Андрей Горохов - Музпросвет

Такой ситуации больше нет, лужайка заросла и стала однородной, никто никого не опережает и ни от кого не отстает, никаких особенных ума, вкуса или компетентности ни для чего не нужно. Понимать вообще ничего не требуется, все — примерно одинаковая поп-музыка. Гуляй по лужайке, срывай и нюхай цветочки, и будешь молодец!

У меня настороженное отношение к русскому року, я не могу отделаться от ощущения, что русский рок не видит себя со стороны, не знает своей сущности. А сущность его в том, что он — местный представитель усредненного интернационального стиля, такой же «русский рок» делают и в Германии, и во Франции, где угодно. Язык при этом каждый раз свой, но каждый раз это тяжеловесное и наивное занудство, посредственный маньеризм — и в текстах, и в музыке. Что же касается интонации певцов — это просто ложь (впрочем, так же лживо играют гитаристы, гудят саксофонисты и стучат барабанщики).

Это музыка профессионалов, исправно и упорно загоняющих мертвую схему. Чем плохи строители, желающие класть кирпичи добротно? А тем, что умение строителя не отменяет необходимости в архитекторе, в архитектурном замысле и видении. Так вот, «русский рок» — это музыка без архитектора.

То же самое можно сказать иначе: «русский рок» — это культура обывателей, мещан. Судя по музыке и текстам, никто сегодня себя не спрашивает: а может — о ужас! — у меня обывательское сознание?

Рок, однако, держится именно на оппозиции мещанству, рок расходует наработанный ресурс отторжения от тупорылой нормальности. Рок вновь и вновь применяет костыли и подпорки, приемы и метафоры культуры нонконформизма. Дело ведь вовсе не в словах, риффах, ритмических и гармонических схемах, а в том, есть ли нонконформизм, или нет его. Но если духа нонконформизма нет, если правят бал добросовестные гитаристы и продюсеры, стихоплеты и знатоки правильного места для микрофона, мастера середины большой дороги, то все их умения и эпигонские претензии не имеют никакого смысла. Они размножаются почкованием.

Несколько лет назад я испытал странное чувство, когда поставил на проигрыватель грампластинок маленький виниловый сингл. Он был толстым и тяжелым. Он играл, точнее, гитарно выл три минуты. Отойти от него было нельзя, ты отойдешь и отвлечешься, а он тут же и кончится. Приходится слушать не отвлекаясь, так следят за закипающим молоком, чтобы оно не убежало. В такой ситуации не просто сам черный и толстый звуконоситель является предметом, но и звучание музыки становится материальным предметом, ценной тяжестью.

А вот музыка на компакт-диске и тем более в виде mp3-файла воспринимается совсем по-другому, она не тяжелая, не черная и не ценная.

Сегодня музыка теряет цену не только в том смысле, что она ничего не стоит, но и в том, что ее начинаешь пролистывать как журнал, пролетая по картинкам и заголовкам, слушать краем уха. Ковырнув один раз, бросаешь. А вокруг выжженные компакты растут как грибы.

Компакт-диски сами по себе стали ужасно раздражать. Их слишком много, они уже не помещаются ни на какие полки, ни на какие столы и подоконники. Их пластиковые коробочки помутнели и исцарапались.

Компакт-диски стало некуда деть, их стало стыдно продавать. Несколько находящихся в пределах моей досягаемости магазинов, принимающих секонд-хэнд, завалены коробками с дисками, мне просто неудобно приносить еще один, дескать, войдите в мое положение, заберите у меня этот хлам. Покупая компакт-диск сегодня, я знаю, что он никому не нужен, от него рады избавиться: вот нашелся дурак, который его наконец купил.

Звукоиндустрия повернута умом на моменте покупки музыки. Но проблема, которую высветил файлообмен, совсем в другом: человек не слушает ту музыку, которую покупает, которую его заставляют покупать. Конечно, иногда бывает, что какой-то чёрт внутри тебя подталкивает: этот диск — ценность, его надо брать, его не стыдно хранить на полке и таскать за собой, переезжая с квартиры на квартиру, он не будет казаться ношей. Но в подавляющем большинстве случаев музыка, даже приличная музыка, все-таки не слушается. Ее и один раз внимательно и до конца послушать невозможно.

У меня такое ощущение, что сегодня слушатели музыки сильно противопоставлены всем остальным. Активный слушатель живет в ситуации конвейера, когда надо постоянно искать новые и классные имена и диски и одновременно пропускать сквозь себя поток того, что само собой появляется на блогах и форумах. То есть жить в одном времени с блогами и форумами. На одном из многочисленных хип-хоп-форумов каждый день вывешивается два-три новых альбома, а иногда по пять-шесть штук! И это далеко не единственный хип-хоп-ресурс.

