Журнал «Если» - "Если", 2010, № 5
Но Нозаки смотрела не на него.
— Волвертон! — она указала на голограмму.
Изображение показывало черную дыру. Пауки собирались вокруг электромагнитов, складываясь в цепь.
— Они хотят отключить ток! — вскричал Волвертон.
Пауки вовсе не собирались помогать ему. Их задача заключалась в том, чтобы освободить черную дыру, уничтожив тем самым и жука, и все вокруг него.
— Нужно убираться отсюда! — сказала Нозаки.
— Сюда! — Волвертон взял подругу за руку и повел к люку. Он выбрался в коридор и потащил ее следом.
— Нет, Волвертон! Сюда! — Нозаки указала на мостик над центром управления.
— Ты уверена?
— Да, скорее!
Жук неожиданно закрутился, чуть не сбив их с ног.
— Начинается реакция! — прокричал Волвертон. Вцепившись в поручни, они поднялись вверх по лестнице. За переборкой висели скафандры.
— Надевай, — приказала Нозаки.
— Но я…
— Не спорь. Эти баллоны наполнены, ими еще никто не пользовался.
Волвертон забрался в скафандр так быстро, как только мог — к тому же Нозаки помогла ему. Пол под ногами дрожал. Надев скафандр, Волвертон тут же подсоединил шлем, наполнившийся кислородно-азотной смесью.
— Готов?
— Да.
Нозаки хлопнула ладонью по выпуклости на переборке. Крыша раскрылась, и они вылетели наружу. На горизонте пылала красная корона Гаммы Южного Креста.
Полет получился медленным. Плавно опустившись на поверхность астероида, Волвертон протянул Нозаки руку. Повернувшись, они увидели, как гигантскую машину сотрясают конвульсии. Над ней поднялся похожий на осу корабль.
— Он улетает, — заметил Волвертон.
Черная дыра начала втягивать материю, и жук изогнулся. Корабль поднялся над ним, но недостаточно быстро. Его движение замедлилось, остановилось, а затем повернулось вспять. Дыра втянула его обратно в сжимающуюся машину.
Мгновением позже она свернулась в ничто. Область сворачиваемого пространства быстро расширялась навстречу Волвертону и Нозаки. Красный пейзаж поплыл перед глазами, скручиваясь.
Они побежали к пузырю.
Он висел прямо перед ними, но сила притяжения стремительно возрастала. Вцепившись в руку Нозаки, Волвертон бежал изо всех сил. Перед ними распахивалась тьма.
Горизонт событий всасывал все большую часть астероида, словно вытягивая его из этой реальности.
Они прыгнули в пузырь.
Оказавшись на другой стороне, они еще пробежали вперед в темноте, прыгая с каждым шагом метров на десять. Наконец они остановились, чтобы посмотреть на пузырь, изменяющийся под воздействием черной дыры.
Волвертон положил руку Нозаки на плечо и впервые осознал, насколько она маленькая.
Они ждали конца.
Пузырь начал сворачиваться из-за анизотропии черной дыры. Размытые края сжались. Из огромной аномалии в ткани континуума пузырь превратился в точку, а затем вовсе исчез.
Волвертон и Нозаки стояли на темной, бесплодной поверхности LGC-1.
— Получилось, — сказала Нозаки.
Волвертон попытался перевести дух и неожиданно всхлипнул. Нозаки обняла его и посмотрела с сочувствием.
— Ничего, Волвертон. Я понимаю твое состояние.
Ничего она не понимала. Как он мог сказать ей, что это — слезы любви? Он знал, что она никогда не разделяла его чувств. Теперь, вернувшись в свою реальность, он вновь ощутил одиночество, хотя Нозаки стояла прямо перед ним.
— Придется пойти в обход, — заметила Нозаки.
— Да, — согласился Волвертон, успокаиваясь. — Чтобы не попасть под рассвет.
— Понесешь пока эту штуку? — предложила Нозаки, протягивая ему переносной генератор поля, оказавшийся удивительно легким. — Джиоти развлечется.
— Это уж точно.
Они направились к лагерю, легко отталкиваясь от поверхности, появившейся для них всего несколько минут назад. Ему стало немного лучше.
— Интересно, он вернется? — спросил Волвертон.
— Пузырь? — уточнила Нозаки. — Не знаю.
— Лучше бы ему не возвращаться. Не хотелось бы, чтобы нас втянули в войну.
— Об этом, думаю, говорить уже поздно.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы выбрали сторону, а я достаточно насмотрелась на их милитаристское общество, чтобы понимать: нас не простят. Давай лучше надеяться, что они не найдут дорогу сюда, иначе нам обязательно захотят отомстить.
— Да, будем надеяться. А что нам еще остается?
— Ничего, — согласилась Нозаки. — Я говорила им, что эта машина уничтожит наш лагерь, но они не пожелали слушать.
