Иван Киреевский - Том 2. Литературно–критические статьи и художественные произведения
8
Последние стихи покойного Д. В. Веневитинова.
9
Что французская литература девятнадцатого века, утратив свою прежнюю самобытность, живет единственно чужим вдохновением, о том свидетельствуют все ее лучшие произведения. Но еще новым подтверждением сей истины может служить славный триумвират законодателей французского мышления в наше время. Есть ли хотя одна плодоносная мысль в лекциях Cousin, которую бы он не занял у немцев? Не англичанам ли и немцам принадлежат все основные положения Villemain, столь блестящего в своих применениях, столь искусно умеющего скрыть строгую стройность системы под наружным беспорядком отдельных замечаний? Литературно-критические сочинения Гизо обнаруживают еще непримиримую борьбу нового германского учения с прежними мнениями французов, но исторические его лекции дышат системою связною, полною, глубокою и занятою совершенно у новейших немецких философов, хотя новое развитие сей системы, ее полнейшее и часто гениальное применение к жизни средних веков делают Гизо одним из оригинальнейших французских мыслителей. Есть, однако, в литературе французской такое качество, которое отличает ее от всех других, обещает много для будущего и самим подражанием дает цвет оригинальности: это тесная связь литературы с жизнью, но именно этого-то качества не могут перенять наши русские подражатели.
10
Великий Гете представляет тому убедительный пример. Все, что есть прекрасного в его пленительной «Ифигении», эти поэтические переливы сердечных оттенков, выраженные душевно-музыкальными стихами, принадлежат исключительно поэзии новейшей. И чем обязана «Ифигения» систематическому усилию подражания? Неподвижностью действия и безличностью характеров, которые делают ее неспособною к театральному представлению и совершенно несносною в немного посредственном переводе. То же можно сказать и о шиллеровой «Мессинской невесте».
11
Во мраке ночи (фр.). — A. M.
12
Слова Молчалина из «Горя от ума» А. С. Грибоедова: «В мои лета не должно сметь свое суждение иметь». — A. M.
13
Большая часть критиков «Наложницы» опровергали сами себя и друг друга, но самый полный разбор поэмы, самые благовидные обвинения, самое отчетливое опровержение присовокупленного к ней предисловия находятся в разборе «Наложницы», напечатанном в 10 номере «Телескопа». В конце этой книжки «Европейца» читатели найдут ответ на этот разбор, и он же может служить ответом и на остальные критики поэмы Баратынского.
14
Султан, — говорит Вольтер, — не был взволнован, увидев ее в этой смешной и отчаянной позе. Он обращается к ней: «Заира, вы плачете!» В то время как он должен был бы ей сказать: «Заира, вы катаетесь по земле!» (фр.) — A. M.
15
Стихи сии взяты из песни Н. М. Языкова, напечатанной в «Северных цветах». — 1832.
16
Из «Послания» Языкова к Дельвигу, напечатанного там же.
17
Пофилософствуй, ум вскружится:
Ешь три часа, а в три дня не сварится!
18
Тот же литератор, которому мы обязаны переводом этой статьи, столько же правильно, изящно и близко передал на русский язык сочинение того же автора о христианском красноречии IV века. Сочинение это будет напечатано вместо предисловия к новому переводу «Избранных мест из святого Иоанна Златоуста», издаваемому г. Оболенским (переводчиком Платона и Геродиана) в пользу вдов и сирот духовного звания. См. 13 номер «Телескопа».
19
В селе Мара Тамбовской губернии Кирсановского уезда: 29-го июня.
20
У И. В. Киреевского несовпадение в датах: А. С. Пушкин родился в Москве 26 мая по старому стилю 1799 года. — A. M.
21
Эта статья составлена из различных журнальных отрывков и записок из лекций Шеллинга, читанных в Мюнхене и в Берлине.
22
Постоянное противоборство воинственного (разрушительного) и примиряющего (созидательного) начал (греч.) — A. M.
23
Бог богов (лат.). — A. M.
24
Зевс (лат.). — A. M.
25
До сих пор об этом у нас почти ничего не было писано замечательного, выключая книги М. А. Максимовича.
26
Уже Гете предугадал это направление и под конец своей жизни утверждал, что истинная поэзия есть поэзия на случай. Впрочем, Гете понимал это по-своему. В последнюю эпоху его жизни большая часть поэтических случаев, возбуждавших его вдохновение, были придворный бал, почетный маскарад или чей-нибудь день рождения. Судьба Наполеона и перевернутой им Европы едва оставила следы во всем собрании его творений. Гете был всеобъемлющий, величайший и, вероятно, последний поэт жизни индивидуальной, еще не сопроникнувшейся в одно с жизнью общечеловеческою.
27
<…> Думаем, что систему Гербарта ожидает новое значение на время философского междуцарствия в Германии.
