Елена Грицак - Архангельское

Елена Николаевна Грицак

Архангельское

Введение

Бывали ли вы в Архангельском? Ежели нет, поезжайте, а то оно превратится… не знаю во что.

Усадьбы богатого дворянства существовали в окрестностях Москвы издавна и в немалом количестве. Те, что находились вблизи столицы, выгодно отличаясь от далеких захолустных поместий, служили не для постоянного житья и не для того, чтобы приносить доход. Раскинувшиеся на загородных просторах, скрытые от любопытных глаз чудесными садами, они тешили самолюбие хозяев и поддерживали, как говорилось в старину, честь имени. Временем расцвета подмосковных усадеб считается конец XVIII – начало XIX века. Именно тогда в них работали приглашенные из Европы мастера, а их сиятельные владельцы, соревнуясь друг с другом в роскоши, тратили целые состояния на картины, книги, статуи, фарфор, видя в том не заботу о себе, а общественный долг.

«Представив село мое зрителям в виде очаровательном, – писал в завещании граф Николай Петрович Шереметев, владелец соседнего с Архангельским поместья, – думал я, что совершил величайшее, приятное, достойное удивления и восхищения публики дело, в коем видны мое знание и вкус…». Его детище в самом деле достойно похвалы, хотя справедливости ради нужно заметить, что прославленное шереметевское Останкино по удобству расположения и красоте окрестностей все же уступает Архангельскому. Устроенное на плоской голой равнине, оно лежит чуть дальше от столицы и не имеет «своей» реки, без которой трудно представить подмосковный пейзаж.

Все дороги Архангельского ведут к Москве-реке

Нынешнее Архангельское завершается там, где некогда начиналось – на обрывистом берегу Москвы-реки. Отсюда взгляду открываются заречные дали, только отсюда создается полное впечатление об ансамбле и только здесь можно осознать его колоссальный размер. Некогда с этого места княжескую усадьбу писали крепостные художники, пытаясь охватить взглядом все сразу: дворец, парк и маленькую старую церковь – единственную постройку, уцелевшую с тех времен, когда будущий дворцовый комплекс был всего лишь хозяйственной вотчиной.

Церковь без пения, село без хозяина

То немногое, что находилось на месте великолепной княжеской усадьбы до 1537 года, вряд ли заслуживало внимания чиновников. Хозяйство было мелким, поэтому звенигородские писцы в разъезжей грамоте упомянули не его, а близлежащее село. В документе, где определялись границы поместных земель, оно называлось Уполозами: к холму, где стояла деревня, река подступала крутой излучиной, поэтому здесь часто случались оползни. По селу именовался и его первый известный ныне хозяин – московский дворянин Алексей Иванович Уполоцкий, чья родословная осталась тайной из-за небрежности старых авторов. Такой же загадкой остался и вид его владений, но об этом можно догадаться, зная, как выглядела и на ком держалась типичная вотчина XVI века. Ее население составляли сам хозяин, его крепостные и свободные слуги. Все они жили в разных частях господского двора, так или иначе имея отношение к добротному деревянному дому, погребам, конюшням, хлеву, птичнику и курным избам, где обычно селили холопов.

К хозяйским хоромам, словно желая найти защиту от нужды и врагов, тянулись крошечные (в 2–3 избы) деревеньки, населенные вольными крестьянами. Похожий облик в последние годы правления Ивана Грозного имели и Уполозы – сельцо, стоявшее на высоком берегу реки, не примечательное ничем, кроме, как говорилось в грамоте, «церкви без пения да двух дворов вотчинниковых». Сам вотчинник, представляя собой лицо не слишком важное, больше в документах не фигурировал никогда, в отличие от своего хозяйства.

Следующие сведения об Уполозах относятся к XVII веку. В ту пору государство русское, миновав Смутное время, проходило испытание голодом, слабой властью, малыми, но беспрестанными войнами, к тому же отдавая последние силы борьбе с польской шляхтой. Результатом этого стали выморочные деревни, которые продавались порой за бесценок, лишь бы сбыть с рук уже не доходное, но по-прежнему хлопотное хозяйство. Именно таким представлялось мужнино наследство вдове Любаве Уполоцкой. Деревенька была очень дешево куплена братьями Киреевскими, а вскоре перепродана и далее в течение двух десятков лет поочередно принадлежала боярам Шереметевым, Одоевским, Черкасским.

