Джон Ревалд - История импрессионизма (Часть 2)
Внезапный успех Ренуара в Салоне должен был сильно повлиять на Моне. Видя перед собой примеры Ренуара и Сислея, он начал задумываться, не была ли бесплодной их борьба за независимость и можно ли будет достичь когда-нибудь успеха вне Салона. Не отказаться ли и ему от добровольно принятых правил группы? Ренуар, в конце концов, никогда не придерживался какой-либо последовательной линии поведения и откровенно признавался: "Я никогда не знал сегодня, что буду делать завтра". 37
Но с Моне дело обстояло иначе. Он был одним из самых стойких сторонников выставок импрессионистов, фактически их инициатором. Противодействовать жюри было для него больше чем необходимостью - это было частью его веры. Отказаться сейчас от этих принципов, значило признать свое поражение. Однако, кроме принципа, существовала также проблема будущего. Более двадцати лет трудился он, не заслужив благосклонности публики, и даже в какой-то мере потеряв ее симпатии, которые завоевал было вначале. Мог ли он позволить себе сознательно продолжать идти тем путем, который лишал его уважения большинства? Настало время, когда надо было ловить успех, невзирая на то, кто его предлагает, а поскольку Салон, казалось, обещал большую удачу, у него не оставалось другого выхода, как искать ее там. Моне поэтому решил в 1880 году представить две картины в Салон.
Решение Моне встретило глубоко презрительное отношение со стороны Дега. В письме к Дюре Моне жаловался, что друг его обошелся с ним как с предателем, и объяснял, что предпринял этот шаг главным образом в надежде на то, что соперник Дюран-Рюэля Пти сможет приобретать его работы, раз они будут допущены в Салон. 38 (Сислей выдвинул ту же причину, чтобы оправдать свой уход из группы.) Но, отвечая великолепным безразличием на доводы, приводимые Моне, Дега видел только его измену, его отвратительный компромисс с официальным искусством. Он обвинял Моне в "безудержной рекламе" и отказался иметь с ним что-либо общее.
Из первоначальной группы сейчас остались только Писсарро, Берта Моризо, Дега, Кайботт, Гийомен и Руар. За исключением Писсарро, никто из них не зависел от продажи картин, и их презрение к жюри, как оно ни было превосходно, не имело ничего общего с героизмом Писсарро, который, отказываясь от возможного участия в Салоне, обрекал себя на бесконечную нищету.
При отсутствии Моне, Ренуара, Сислея и Сезанна пятая выставка группы, организованная в 1880 году, по существу уже не была выставкой импрессионистов. В ней участвовали Бракмон и его жена, Кайботт, Гийомен, Лебур, Берта Моризо, Дега и его друзья - мисс Кассат, Форен, Левер, Руар, Зандоменеги, Тилло, а также приглашенные им новички Рафаэлли и Видаль; наконец, там был Писсарро, который впервые представил Гогена и третьего новичка - Виньона. 39
Выставка, открытая на улице Пирамид, 10, и продолжавшаяся весь апрель, была объявлена, по совету Дега, как "Выставка независимых художников". Но Дега потерпел поражение в споре, возникшем по поводу афиш к выставке, и с горечью писал Бракмону:
"Выставка открывается 1 апреля. Афиши появятся завтра или в понедельник. Они напечатаны большими красными буквами на зеленом фоне. У меня была серьезная схватка с Кайботтом по поводу того - печатать имена или нет. Мне пришлось уступить, и они будут напечатаны. Когда же придет конец этим рекламным объявлениям? Мадемуазель Кассат и мадемуазель Моризо были решительно против того, чтобы их имена указывали в афише... Любые доводы и хороший вкус бессильны против упрямства Кайботта и инертности остальных... В будущем году я, конечно, устрою так, что этого не произойдет. Я расстроен, унижен всем этим". 40
Новый протеже Дега Рафаэлли представил около тридцати пяти работ, что, видимо, очень удивило старожилов. Им явно не понравились его попытки сочетать выхолощенный импрессионизм с анекдотическими сюжетами, одновременно и реалистическими и изысканными. Сам Дега снова не потрудился прислать объявленные в каталоге работы, например восковую статуэтку молодой танцовщицы, над которой он работал длительное время. Все же он послал, хотя и после открытия, портрет Дюранти, который обещал представить на прошлую выставку (Дюранти девять дней назад внезапно скончался, и Дега, по-видимому, хотел отдать последний долг своему другу).
Зандоменеги среди прочих работ выставил странный портрет Поля Алексиса, изображенного стоящим на фоне стены, увешанной бесчисленными птичьими клетками. Гийомен, Берта Моризо и Писсарро представили более дюжины работ каждый.
