Аркадий Кудря - Верещагин
Вид обреченного на затопление парохода неожиданно вызвал у художника воспоминание о покойной старшей дочери: «Вспомнилась мне наша девочка, наш несравненный Лидушок, до последней минуты не подозревавшая о своей близкой участи».
«…Одна за другой две мины в носу и в корме взвили громадные столбы воды и грязи, и судно, вздрогнувши сначала, действительно выпрямилось, а потом стало валиться. Корма скоро заполнилась водой и села на дно, но нос сильно поднялся кверху, показывая страшную язву, нанесенную ему миной. Адмирал очень горячился: „Значит, переборки не перерубили!“ — и ходит по-скобелевски, как тигр в клетке… делает три шага вперед и три назад, и так снует, что твой белый медведь… Наконец, всё залилось водой, и судно легло под воду, как раз на намеченном месте, так, что остался под водой только небольшой знак от одного бока — точно длинная рыба… Теперь уже отчасти за одним из их брандеров, отчасти за затопленным нами судном миноносцы наши могут, не боясь неприятеля, выжидать. <…>
Потом я поехал на сторожевую лодку „Гиляк“, которая одна выдавалась впереди всех судов; но за адмиралом я немного опоздал… Оказалось, когда я отстоял заутреню, адмирал уже уехал на канонерку, и мне было хотели подать дежурный катер, когда великий князь (Кирилл Владимирович. — А. К.) сказал, что торопиться некуда, и предложил поехать вместе… На „Гиляке“ всё было спокойно, темно, только прожектор далеко освещал море. Мне предоставили диван, на котором я весьма тяжело и тревожно заснул; представилось, что я у Льва Толстого, комнаты, которые совсем похожи на наши, и их почему-то нужно разорить; я глухо заплакал, но, кажется, никто этого не слышал. Скоро адъютант великого князя разбудил меня… Вышел и адмирал, выспавшийся, веселый; всё что-то рассказывал. „Что же вы не отвечаете, — спрашивает меня в темноте, — дремлется?“ — „Нет, слушаю“. Хотел идти домой, в вагон, но Макаров не пустил. „Вас будут везде останавливать с пропуском, — пароль был ‘тесак’, — лучше доспите у нас на броненосце“. Мы перешли на „Петропавловск“, где оказалась около кают-компании кровать. Макаров дал свои пледы, и я недурно заснул, а потом утром, в 8 часов, ушел к себе в вагон, где теперь сижу и пишу тебе…»[587]
Спустя два дня, 30 марта, Верещагин отправил из Порт-Артура еще одно письмо жене, оказавшееся последним. «…Сейчас, — писал он, — еду на адмиральский корабль „Петропавловск“, с которого вот уже 3 ночи ездил на сторожевое судно встречать брандер, но без успеха. Хочу поехать и сегодня. Вчера выходили в море, но неприятеля не видели. Я подбиваю Макарова пойти подальше, но не знаю, согласится ли. Сила выходит большая: 5 броненосцев, крейсер, миноносцы… Поцелуй деток покрепче и всем поклонись… Прощай, голубок, будьте здоровы, не забывайте вашего любящего вас душою папы»[588].
Ночь на 31 марта выдалась туманной и ветреной. На рассвете стали возвращаться посланные накануне на разведку миноносцы. Но вернулись не все — один катер, «Страшный», заблудился в тумане, отстал от основной группы и, окруженный четырьмя японскими кораблями, был вынужден принять неравный бой. Звуки выстрелов услышали на «Петропавловске», и Макаров отправил на выручку «Страшному» крейсер «Баян». Но помощь запоздала: к тому моменту, когда «Баян» прибыл в район недавнего боя, миноносец, подбитый неприятельским огнем, уже ушел под воду. Поднять на борт крейсера удалось лишь пятерых моряков.