Люди реально на этот конвейер подсаживаются. А если кто-то не занят его ежедневным оприходыванием, тот вообще не имеет понятия о том, что происходит в хип-хопе. Возможно, житель Бронкса или Бруклина и имеет понятие, он знает десяток имен, которые надо слушать в этом сезоне, и забыть все остальные. Но если глядеть на музыку сквозь очки интернета, то это не десять альбомов на три месяца, а куда больше. Нельзя погрузиться в интернет чуть-чуть. Либо ты залезаешь по уши, либо вообще предпочитаешь не соваться.

Я предпочитаю в хип-хоп совсем не соваться. Зато я суюсь во фри-джаз, но должен сказать, что он совершенно сбивает меня с толку, я не в состоянии вслушаться и разобраться. Мне понравился один скандинавский саксофонист — Фроде Йерстад (Frode Gjerstad), на его сайте перечислено штук 20 альбомов, я скачал/нашел всего два, и даже с ними не в состоянии разобраться. Это слово кажется мне важным: разобраться. Я уже понял, что в Йерстаде что-то есть, он не бессмысленный рисователь аудиокаракуль. Но я все никак не вслушаюсь, музыка остается от меня далеко, я ее перестал понимать. Я только узнаю похожести, могу оценить, что это не полный хлам, но втянуть ее в свою жизнь, в свой опыт, надстроить свой опыт этой музыкой, оттолкнуться от нее как от берега (что мне множество раз удавалось), не получается.

Диски, которые покупались на виниле или CD, как-то по другому слушались и проживались. С них было больше спросу, и воздействие на ум у них было куда более сильное и долгое. mp3 играет на компьютере, и ты за компьютером при этом что-то делаешь, и музыка глуховато и плосковато тренькает под шум вентилятора процессора. В любом случае, истошного вслушивания в нее совсем нет. И нет из нее далеко идущих выводов.

Не знаю, отчего так. То ли я переслушал слишком много музыки, то ли нельзя приличную музыку слушать на компьютере вполуха, то ли я постарел и заматерел в своей меланхолии и закапсулированности и до моей души теперь не каждый анархосаксофонист докричится, то ли вся правда фри-джаза уже сказана и усвоена и не в чем там больше разбираться. Как не в чем больше разбираться в абстракционизме или в «современной архитектуре».

Даже когда это хорошо сделано, с толком, умно сделано (что большая редкость и достойно уважения), то все равно понятно, ЧТО сделано.

Я думаю, это месть царства количества, оборотная сторона благодати избыточности. Дело, конечно, не в том, что я пережрал и пресытился, а в том, что музыка не может дать больше определенного предела. Музыка когда-то обнажается и проясняется. И второй важный момент такой, что царство количества не совместимо с жизнью. Это понятно. Практически это значит, что надо слушать музыку как-то специально, в специальном пространстве, во время специальных занятий, не без некоторой ритуальности. Даже если во время чистки картошки или наклейки обоев. То есть отделить музыку от компьютера и внести ее в «жизнь», во внекомпьютерную жизнь.

Конечно, я музыку не изучаю, не оцениваю, нет, я музыкой пользуюсь. Но я пользуюсь экстатически. Музыка должна открывать глаза и нести экстаз. Пробуждать — если я могу позволить себе это поэтически-идеологическое слово.

И я говорю фактически о том, что музыка уже неспособна пробудить от компьютера. И мне видится тут не моя личная проблема, я бы о ней и не стал писать, а естественное положение дел сегодня, знак эпохи, элемент коллективной судьбы.

Чувствуют ли другие люди то давление «музыки из интернета», которое чувствую я? Стали ли они по-другому слушать музыку? Нет ли у них чувства, что музыка, привязанная к интернету, инвестирует свое мясо именно в это привязывание (а на собственно музыку никакого мяса уже не остается)?

С хип-хопом дело обстоит так, что кажется очевидным следующий ход после хип-хопа — в соул. В тот соул, когда начинается самое близкое, маниакально близкое, когда хипхопщику наплевать на хип-хоп-условности, и идет прорыв поэтического, нетривиального. И вот этого хода хипхопщики не делают, они лишь имитируют наличие соула. Вообще, хип-хоп склонен мыслить себя как глубоко личное дело, но оно не личное, а коллективное. Коллективный сговор. Коллективная одурманенность, коллективный кайф. Поимев дело с одним героинистом, с остальными тысячами иметь дело не хочешь, их закидоны заранее понятны. А в хип-хопе как раз приходится иметь. Это же бездна дисков, и все одинаковые, с одинаковыми дефектами и примочками, которые авторы и потребители смакуют так, будто это истина в последней инстанции. При всем моем расположении невозможно это слушать, никак. Надо вообще не лезть туда, где музыки развелось много, где она растет как на дрожжах. Самая правильная позиция сегодня — антимеломанская, позиция воздержания и игнорирования, позиция незнания стилей и имен. Надо переписывать всю книгу, агитировать за воздержание и неврубание.