Август Стриндберг - Полное собрание сочинений. Том 1. Повести. Театр. Драмы
Юлия вспыльчиво. Что это значит? Какие намеки? Что вы хотите сказать?
Жан, смягчая тон. Если Фрёкен не хочет меня понять, то я должен говорить яснее. Это производит не совсем хорошее впечатление, если вы отличаете одного из ваших слуг перед другими, которые ожидают такой же честь.
Юлия. Отличаю! Что вам в голову пришло! Я просто поражена! Если я, хозяйка дома, удостаиваю своим присутствием танцы моей прислуги, когда я сама хочу танцевать, то понятно, что я выбираю того, кто знает это дело и не подвергнет меня опасности быть осмеянной.
Жан. Как прикажет Фрёкен. Я к вашим услугам.
Юлия кротко. Не говорите о приказании! Сегодня вечером мы все должны веселиться без чинов, как равные! Дайте мне вашу руку. Будь спокойна, Кристина, я не отниму у тебя жениха!
Жан подает Фрёкен руку и уводит ее.
Немая сцена должна быть исполнена так, как если бы актриса была действительно одна; в случае надобности она поворачивается к зрителям спиной; отнюдь не смотрит в зрительный зал; она не должна также спешить, из боязни, что публика потеряет терпение.
В отдалении слабые звуки скрипки, играющей экосез.
Кристина одна, подпевает музыке, убирает со стола, за которым ел Жан, моет тарелки на столе для мытья посуды, вытирает их и ставит в шкаф. Потом она снимает фартук, вынимает зеркальце из ящика в столе, прислоняет его к кувшину с сиренью, стоящему на столе, зажигает свечу и греет на ней шпильку, которой завивает себе волосы на лбу. Потом подходит к стеклянной двери и прислушивается; затем снова подходит к столу, находит на нём платок, забытый Фрёкен Юлией, берет его и нюхает; потом погружается в свои мысли и рассеянно развертывает его, разглаживает и складывает вчетверо и т. д.
Жан возвращается один. Нет, она — помешанная. Танцевать таким образом! А люди стоят в дверях и подымают ее на смех! Что ты скажешь на это, Кристина?
Кристина. Ах, теперь её времянка приспело, да она и всегда была такая же странная. Ну, а теперь хочешь пойти потанцевать со мной?
Жан. А ты не сердишься, что я тебя покинул?
Кристина. Нет! Ни капельки, тебе это известно, я ведь знаю свое место.
Жан обнимает ее за талию. Ты — толковая девушка, Кристина, и будешь дельной хозяйкой…
Юлия входит через стеклянную дверь; она неприятно поражена, с натянутой веселостью. Вы — очаровательный кавалер — который вдруг бросает свою даму.
Жан. Наоборот, Фрёкен, как видите, я поспешил отыскать покинутую.
Юлия меняет тон. Знаете ли вы, что вы танцуете, как никто другой. Но зачем вы носите под праздник ливрею? Снимите сейчас же!
Жан. Тогда я должен попросить Фрёкен на минутку удалиться, потому что мой черный сюртук висит здесь. Он идет направо, делая соответствующие жесты.
Юлия. Вы стесняетесь при мне переменить сюртук! Ну, так идите в вашу комнату и возвращайтесь назад. Впрочем, вы можете оставаться здесь, я отвернусь!
Жан. С вашего позволения, Фрёкен. Он идет налево и меняет сюртук.
Юлия Кристине. Послушай, Кристина, Жан верно — твой жених, раз он так близок с тобой?
Кристина. Жених? Пожалуй, если хотите! Мы это так называем.
Юлия. Называете?
Кристина. У Фрёкен ведь тоже был жених…
Юлия. Да, но ведь мы были помолвлены по-настоящему.
Кристина. И все-таки из этого ничего не вышло…
Жан в черном сюртуке и в черной шляпе.
Юлия. Tris gentil, monsieur Jean! Tris gentil!
Жан. Vous voulez plaisanter, madame!
Юлия. Et vous voulez parler français! Где вы научились?
Жан. В Швейцарии, когда я служил кельнером в одном из лучших отелей в Люцерне!
Юлия. Но в сюртуке вы — настоящий джентльмен! Прелестно! Садится к столу.
Жан. Ах, вы льстите мне.
Юлия, оскорбленная. Я льщу? Вам?
Жан. Моя прирожденная скромность не дозволяет мне верить, что вы говорите подлинные любезности такому человеку, как я, а потому я и позволил себе предположить, что вы преувеличиваете, или, как принято выражаться, льстите!
Юлия. Где вы научились так складно говорить? Вы, должно быть, часто посещали театр?
Жан. Разумеется! Я посещал много разных мест!
Юлия. Но вы же здесь родились?
Жан. Мой отец был рассыльным при прокуроре здешнего округа, и я видал Фрёкен еще девочкой, хотя Фрёкен и не обращала на меня внимания.
Юлия. В самом деле?
Жан. Да, у меня в памяти остался один случай, но об этом я не могу говорить.
Юлия. Ах, нет! расскажите, ну! В виде исключения.
Жан. Нет, теперь я, право, не могу. Как-нибудь в другой раз.
Юлия. А мне именно хочется теперь. Разве это уж так опасно?