Светало, и несколько кораблей русской эскадры во главе с флагманским броненосцем «Петропавловск» двинулись навстречу японским кораблям, которые недавно успешно атаковали «Страшного». Однако на горизонте обозначились основные силы японского флота с кораблем командующего, адмирала Того. Находившийся на «Петропавловске» великий князь Кирилл Владимирович впоследствии вспоминал, что, увидев вражескую эскадру, стоявший с ним рядом на палубе Верещагин сказал, что ему надо спуститься в каюту за своим походным альбомом. Между тем адмирал Макаров решил, что принимать бой с превосходящим русскую эскадру по численности японским флотом сейчас нецелесообразно, и отдал приказ лечь на обратный курс, в Порт-Артур. Очевидно, одним из последних, кто видел находившегося на корабле знаменитого художника-баталиста, был командир «Петропавловска», капитан первого ранга Н. М. Яковлев. «За несколько секунд до взрыва, — рассказывал он, — я побежал в боевую рубку, чтобы убедиться в том, правильно ли было передано приказание рулевому. В этот момент я видел полковника Агапеева — он записывал подробности происшедшего боя. Подле Верещагин что-то спешно зарисовывал. Внезапно раздался грохот взрыва…»[589] Потерявший сознание капитан «Петропавловска» очнулся от пронизывающего холода в ледяной воде. Он был серьезно ранен, но, как и великого князя, его удалось спасти. Всё произошло в 9.39 утра. После первого взрыва последовало два других, и броненосец стал стремительно погружаться носом в воду. Через две минуты он исчез в пучине. Среди волн плавали лишь его обломки и виднелись кое-где головы немногих спасшихся моряков. Позднее выяснилось, что корабль напоролся на подводную минуту, и от ее взрыва сдетонировали боеприпасы в пороховом погребе. Из экипажа в 650 человек спасти удалось лишь около шестидесяти. Адмирала Макарова и Верещагина среди них не было.
Весть о смерти знаменитого художника мгновенно облетела Россию. В первые дни апреля посвященные ему некрологи публиковались в крупнейших газетах Москвы, Петербурга, многих провинциальных городов, где в разные годы проходили выставки картин Верещагина. Горестная весть всколыхнула художественную общественность Европы и Соединенных Штатов. «Санкт-Петербургские ведомости» писали: «Весь мир содрогнулся при вести о трагической гибели В. Верещагина, и друзья мира с сердечной болью говорят: „ушел в могилу один из самых горячих поборников идеи мира“. Макарова оплакивает вся Россия; Верещагина оплакивает весь мир»[590]. Во многих откликах подчеркивалось, что смерть застала знаменитого художника на боевом посту, на который он был призван своим искусством, и такая смерть предопределена всей его судьбой.
На гибель Верещагина откликнулись даже в Японии. В одном из майских номеров «Газеты простых людей» писатель Кайдзан Накадзато, отдавая дань памяти погибшему русскому художнику, напоминал читателям, что Верещагин своим искусством, своей кистью старался убедить зрителей его картин, что война — самая ужасная, самая нелепая вещь на свете: «Он хотел показать людям трагедию и глупость войны, и сам пал ее жертвой». В той же газете были напечатаны исполненный японским художником портрет Верещагина и стихи, посвященные его по-своему героической жизни[591].
Памяти знаменитого коллеги было посвящено траурное собрание, состоявшееся 20 апреля в конференц-зале Академии художеств в Петербурге. Пришло много молодежи. Выступил В. В. Стасов. Но всем особенно запомнилась речь И. Е. Репина. Тот говорил горячо, взволнованно, обращаясь взглядом не в первые ряды, где сидели известные живописцы, а в середину и в дальнюю половину зала, занятую преимущественно молодежью. Он вспоминал блеск и красоту туркестанских и индийских полотен Верещагина и с пафосом восклицал: «Какое солнце, сколько света разлито мастерством этого необыкновенного колориста!» Репин призывал преклониться «перед этой несравненной силой в передаче света и цвета, перед этим необыкновенным знанием свойств палитры»[592]. Чутьем большого художника Репин угадал то — быть может, главное в наследии погибшего коллеги, — что сохранит актуальность живописи Верещагина и интерес к ней потомков. А как же ужасы войны? Что ж. Русско-японская война была одной из первых войн XX века. Родившимся на заре этого столетия суждено было пережить две мировые войны, а в России еще и войну гражданскую. И то, что испытали свидетели и участники новых всемирных побоищ, намного превзошло своей кошмарной явью самые жестокие картины Верещагина. И всё же они по-прежнему трогают сердца. Недаром в начале нынешнего, XXI века, когда в Нью-Йорке была развернута масштабная экспозиция русской живописи[593], тысячи зрителей, как и 100 лет назад, потрясенно замирали перед скорбной «Панихидой» с фигурой священника, свершающего на бескрайнем поле обряд прощания с русскими воинами, которым уже никогда не суждено вернуться домой.