Писсарро, экспериментировавший вместе с Дега и мадемуазель Кассат в области офорта, выставил также несколько оттисков, сделанных на желтой бумаге и заключенных в фиолетовые рамы, - поразительное нововведение. Гоген представил натюрморт, несколько пейзажей (некоторые из них он писал, будучи вместе с Писсарро в Понтуазе) и тщательно отполированный мраморный бюст. 41
Публики было меньше, чем прежде. Первое потрясение, вызванное импрессионистами, прошло, и враждебность публики сменилась безразличием. Критики, симпатизирующие группе, начали отличать тех участников выставки, которые были подлинными импрессионистами, от других, не имевших ничего общего с этим направлением, как это в 1879 году уже сделал Дюранти. Арман Сильвестр настойчиво утверждал, что по крайней мере Писсарро остался верен импрессионизму. Друг Золя романист Гюисманс не высказывал особого сочувствия импрессионистам, особенно Берте Моризо, а вместо этого восхвалял Дега и его соратников Форена, Рафаэлли и Зандоменеги. 42
Выставка явно распалась на две противоположные группы, и та, что включала Писсарро, Берту Моризо, Гийомена и Гогена, по-видимому, была меньшей.
Если импрессионизм не доминировал уже на выставке группы, то в Салоне ему тоже не повезло. Наиболее значительный из двух пейзажей, предложенных Моне, - "Ледоход на Сене" - был отвергнут. Две картины Ренуара были приняты, но только одна из них, девушка, уснувшая на стуле с кошкой на руках, была характерна для его импрессионистского стиля. Мане выставил довольно условный портрет своего друга Антонена Пруста, в то время члена французской палаты депутатов, и двойной портрет "У папаши Латюиль," написанный на пленере. Сислей не был представлен.
Жюри собиралось наградить Мане второй медалью, но в конце концов награждение не состоялось к великому разочарованию художника, здоровье которого все слабело.
Работы Моне и Ренуара были очень плохо повешены, и им пришла в голову мысль заявить протест министру изящных искусств с требованием отнестись к ним лучше в следующий раз. Они послали копию своего письма Сезанну с просьбой переправить его Золя. Они надеялись, что Золя, чье имя сейчас имело вес, опубликует его в одной из газет, где он сотрудничал, добавив несколько слов от себя, чтобы показать "значение импрессионистов и подлинный интерес, который они вызывали". 43
Золя действительно опубликовал три статьи под заголовком "Натурализм в Салоне", но статьи эти не совсем оправдали ожидания художников.
С того момента, как слава начала венчать упорный труд Золя, он становился все более и более убежденным во всеобъемлющей миссии "натурализма". Он не забыл, что когда-то он и эти художники, неизвестные, но убежденные, начинали вместе, и теперь он измерял их достижения успехом у публики.
Импрессионисты, как ему казалось, потерпели неудачу не потому, что публика была слепа, - ведь та же самая публика восторгалась его романами, а потому, что художники не смогли достичь полноты выражения.
Эти соображения объясняют снисходительно-покровительственную позицию, занятую Золя по отношению к своим прежним товарищам по оружию. Свои статьи Золя начал с того, что выразил неодобрение отдельным групповым выставкам, которые, по его мнению, принесли пользу только Дега, и присоединился к мнению Мане, что борьба за признание должна вестись в Салоне. Он был рад видеть, что Ренуар первым возвратился в Салон и за ним теперь последовал Моне, хотя они, таким образом, и стали ренегатами. Группы больше не существует, объявлял Золя, но влияние ее можно ощутить везде, даже среди официальных художников. "Все несчастье в том, - заключал он, повторяя доводы Дюранти, - что ни один художник этой группы не сумел реализовать ту новую формулу, элементы которой ощущаются во всех их работах. Эта формула существует, но в бесконечно раздробленном виде. Ни в одном их произведении не видно, чтобы она применялась подлинным мастером. Все они только предшественники. Гений еще не явился. Мы видим их намерения и находим их правильными, но тщетно мы ищем шедевр, в основу которого была бы положена формула... Вот почему борьба импрессионистов еще не достигла цели; они остаются ниже поставленных ими задач, они лепечут, не будучи способными подобрать слова". 44
Было что-то трагическое в тех недоразумениях, в том непонимании, которые медленно, но верно отрывали бывших друзей друг от друга. Распад группы импрессионистов в дальнейшем был подчеркнут Моне, который в ответ на отклонение одной из его картин жюри Салона устроил в июне 1880 года персональную выставку в "La Vie Moderne" (где в апреле выставлялся Мане). Когда репортер спросил его, не отказался ли он от импрессионизма, Моне ответил: "Ни в коей мере. Я импрессионист и намерен всегда им оставаться... Но только я очень редко встречаю истинных соратников. Небольшая группа превратилась в банальную школу, которая теперь открывает свои двери каждому встречному пачкуну". 45