Главный фасад церкви Михаила Архангела обращен к селу и усадьбе

Последний, если верить летописцам, приобрел усадьбу уже с 6 дворами и новой каменной церковью Михаила Архангела, которая заменила ветхую деревянную заботами Якова Никитича Одоевского. Будучи постройкой значительной для своего времени и места, она дала название селу, с той поры (приблизительно с 1646 года) именовавшемуся не иначе как Архангельским. В переписной книге той поры имеется любопытная запись: «За боярином Федором Ивановичем Шереметевым вотчина, что была за Немиром и Григорием Киреевскими, село Уполозье, Архангельское тож, а в нем церковь Архангела Михаила деревянна, а у церкви во дворе поп Михайло (видимо, поповский дом); да задворных людей два двора конюхов, да деловых людей три двора и один двор пуст. Деревня Захарково, а в ней крестьян 14 дворов да два двора пусты: Парфенка Наумов и Трофим Васильев бежали безвестно в нынешнем году».

Архангельская церковь прячется за деревьями, словно стыдясь своего скромного вида

О непосредственном строителе храма сведений не имеется, но им, скорее всего, является Павел Сидорович Потехин – крепостной зодчий, незадолго до этого украсивший подобным произведением село Николо-Урюпино, коим владели Черкасские, родичи его хозяев Одоевских.

Невысокая, простая по конструкции церковь в Архангельском была лишена пышного декора, зато радовала взор прекрасными пропорциями. Ее отличала едва заметная наивность облика, характерная для провинциальной архитектуры. Еще одной оригинальной чертой послужила асимметричная композиция: одноглавый четверик в центре и такие же, четырехгранные в плане, приделы, стоявшие не на одной линии, как полагалось, а по диагонали. Необычной была и конструкция сводов, каждый из которых опирался на 2 столпа вместо привычных 4. Потехин, как известно, предпочитал богатый декор, но этот любимый им прием позволил отнести скромный храм в Архангельском к его творчеству.

По разным источникам, мастер был крепостным и Шереметевых, и Одоевских, и Черкасских. Все три семьи имели немалые богатства, состояли друг с другом в родстве и потому поочередно владели одними и теми же деревнями. Нехватка хороших мастеров в Подмосковье заставляла их пользоваться услугами одной строительной артели, которой, как говорят, в свое время покровительствовал «тот самый» князь Пожарский.

Павел Потехин, сын кузнеца Сидора из Кадниц, попал в нее после смерти отца. Сначала юноше пришлось выполнять самую простую работу: подносить кирпичи, месить известь. Освоив более сложные операции, он стал помогать советами даже опытным рабочим, заслужил авторитет и уже через несколько лет встал во главе артели. Руководимая им строительная команда насчитывала около сотни мастеров высокого класса.

Среди них были не только каменщики, но и резчики по дереву и камню, плотники, столяры, кузнецы, даже иконописцы с золотильщиками, причем каждый мог при необходимости подменить другого. Четверо ближайших помощников Потехина следили за теми работами, которые сам он контролировать не мог.

Когда Черкасский начал строить в своей нижегородской вотчине монастырь, Павел Сидорович был серьезно болен: плохо видели глаза, ныли и отказывались ходить ноги, из-за чего мастеру становилось все труднее и труднее взбираться на леса, чтобы лично наблюдать за рабочими. Вскоре, отстраненный от дел, он отправился в родные Кадницы, где жили четверо его сыновей. О том, кто была жена Потехина, когда он женился и когда умер, сведений не сохранилось. Зато сохранились великолепные творения, по которым наши современники могут судить о таланте крепостного зодчего, посвятившего жизнь каменной сказке. К сожалению, документальных свидетельств того, что храм в Архангельском строил именно Потехин, также не имеется. Однако по архитектуре он настолько близок к его произведениям, что догадка, будто крепостной мастер, работавший во всех имениях Одоевских, приложил свою руку и здесь, выглядит вполне правдоподобно.

«Подмастерье Пашка Потехин», как зодчего именовали господские писцы, выбрал для Михаила Архангела место на редкость удачное. Построенный на крутояре, невысокий храм смотрелся не просто солидно, а величаво. С берега реки прихожане видели его четкий, тяжеловатый внизу и легкий вверху силуэт, наверняка замечая, что на фоне соснового леса он выглядит особенно красиво. Перед теми, кто подходил к церкви со стороны усадьбы, открывался главный фасад, а за ним – беспредельные дали: водная гладь, луга, поля, перелески и тающие в белесой дымке холмы.