28
Старолютеранская церковь есть явление новое. Она произошла от сопротивления некоторой части лютеран против соединения их с реформатами. Нынешний король Прусский позволил им использовать свое учение открыто и отдельно, вследствие того образовалась новая церковь под названием старолютеранской. Она имела свой полный Собор в 1841 году, издала свои особые постановления, учредила для своего управления не зависящий ни от каких властей свой Высший церковный совет, заседающий в Бреславе, от которого одного зависят низшие советы и все церкви их исповедания. По их постановлениям решительно запрещаются смешанные браки для всех принимающих участие в церковном управлении или в воспитании. Другим же если не прямо запрещаются, то, по крайней мере, отсоветываются как предосудительные. Смешанными же браками называют они не только соединение лютеран с католиками, но и старолютеран с лютеранами соединенной, так называемой евангелической церкви.
29
Глубокомысленные сочинения Розмини, обещающие развитие самобытного мышления в Италии, знакомы нам только журнальными рецензиями. Но сколько можно судить из этих разорванных выписок, кажется, что XVIII век скоро кончится для Италии и что ее ожидает теперь новая эпоха умственного возрождения, исходящего из нового начала мышления, опирающегося на три стихии итальянской жизни: религию, историю и искусство.
30
Вот что говорит К. Мехержинский в своей «Historya jezyka lacinskiego w. Polsce» (Krakow, 1835): «Тогда было общее мнение, что все достойное уважения и разумное не иначе могло быть писано, как по-латыни. Между тем Краковская Академия (основанная в 1347 году), предупреждая все немецкие университеты, открыла для Польши новый Лациум, где древние музы Гесперии уже избрали себе постоянное местопребывание, и полякам уже не нужно было искать наук за Альпами. <…> Вскоре ягеллонские учебные заведения затмили своею славой многие европейские. <…> Богословы-ораторы, посланные (из Польши) на Базельский собор, заняли там первое место после боннонских Туллиев. <…> Казимир Ягайлович завел множество латинских школ и очень заботился о распространении языка латинского в Польше, он даже издал строгое постановление, чтобы каждый, кто ищет какую-нибудь значительную должность, должен хорошо говорить на языке латинском. С тех пор и вошло в обычай, что каждый польский шляхтич говорил по-латыни… Даже и женщины ревностно занимались латинским языком. Яноцкий говорит, между прочим, что Елизавета, жена Казимира II, сама написала сочинение „De institution regii pueri“. <…> Как прежде математика, юриспруденция, так в это время расцвели в Польше науки изящные и быстро поднялось изучение латыни. <…> Луд Дециус (современник Сигизмунда I) свидетельствует, что у сарматов редко встретишь человека из хорошей фамилии, который бы не знал трех или четырех языков, а по-латыни знают все. <…> Королева Варвара, жена Сигизмунда, не только совершенно понимала латинских классиков, но и писала к королю, своему мужу, на латыни. <…> И среди Лациума, говорит Кромер, не нашлось бы столько людей, могущих доказать свое знание латинского языка. Даже девушки как из шляхетных, так и из простых семей и по домам, и по монастырям равно хорошо читают и пишут по-польски и по-латыни. А в собрании писем от 1390 г. по 1580 г. Г-н Камусара, современный писатель, говорит, что из ста шляхтичей едва ли можно отыскать двух, которые бы не знали языков латинского, немецкого и итальянского. Они научаются им в школах, и это делается само собой, потому что нет в Польше такой бедной деревеньки или даже корчмы, где бы не нашлись люди, владеющие этими тремя языками, и в каждой даже и самой маленькой деревеньке есть школа. Этот важный факт имеет в глазах наших весьма глубокое значение. <…> Жажда европейской славы принуждала писать на всеобщем латинском языке; зато польские поэты получали венцы от германских императоров и от пап, а политики приобретали дипломатические связи. <…> До какой степени Польша в XV и в XVI веках превосходила другие народы в знании древних литератур, видно из множества свидетельств, особенно иностранных. Де-Ту в своей истории, под годом 1573, описывая прибытие польского посольства во Францию, говорит, что из многочисленной толпы поляков, въехавших в Париж на пятидесяти рыдванах, запряженных четвернями, не было ни одного, который бы не говорил по-латыни в совершенстве; что французские дворяне краснели от стыда, когда на вопросы гостей они должны были только подмигивать; что при целом дворе нашлись только двое, которые могли отвечать этим посланникам по-латыни, — за что их и выставляли всегда вперед». Знаменитый Мурет, сравнивая ученую Польшу с Италией, выражается так: «Который же из двух народов грубее? Не рожденный ли на лоне Италии? У них едва ли найдешь сотую часть таких, которые бы знали по-латыни и по-гречески и любили бы науки. Или — поляки, у которых очень много людей, владеющих обоими этими языками, а к наукам и искусствам они так привязаны, что весь век проводят, занимаясь ими». То же говорит знаменитый член ученого триумвирата, Юст Липсий (один из первых филологов того времени), в письме к одному из своих приятелей, жившему тогда в Польше: «Как же мне удивляться твоим знаниям? Ты живешь между людьми, которые были некогда народом варварским, а теперь мы перед ними варвары. Они приняли муз, презренных и изгнанных из Греции и Лациума, в свои радушные и гостеприимные объятья».