Жан. Это не опасно, но во всяком случае будет лучше, если мы это оставим. Посмотрите-ка сами вон на нее! Показывает на Кристину, которая дремлет на стуле около плиты.
Юлия. Вот будет веселая жена! Пожалуй, она еще храпит?
Жан. Храпеть-то она не храпит, но разговаривает во сне.
Юлия цинично. А почем вы знаете, что она разговаривает во сне.
Жан бесстыдно. Слышал. Пауза, во время которой они наблюдают друг друга.
Юлия. Отчего вы не сядете?
Жан. Я не могу позволить себе этого в вашем присутствии.
Юлия. А если я прикажу?
Жан. Тогда я должен буду повиноваться.
Юлия. Садитесь! — Но, впрочем, постойте! Не можете ли вы дать мне чего-нибудь попить?
Жан. Я не знаю, найдется ли здесь что-нибудь в леднике. Кажется, ничего нет, кроме пива.
Юлия. Это тоже очень недурно! У меня лично такие простые вкусы, что я пиво предпочитаю вину.
Жан вынимает из ледника бутылку пива и откупоривает ее; потом достает из шкафа стакан и поднос и подает. Милости просим!
Юлия. Благодарю. А вы не хотите?
Жан. Я не большой охотник до пива, но если Фрёкен прикажет…
Юлия. Прикажет? Мне кажется, что вы должны, как вежливый кавалер, составить компанию вашей даме.
Жан. Это правильно. Он откупоривает еще бутылку и достает стакан.
Юлия. Выпейте за мое здоровье!
Жан медлит.
Юлия. Что это значит? Мы робеем?
Жан шутливо опускается на колени и поднимает стакан. За здоровье моей повелительницы!
Юлия. Браво! Теперь вы должны поцеловать мой башмак, и тогда всё будет в порядке.
Жан сначала медлит, потом смело схватывает её ногу и поспешно целует.
Юлия. Великолепно! Вам бы следовало быть актером.
Жан подымается. Фрёкен, продолжаться так более не может! Кто-нибудь вдруг войдет и увидит нас!
Юлия. Ну так что же?
Жан. Пойдут болтать, очень просто! А если бы Фрёкен знала, какие сплетни они уже распускают, то…
Юлия. Что они говорят? расскажите мне! Сядьте!
Жан садится. Я бы не хотел сказать ничего обидного для вас, но они так выражаются и допускают возможность таких предположений, что… ну да вы, вероятно сами понимаете! Вы уж не дитя, — а когда дама ночью пьет наедине — с мужчиной — хотя бы он был только слугой — то тогда…
Юлия. Что тогда? А к тому же мы и не одни. Кристина тут.
Жан. Да, но она спит.
Юлия. Так я ее разбужу. Встает. Кристина, ты спишь?
Кристина во сне. Бла-бла-бла-бла!
Юлия. Кристина! Вот мастерица спать.
Кристина во сне. Сапоги графа вычищены — кофе заварен — сейчас, сейчас. О, о!.. Пх.
Юлия берет ее за нос. Проснешься ли ты, наконец?..
Жан строго. Нельзя тревожить спящего!
Юлия резко. Что?!
Жан. Тот, кто целый день простоял у плиты, имеет право устать, когда придет ночь. А сон нужно уважать…
Юлия другим тоном. Это вы хорошо придумали и это делает вам честь — благодарю! Протягивает Жану руку. Подите в сад и нарвите мне немного сирени!
Кристина, которая проснулась во время предыдущего разговора, встает и полусонная идет направо, чтобы лечь в постель.
Жан. Вместе с вами?
Юлия. Со мной!
Жан. Это невозможно! Никоим образом!
Юлия. Я не понимаю, что вам в голову приходит? С какой стати вы что-то воображаете?
Жан. Я-то нет, — но люди.
Юлия. Что? Я, мол, влюблена в лакея?
Жан. Я не самонадеян, но бывали примеры… и для людей ведь нет ничего святого!
Юлия. Вы, кажется, считаете себя аристократом!
Жан. Да, оно так и есть!
Юлия. Ну, а я предпочитаю спуститься в более низменные сферы.
Жан. Не спускайтесь, Фрёкен, послушайте моего совета! Никто не подумает, что вы спустились добровольно, а всякий скажет, что вы пали!
Юлия. Я лучшего мнения о людях, чем вы! Пойдемте и попробуем!.. Ну, пойдемте же! Она зовет его глазами.
Жан. Знаете ли, что вы удивительно странная!
Юлия. Может быть! Но и вы тоже! Впрочем, всё на свете странно! Жизнь, люди, всё это — грязь, которая плавает на воде до тех пор, пока не потонет. Я несколько раз видела один и тот же сон, о котором я теперь часто думаю. Как будто я сижу на высокой колонне и не вижу никакой возможности спуститься; от одного взгляда вниз у меня кружится голова, а между тем я должна сойти, но не имею мужества броситься вниз; я не могу крепко держаться и хочу упасть; но не падаю. И в то же время я чувствую, что не найду себе покоя до тех пор, пока не спущусь на землю! А как только я достигла земли, то мне уже хочется еще дальше — в землю… Испытали ли вы когда-нибудь что-нибудь подобное?