Марк Розовский - Изобретение театра

Наша концепция сильной, не «бедной» Лизы подтверждается Н. М. Карамзиным (в пьесе эти слова отданы Леониду).

ЛЕОНИД. Одна Лиза, не щадя своей нежной молодости, не щадя редкой красоты своей, трудилась день и ночь – ткала холсты, вязала чулки, весною рвала цветы, а летом брала ягоды – и продавала их в Москве.

Не щадя себя! Трудилась!

Опять свидетельство твердости, выживаемости – несмотря ни на что!.. Голод побеждается трудом, нелегким и непростым. И что угадывается: Лизина «деловитость», ибо не хлебопашеством она спасалась, не крестьянским усилием, а трудом – «ради города». Того самого города, который в лице Эраста уничтожает ее своим сближением.

Сильный Лизин характер – в гордыне, которая проявляется в реплике – в ответ на унизительное предложение незнакомца – Эраста.

ЛИЗА. Мне не надобно рубля. Мне не надобно лишнего.

В момент, когда Эраст, уже любимый Лизой и уже завладевший ею, начнет каяться в своих чувствах, Лиза опять откажется от пустых слов, – ей не слова нужны, а подтверждение слов поступками.

ЛИЗА. Нет! Мне не надобно клятвы. Я верю тебе, Эраст, верю. Ужели ты обманешь бедную Лизу!

Вот как она о себе говорит! С иронией! Таким образом, идиома «бедная Лиза», ставшая в заглавие, впервые появляется внутри повести в устах… самой главной героини!.. Сколько здесь карамзинского лукавства? Автор как бы прячется за своего персонажа, давая ему самому драгоценную возможность, не нарушая правды описания ситуации, почти неуловимым литературным приемом, – комментировать свой характер.

Нет, она совсем не наивна и отнюдь не глупа, эта девушка. Она будет обманута – мы знаем это заранее, – но вовсе не потому, что Эраст окажется хитрее и тоньше.

Она будет обманута только потому, что окажется он подлым.

Ее вера – это ее мораль.

Его обман – его аморальность.

Не дворянство – само по себе – есть первопричина подлости, а легкомыслие, легкочувствие Эрастово. Социальный аспект безусловен, но он не исчерпывает «человеческой» сути этой роли. Нравственный аспект вбирает в себя социальный, но доминирует драматически выраженная Карамзиным тема распутства, понятая как антихристианская тема.

Прелюбодеяние, культ удовольствий крепят смысл карамзинской повести в сторону от чисто социального аспекта, – грубый натурализм здесь должен быть замаскирован стилизацией. Таким образом, изысканность формы есть не более чем запрятанная тема гедонизма.

Душераздирающая правда «истории» про «бедную Лизу» только в том случае возымеет действие на нас, людей XX века, если мы попытаемся рассказать эту историю наивно. Именно наивность – как противовес мудрости – камуфлирует серьезность содержания, социальная сторона которого сегодня не нуждается в дополнительном подчеркивании.

«И крестьянки любить умеют!» – это хрестоматийное выражение, с которым обычно связывают Лизино чувство, между прочим, не имеет к ней прямого отношения. Заглянем в повесть и увидим, что эта фраза относится вовсе не к Лизе, а к любви ее матери, что должно нас если не насторожить, то хотя бы заставить задуматься.

Вульгарный социологизм – крестьянка хорошая, а дворянин плохой – вряд ли исчерпывает карамзинское размышление о человеке.

Мы обязаны выйти за рамки этих школьных представлений, благодаря которым «Бедная Лиза» – это повесть не столько о любви, сколько о классовой борьбе. Оставим эту тему для лавреневского «41-го» или на худой конец для «Любови Яровой». Нельзя Карамзина подгонять под превратно трактуемые схемы и концепции. Уже в «Повести о Петре и Февронии» есть этот канон: главные герои – на разных ступенях социальной лестницы. Нам необходимо прежде всего помнить о просветительском идеале Карамзина. А он-то как раз обеспечивает дворянству благородную миссию: по Карамзину, нет и не было в России класса, который бы со столь глубоко осознанной ответственностью мог бы воздействовать в те времена на ход исторического развития. И мы можем домысливать даже так: Эраст из тех, кто окажется не последним человеком и в войне с Наполеоном, и даже – в не слишком ответственной близости к Сенатской площади.

Хотя не знаю, насколько точны эти прогнозы и вправе ли мы их делать. Однако – для нашего, чисто театрального дела – мне думается, нелишне позабавить себя, свое воображение будущим из Эрастовой биографии.

Значит, что?.. Мы «оправдываем» Эраста?