ИЛЛЮСТРАЦИИ
Василий Васильевич Верещагин, отец художника Анна Николаевна Верещагина, мать художника Дом в Череповце, в котором родился художник Анна Ларионовна Потайкина (няня Анна). В. В. Верещагин Брат художника. Александр Васильевич Брат художника. Николай Васильевич Брат художника. Сергей Васильевич (погиб под Плевной в 1877 году) А. Е. Бейдеман, учитель Верещагина в Академии художеств. Автопортрет В. В. Верещагин в период окончания Морского корпуса. Фото 1860 г. Императорская Академия художеств в Петербурге Вид Тифлиса. Рисунок из издания «Живописная Россия» В. В. Верещагин во время первой поездки на Кавказ. Фото 1863 г. Лезгинка. Фрагмент. В. В. Верещагин В. В. Верещагин в период Русско-турецкой войны. Фото 1877–1878 гг. Генерал-губернатор Туркестана К. П. Кауфман Генерал А. К. Гейнс Профессор парижской Школы изящных искусств Жан Леон Жером Мастерская в доме Верещагина в пригороде Парижа Мезон-Лаффит. Фото 1879 г. Лейтенант Н. И. Скрыдлов. В. В. Верещагин. 1883 г. Генерал М. Д. Скобелев Дело лейтенанта Скрыдлова на Дунае. 1877 год. А. П. Боголюбов А. Н. Крамской. Автопортрет. 1867 г. И. Е. Репин. Фото 1884 г. П. М. Третьяков. Фото 1874 г. В. В. Стасов. И. Е. Репин. 1883 г. На выставке В. В. Верещагина в Петербурге. Рисунок из журнала «Всемирная иллюстрация». Февраль 1880 г. И. С. Тургенев. В. В. Верещагин Карикатура на В. В. Верещагина из журнала «Фигаро». 1885 г. О. А. Новикова. Фото 1876 г. Дом Верещагиных в Нижних Котлах под Москвой. Фото 1890-х гг. Мастерская В. В. Верещагина в Нижних Котлах. Фото 1890-х гг. В. В. Верещагин с женой Лидией Васильевной. Фото начала XX в. Л. В. и В. В. Верещагины с сыном Василием и дочерью Анной. Фото 1890-х гг. Теодор Рузвельт — командир полка «Буйных всадников». Фото 1898 г. Письмо на родину (из цикла об Американо-филиппинской войне). В. В. Верещагин. 1901 г. Допрос шпиона. В. В. Верещагин. 1901 г. Генерал А. Н. Куропаткин, военный министр России в 1898–1904 годах Адмирал С. О. Макаров, командующий Тихоокеанским флотом в 1904 году Флагман Тихоокеанского флота броненосец «Петропавловск», при взрыве которого погибли В. В. Верещагин и С. О. Макаров. Фото начала XX в. В. В. Верещагин. Фото начала XX в. В.В.Верещагин. И.Н.Крамской. 1880–1883 гг. Озеро Иссык-Куль вечером. 1869–1870 гг. Продажа ребенка-невольника. 1872 г. Киргизские кибитки на реке Чу. 1869–1870 гг. После удачи. 1868 г. Двери Тимура (Тамерлана). 1871–1872 гг. Апофеоз войны. 1871 г. Торжествуют. 1871 г. Мавзолей Тадж-Махал в Агре. 1874–1876 гг. Горный ручей в Кашмире. 1874–1876 гг. Гималаи. Главная вершина. 1875 г. Воин-всадник в Джайпуре. 1881 г. Смертельно раненный. 1873 г. Нападают врасплох. 1871 г. Богатый киргизский охотник с соколом. 1871 Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой. Фрагмент. 1878–1879 гг. Побежденные. Панихида. 1881 г. Стена Соломона. 1884–1885 гг. В Иерусалиме. Царские гробницы. 1884 г. Наполеон I на Бородинских высотах. 1897 г. «Не замай — дай подойти!» 1887–1895 гг. На большой дороге. Отступление, бегство. 1887–1895 гг. В покоренной Москве (Расстрел «поджигателей»). 1897–1898 гг. Синтоистский храм в Никко. 1903 г. Прогулка в лодке. 1903 г. Японка. 1903 г. Внутренний вид деревянной церкви Иоанна Богослова на Ишне близ Ростова-Ярославского. 1888 г.ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА В. В. ВЕРЕЩАГИНА
