Казимир Малевич - Том 5. Произведения разных лет
Печатается по рукописи с незначительной правкой (3 л. писчей бумаги большого формата, черные чернила). Архив ФХЧ. Название авторское. Все листы пронумерованы автором арабскими цифрами вверху посреди листов, начиная с первого. В 1920 году в Альманахе Уновис № 1 был помещен трактат Малевича «О „Я“ и коллективе». Общность дискурса трактата и настоящей статьи позволяет отнести ее к тому же хронологическому периоду. Датируется первой половиной 1920 года. Публикуется впервые.
Лень как действительная истина человечества*
Печатается по рукописи (5 л. узкого длинного формата, полупрозрачная бумага, зеленые и черные чернила). Архив Малевича в СМА. Инв. № 10. Название авторское, в три правленные фразы, написанные каждая с отдельной строки. Нумерация авторская, вверху посреди листов. В конце авторские подпись, дата, место создания. Впервые опубликована Тр. Андерсеном в пер. на англ. яз. в изд.: Malevich, vol. IV, p. 73–85. На рус. яз. впервые опубликована в изд.: Малевич К. Лень как действительная истина человечества; с прилож. ст. Ф. Ф. Ингольда «Реабилитация праздности» / Предисл. и примеч. А. С. Шатских. М.: Гилея, 1994 (тираж 150 экземпляров). В настоящем издании текст публикуется на основании текстологических принципов, общих для всех пяти томов Собрания сочинений. Датируется 15 февраля 1921 года.
(13) Малевич имеет в виду сочинение «Мысль» («Белая мысль»), рукопись которого хранится в архиве Стеделийк Музеум, Амстердам (инв. № 3). На первом листе рукописи помещено название «Мысль», два других — «Белая мысль» и «Бог не скинут» — зачеркнуты автором. Однако, нумеруя листы этой работы, Малевич вместе с арабскими цифрами проставлял «бел<ая> м<ысль>» и «б<елая> м<ысль>». Рукопись «Мысль» («Белая мысль») написана, как и настоящая работа, практически без правки; оба текста создавались в качестве письменного варианта лекций Малевича в Витебском художественно-практическом институте. «Белая мысль», помимо того, представляет собой вариант текста, ставшего впоследствии «гершензоновской» главой в сочинении «Супрематизм. Мир как беспредметность, или Вечный покой» (Витебск, 1922). Выделенные из «гершензоновской» главы параграфы составили затем текст книги «Бог не скинут» (Витебск, 1922). См.: Малевич, т. 1, с. 236–265; т. 3,с. 56, 282–324, 379.
В жизни по отношению к лени совершенно другое отношение, чем отношусь я к ней в своих рассуждениях, и странное, я бы сказал, к ней отношение. Ясно для каждого, что всякий стремится избавиться от труда и стремится к блаженству, к отдыху или другому состоянию, чтобы не только не трудиться, но чтобы вся мысль не затруднялась в работе над проникновением в таинство природы явлений, чтобы и эта вторая область жизни человека была настолько совершенна, что смогла бы проникать всюду, и тем самым все явления природы сделались прозрачными. Такое великое совершенство должно наступить в человеческом состоянии, и этот человек употребить должен все силы, чтобы прийти к этой своей великой предначертанной силе ясновидения и знания. Но как странно: это великое его состояние и может стать для него вечным состоянием, и как бы в нем будет прекращена жизнь, ибо не будет борьбы, а жизнь — это есть преодоление. Но ведь, может быть, жизнь — то, что мы называем счастьем и несчастьем, — и есть только уродство, и, достигая вечного состояния ясновидения и знания, человек выведет себя из жизни в высшее начало, когда вселенное вращение тайн станет полнотою его завершения, и ко всему этому ведет лень, которую поносят и клеймят.
И мне кажется, что клеймение позором лени произошло потому, что мудрец, проклявший ее и наложивший на чело ее клеймо позора, видел ясно, что она совсем не то, что нужно под ней подразумевать, и, вернее клеймя ее позором, он клеймил народ ложью, из трусости он боялся показать ее действительное, боялся сказать, что только в ней то сокровенное, о чем мечтает человек. Странность в том, что почему бы быстрыми шагами не двинуться к этой великой человеческой мечте вместо проклятия и стремления уйти от нее и даже всякое ее появление пресекать, и даже как пресекать — через голодную смерть.