Мы только подводим его к очищению – точно вослед Карамзину.

Итак, наш интерес: добро и зло в человеческом характере. Другое дело, добро есть результат праведной трудовой жизни, а зло – плод неправедной, нетрудовой.

Вот почему, не упуская из вида столь важный социальный момент, мы в то же время должны в своей работе попытаться покопать и вширь и вглубь, и тогда при всем ужасе рассказанной со сцены трагедии она будет прекрасна.

Ибо прекрасна на сцене только правда человеческая. Но как тяжело, как, бывало, неимоверно тяжело эта правда достигается в театре.

3 мая 1983 г. Все участники.

РОЗОВСКИЙ. В наш век существует ироничное отношение к сентиментальной прозе. XX век – век жестоких интеллектуалов, и мы, актеры, пришли к вам, зрителям, чтобы начать играть с ваших позиций. Мы чуть-чуть улыбаемся, мы смотрим в XVIII век с доброй иронией. Но по мере показа столько будет вложено сердца и истинных чувств, и Она бросится в пруд, и Она будет права! Потому что все это заложено в Карамзине.

А пока – начало – старинные гравюры… Боже, как это было прекрасно! И мы чуть-чуть грустим по поводу того, что все это ушло, мы осторожны к хрупкости и нежности тех времен…

Почему Карамзин написал «Бедную Лизу»? Он был просвещенным человеком своего времени, был во Франции, наблюдал Французскую революцию, Конвент, гильотину. Вернулся в Россию – розги, крепостное право, салтычихи. Какой путь избрать? Путь революционный – не для Карамзина, время декабристов еще не настало. Надо как-то переделать эту жизнь. Но как? И Карамзин выбирает просветительский путь. Надо распознать свой народ. Карамзин пишет многотомную «Историю государства Российского». Цвет нации обязан знать свою историю и осознать свое место в мировой истории.

Только что были Петр I и Екатерина, – как донести до сознания современных ему людей идеи добра и гуманизма? И Карамзин пишет «Бедную Лизу», в некоторой степени подражание Стерну и Руссо. А на самом деле это не что иное, как камуфляж художника, который сознательно, как бы уходя от реальной жизни в сентиментальную прозу, в этой «смешной книжечке» (определение Белинского) ведет страстный рассказ о ценностях, основополагающих для человека. Это – попытка пробудить у современников христианское сознание, святые человеческие чувства, которыми нельзя пренебрегать. Что есть город? Что есть труд? Что есть Эраст? Наслаждение – вот принцип, которым он руководствуется в своих поступках.

Итак, сам Карамзин использовал сентиментализм как средство дать порченному обществу мораль – впервые дать урок нравственности – вот что такое «Бедная Лиза». А значит, это все должно перейти и в нашу театральность. Не автоматические ахи и изысканная стилистика – а хрупкость фарфоровых ваз, на которые брызнет живая кровь! И идиллическая пастушка Лиза первой разорвет эту стилистику, она окажется игрушечной и деланной для ее живого сердца.

Что вещь странна для наших дней,для нас отнюдь не тайна:но есть достоинство и в ней:она – сентиментальна!

Это петь надо вполголоса, трепетно… Таратина, тара-тина, тара-тара-тара-тмна-тэнн! Вслушайтесь! Тэнн! Как натянутая струна. Почувствуйте! Тэнн! Чуть дотронешься – и она порвется…

Все очарование карамзинской прозы в туманной дымке прошлого, время это исчезло… Таких, как Карамзин, Лиза, Эраст – таких уж больше нет… Но вся вещь, ваша игра докажут – есть! Есть кровь, азарт, трагедия человеческой души, страсть и боль. Есть жизнь. Просто жизнь в карамзинской «Лизе» камуфлируется этим стилем. Я считаю, что сентиментализм – не знак Карамзина – это его методология. Он одевал эту личину, чтобы выполнить определенную задачу. Элементы стилизации были присущи этому литературному языку. Лиза кончает с собой – и сразу уходит вся витиеватость сентиментальной фразеологии.

«Тут она бросилась в воду».

Ни одного лишнего слова. Неслыханная простота, с которой начинается весь русский реализм XIX века – Пушкин, Толстой, Чехов. Далее лаконизм Хемингуэя.

Вы – четверка артистов, – вы несете этот стиль, но вы и знаете секрет. Ваша задача – поначалу обворожить, очаровать зрителя. Создать театральные чары. Отсюда – изыск формы. Должен быть элемент показа стиля, языка. Но пластика должна стать продолжением ваших переживаний. Только глубокое проникновение в характеры героев в сочетании с филигранной формой условного театра могут дать желаемый результат.