Дизайн для реального мира - Виктор Папанек
Такого рода дизайн ради манипуляции моментальным визуальным возбуждением продолжал бурно развиваться до начала Второй мировой войны.
Автомобильной и другим потребительским отраслям промышленности пришлось предоставить свои производственные мощности для военного производства, и требования военного времени навязали промышленным дизайнерам (хотя и временно) новое чувство ответственности. «Легко-матическое переключение передач» и «автомагический механизм подачи гильз» были бы неуместны в танке Шермана. Дизайнеры столкнулись с реальными требованиями оптимального функционирования в функциональном комплексе, предъявляемыми в боевых условиях. Необходимость честного дизайна (дизайн для пользования, а не для продажи) требовала более высокой ответственности, чем в условиях рынка. В результате недостатка наиболее необходимых материалов те дизайнеры, которые оставались в потребительской области, были вынуждены гораздо яснее представить себе функционирование, материалы и различные военные ограничения. Прекрасный тому пример — кастрюля емкостью три кварты, сделанная из пластифицированного картона и выдерживающая в течение нескольких часов температуру 475 градусов, моющаяся, пригодная для многоразового использования, продающаяся по розничной цене 45 центов; любопытно, что, по-видимому, она исчезла с рынка к 1945 году.
Вскоре после окончания Второй мировой войны New York Times поместила на первой полосе рекламное объявление о продаже в магазине «Гимбел» шариковых ручек «Рейнольдс» по цене всего лишь 25 долларов за штуку. В понедельник утром на Геральд-Сквер в ожидании открытия магазина собралась такая толпа, что потребовались дополнительные отряды полиции. Места в очереди за шариковыми ручками у спекулянтов стоили 5-10 долларов, и, пока в среду магазин «Гимбел» не начал продавать по одной ручке в одни руки, их вполне можно было сбыть по 50–60 долларов за штуку.
Эта анекдотическая ситуация продолжалась почти пять недель: каждый день в аэропорту Ла Гардиа приземлялись монопланы «Гудзон Лодстар» с тысячами ручек на борту. Даже трехдневная забастовка водителей грузовиков не повлияла на объемы продаж, так как профсоюз обещал «доставлять молоко, необходимые пищевые продукты и ручки Рейнольдс». Ручкой «Рейнольдс» можно было писать под водой, но больше практически нигде. Они царапали бумагу, ставили кляксы, протекали в карманы, запасных стержней не было; ручки были одноразовые. Их выкидывали, как только они высыхали, если не раньше. Но их раскупали. Ведь ручка стала своего рода конструктором «сделай сам Бака Роджерса»: покупка ручки служила автоматическим пропуском в «послевоенное» общество. Точно так же, как каждый значок Ruptured duck, тускло поблескивающий на лацкане первого гражданского костюма бывшего военнослужащего, знаменовал собой конец старой эры, ручка «Рейнольде», протекающая в его нагрудном кармане, — начало новой эры. В продаже были и другие потребительские товары, но ручка оказалась единственным абсолютно новым товаром на рынке.
Научно-фантастическая технология 2000 года словно стала явью в 1945 году. Чудесно невесомая ручка «Рейнольдс», сверкающая алюминием, — абсолютно новый послевоенный предмет — стала для каждого доказательством, что «наши» выиграли войну. (Теперь-то можно открыть секрет: «наша» ручка была скопирована с немецких шариковых ручек, которые Рейнольдс нашел в южноамериканском баре в 1943 году.)
Промышленность потворствовала стремлению общества ко всему новому и невиданному. Смешение технологий и искусственное подстегивание потребительских прихотей породило зловещих близнецов: модернизацию и устаревание. Есть три типа устаревания: технологическое (открывает новый или более элегантный способ делать вещи), материальное (вещь изнашивается) и искусственное (вещь заранее обречена на преждевременную смерть; либо материал нестандартен и износится в предсказуемый промежуток времени, либо основные детали не подлежат замене или ремонту). Начиная со Второй мировой войны наибольшее внимание уделяли стилистическому и искусственному устареванию. (Как ни забавно, в результате ускоренных темпов технического обновления вещь часто устаревает до как это можно приписать искусственному или стилистическому устареванию.)
Честный дизайн, стремящийся к подлинной простоте, в последнее время встречается очень редко. В специальных телепередачах (например, CBS White Papers), а также в журнальных и газетных статьях указывают, что американская военная промышленность в конце 1970 — начале 1980 годов, похоже, встала на тот же путь развития, что и индустрия потребительских товаров. Теперь в броневиках и танках действительно есть «легко-матические» взрыватели. Многие истребители настолько загромождены сложной электроникой, бортовыми компьютерами и внутренней видеоаппаратурой, что возникает опасение, сможет ли все это оборудование выдержать превратности реального использования. При неудавшейся попытке спасения американских заложников в Иране у пяти из восьми вертолетов — их дизайн и устройство замечательно подходили для лабораторных испытаний — из-за климатических условий пустыни отказали приборы, и в конце концов они врезались друг в друга. Независимые нации, покупающие товары военной промышленности, все чаще включают в «списки покупок» прочные, подлежащие ремонту изделия, сделанные в Чехословакии, Бразилии, Восточной Германии, во Франции или в Израиле. Только с помощью крупных финансовых стимулов их можно убедить выбрать наши высокотехнологичные товары. Похоже, теперь даже в военной промышленности США царит менталитет «усовершенствованного тостера».
Технологическое устаревание набрало темпы и масштабы. Особенно быстро происходят изменения в таких областях, как персональные компьютеры, телевидение, аппаратура с высокой точностью воспроизведения, кинокамеры и другие электронные устройства. Но чувствуется новая тенденция: большая сопротивляемость к покупкам у некоторой части населения. Люди начинают понимать, что, если они годик-другой подождут, прежде чем купить электронное приспособление, они перепрыгнут два-три новых поколения этих изделий и к тому же меньше заплатят, так как рост количества продукции и улучшенные технологии снижают потребительскую стоимость. В 1983 году простейшая клавиатура персонального компьютера (из Англии) стоила 50 долларов и по размерам была меньше портативной пишущей машины — за тринадцать лет до этого цена подобного приспособления была 9 000 долларов, и оно занимало большую комнату.
В 1970–1980 годы социальная среда, в рамках которой в США действует дизайн, подверглась новой перемене, поскольку экономический спад и новые правила инвестиций, а также налоговые законы, как никогда, поляризовали общество. В США бедные беднеют, а богатые невероятно богатеют. Средний класс начинает исчезать. Выяснилось, что ужасная нищета (которую раньше стыдливо прятали, как в XIX веке в Новой Англии прятали в мансарде сумасшедшую тетку-старую деву) никуда не исчезла, она есть и сегодня. Да, дети действительно умирают от голода в Миссисипи и Южной Каролине. Гетто больших городов действительно превратились в густонаселенные клоаки, а озлобленные пенсионеры из сельских районов, обманутые в своей надежде «в 65 лет получить достойную пенсию — 150 долларов в месяц» ездят на самые дешевые, неприглядные курорты Флориды, Южного Техаса и Оранж-Каунти, штат Калифорния, чтобы предаться параноидальным мечтам о том, как возвратить «доброе старое время».
В глобальном масштабе разрыв между имущими и неимущими возрос и стал еще более путающим. С 1960 года эта