Такова система борьбы с ленью, и эта же система употребляет все усилия прийти к ней. Конечно<, верно>, что достижение всякого блаженства должно быть обставлено разными предосторожностями, иначе блаженство может стать гибелью, и в данный момент происходит то же с ленью, она — мечта, и она — гибель, и если бы все человечество захотело использовать «лень», то оно <было бы> обречено гибели, ибо еще ничего не может двигаться само собою, еще его производство требует его рук, еще оно не включено в природоестество движения. Правда, многие люди достигли этого состояния наполовину — капиталист, обеспеченный знаками лени, получал ее только в освобождении его мускулов от труда и удовлетворялся созерцанием и изменением своего мира производства через повеление мысли, но и последнее тоже не было совершаемо беспечно. Перед каждым изменением мысли стоял страх — не потеряю ли последнего<?>
Итак, система капитализма несовершенна. Социализм бескапиталистической системы ближе стоит к цели, но самое близкое — это система совершенстводелания, включения проводов вечной силы в движение всего существующего человеческого производства как самопроизводства. Опасность лени велика, ибо она является силою, могущей превратить все в небытие, т. е. человека победит небытие, против чего он борется своим бытием, т. е. производством, так что небытие есть угроза лишения всех благ, и в том числе и лени, поэтому мыслитель человечества мобилизует все силы людей и животных на борьбус небытием, утверждая свое бытие, а бытие ему нужно для того, чтобы достигнуть блаженства лени. Таковое блаженство или лень <как идея> всегда появляется в одном человеке, который носит в себе мысль благоустройства человека; обыкновенно все благоустройство человека бывает в его новой системе производства харчевого и духовно-культурных состояний.
Конечно, сам мыслитель, может быть, в то же время, когда творит новое благо для человека, думает о системе благополучия и не подозревает, что думает именно о лени и что вся его благосистема и выражает путь, приближающий к лени. Зачастую этот мыслитель блага человеческого несет систему новой жизни, омывает ее кровью народа, принося ад на земли. Но так рождается вечная новая мысль, и я не знаю, будет ли когда-либо встречен мыслитель народом как новый идеедатель, увидит ли народ в лице его себя же или свое блаженство, или же он всегда будет бросать в него камни <и>, не веря в <воочию> видимую свою мечту, станет убивать ее. Такой мыслитель, однако, никогда не остается <не бывает> один, и потому только ни одно государственное правительство не может его убить как нарушителя и преступника, стремящегося изменить строй, установленный предыдущей истиной.
Каждая истина несет <в себе мысль о необходимости труда>, и <смысл ее —> труд как средство достижения лени; это не ясно ни народу, ни государству, и потому устроившаяся одна истина стремится уничтожить новую. Но последнюю трудно изловить, ибо трудно поймать каплю воды в море. Если бы все море было бы новою идеей или народ сразу обнаружил идею, ее легче было бы обнаружить и истребить, но, так как идея всегда есть капля, ее трудно и невозможно изловить. Вся история говорит за это чудное явление, но почему-то никогда государственные правители не принимают это к сведению, а всегда собираются победить новую истину и каждый раз проваливаются. <По>то<му> же происходит и борьба с ленью, с величайшим образом человечества, с его истиной представления. Вся философия труда заключается в освобождении лени но все думают, что труд служит для какого<-то> друго<го> блаженства.
Итак, может быть, впервые имя лени, или «матери пороков», мною выводится на площадь человечества, на ту самую площадь, на которой ее заклеймили позором. И может быть, впервые я коснулся чела ее мудрости, или мудрости человечества в ней, и снимаю клеймо. Пусть прочтут на челе ее, что она — начало всему труду, без нее не было труда. Она была в самом начале и через проклятие трудом должна восстановить свой новый рай. Ленью перепуганы народы и преследуемы те, кто приемлет ее, и все происходит потому, что никто не понял ее как истину, заклеймив «матерью пороков», когда она — мать жизни. Социализм несет освобождение в бессознательном, клеймя <ее>, не зная того, что лень породила его. И этот сын в безумии клеймит ее как мать пороков, но это еще не тот сын, который снимет <клеймо>, и потому я этой небольшой запискою хочу снять с <ее> чела клеймо позора и сделать ее не матерью пороков, а Матерью Совершенства.
К. Малевич
1921.15 ф<евраля>.
Витебск
Уновис («Два года назад зародилось небольшое ядро…»)*