— И они — люди?
— О, более чем. Они произошли от нас.
Это замечание навело Волвертона на мысль, которую он все боялся озвучить.
— Когда мы вернемся, все ведь изменится, не так ли?
— Да. По крайней мере, Волвертонов будет двое.
— И появится третья Нозаки. — Волвертон вспомнил собственное тело, оставшееся лежать на зеленой планете. Он по-прежнему не понимал, как консорциум догадался доставить его сюда, если только информацию не извлекли из его разума, пока он спал. В любом случае, его использовали как приманку, чтобы пауки сделали свою работу, но он не мог их в этом винить. Челюсть, конечно, болела, но в остальном все закончилось довольно неплохо.
Над головой пролетел спутник, и они помахали ему. Некоторое время спустя у Волвертона возник вопрос.
— Ты — та, которая оставила меня?
— Только не на этот раз, — ответила она.
— Нозаки, — начал Волвертон. Он понимал, что если не скажет этого теперь, не сможет сказать уже никогда. — Я люблю тебя.
— Ну, я тоже тебя люблю, Волвертон, — ответила она, улыбаясь. — После всего, через что мы прошли, разве я могу тебя не любить?
Волвертон не был уверен, что они говорили об одном и том же, но все равно его переполняло счастье.
Как это прекрасно — вернуться домой!
Перевел с английского Алексей Колосов
© Tim Sullivan. Star-Crossed. 2010. Публикуется с разрешения журнала «The Magazine of Fantasy & Science Fiction».
Карл Фредерик
Вселенная по ту сторону льда
Иллюстрация Виктора БАЗАНОВА
Дрожание льда возмутило ход похорон.
Не обращая внимания на скрежещущие звуки, доносившиеся из-подо льда, Джерик скрипнул Харшкету, Верховному жрецу народа Колышущейся стены. Жрец, чьи четыре ноги надежно упирались в лед, воздел две остальные конечности к небесам, предавая недавно почившего учителя Четвертой школы попечению Великого бога, владыки воды и всякого блага.
В нескольких ступнях от жреца недвижно лежало тело учителя Четвертой школы, и жизнепузыри по-прежнему прижимали его ко льду. Шестеро взбивающих-на-небо окружали жреца, расположившись по шести сторонам света. А позади них, снаружи другого круга, теснилась толпа — весь народ, включая Джерика. Слушая слова жреца (иначе поступить было невозможно), он изредка свистоскрипел, поскольку не испытывал особого интереса к подробностям движений священнослужителя. А К'чир, приятель Джерика, стоявший позади него, даже не думал свистоскрипеть. Джерик то и дело слышал постукивание, когда К'чир от скуки последовательно поднимал и опускал ноги. Учитель Четвертой был учителем К'чира. Джерик знал, что особой любви друг к другу они не испытывали и что К'чир отнюдь не был сокрушен потерей. Джерик вздохнул: сам-то он до сих пор оставался в Третьей школе. Ему приходилось только надеяться.
Наконец жрец опустил на лед все шесть ног и обратился к внутреннему кружку.
— Взбивающие, — нараспев провозгласил он, — вершите ваше святое дело. Изгоните богоданные жизненные пузыри из усопшего. Хорошо бейте и взбивайте его, дабы он мог скоро всплыть навстречу Великому богу вод. Да поднимется покойный над злобами мира сего и над коварным присутствием бога льда.
— Наконец-то! — шепнул К'чир. — А я уже думал, что Харшкет никогда не заткнется..
Образовывавшие внутренний кружок простучали ногами, торжественно приближаясь к трупу. Все они подняли две передние ноги над телом и по приказному скрипу жреца обрушили их на покойного учителя Четвертой, принявшись молотить его.
Цепочка пузырьков выкатилась изо рта учителя и собралась в углублении на льду. Новые пузырьки — крошечные, но многочисленные — посыпались с шерсти на ногах, покрывая лед и приглушая посвистывания.
Свистоскрипя уже равномерно, Джерик взирал на взбивание. Можно было только удивляться тому, как мало жизненных пузырьков оставалось у учителя — все-таки он был уже очень стар. Жизненная сила определялась контактом со льдом, а он зависел от запаса пузырей. Струйка течения донесла до Джерика вкус трупа — жуткий вкус смерти. Джерик с отвращением выплюнул воду.
Жрец коротко скрипнул, и взбивающие-на-небо разом отступили, предавая ставшее более легким без пузырьков тело воле потока. Вокруг воцарилась почтительная тишина — если не считать скорбных поскрипываний и постоянного, доносившегося ото льда шороха. Свисты давали Джерику понять, сколько народу было недовольно скрежетанием и стонами внизу. Впрочем, было ясно и то, что К'чир никакого раздражения не испытывал — его волновало предвкушение события, способного нарушить постоянную скуку.
