпала» с горечью понял, что с этими чертовски одаренными русскими он, конечно же, связался зря.
XIII. ВТОРОЕ АМЕРИКАНСКОЕ ТУРНЕ
Обстоятельные партнеры Ино из «Warner Brothers» задолго до его запоздалого прозрения успели зарядить предусмотренный священным контрактом новый гастрольный тур «Звуков Му» по США в поддержку второго – уже отмененного – альбома их якобы подопечной группы. Сами «Warner Brothers», узнав про проблемы со сменой названия проекта, пришли в бешенство и тут же вышли из игры, но уничтоженный ансамбль за океаном, тем не менее, ждали. Сложилась парадоксальная ситуация: «Мамонов и Алексей» могли поехать в Америку только в рамках проекта «Звуки Му» (и, соответственно, вместе с ними), а сами «Звуки Му» имели шанс там оказаться лишь при согласии Мамонова не послать всех на фиг – то есть на пару с похоронившим их проектом «Мамонов и Алексей». Лететь через Атлантику пришлось обеим, вынужденно сложно относящимся друг к другу, мамоновским инкарнациям. Причем одна из них, по сути, уже не существовала, а вторая находилась в стадии становления. Тур организовала симпатизирующая как «Oпалу», так и «Звукам» очень серьезная американка Линда Гринберг, а с российской стороны все административные вопросы стала решать жена Петра Николаевича Ольга, из которой он восемью годами ранее безуспешно пытался сделать бас-гитаристку ансамбля. Осмысление произошедшего к ней пришло несколько позже.
«В конце 1992 года Брайан и его жена Энтия пригласили нас с Петром на рождественский ужин, – вспоминает Ольга Мамонова. – Праздник был отмечен в Лондоне, а потом Брайан и Энтия забрали нас к себе в Вудбридж. Там Брайан поделился своими впечатлениями от шоу „Мамонов и Алексей“ – они были самыми положительными. Он просто восхищался каждой минутой происходившего на сцене. В тот же вечер, сидя у камина, Энтия тихо спросила меня: „Зачем вы сменили имя? Какая нам, в сущности, разница, кто играет с Петром, я их даже не помню… Помню, пожалуй, только Сашу: у него очень интересный вид: лысая голова, большая черная борода… Его интересно разглядывать. Но он и играть-то не умел! Пусть бы лучше оставалось название „Звуки Му“, а пластинка называлась: „Звуки Му“ – „Мамонов и Алексей“. – „Да какая разница, как называться?“ – сказала я. Энтия тогда очень удивилась: „Вы потеряли очень большие возможности в Америке со сменой названия. Американцы в название вкладывали деньги“. Только тогда я поняла, что произошло. Как же они могли это сделать? Они же не злые люди. Ведь наверняка Саша Липницкий, как человек коммерческий, все понимал. <…> Петр ничего не сказал. Но я видела, что ему было очень жаль! Это было его родное имя, это была его кровь. Ему было очень больно».
