Роман Белоусов - ТАЙНА ИППОКРЕНЫ
Где же скрывался все это время беглец? У одной верной и надежной подружки. Но долго задерживаться в столице Броди не намеревался. И вскоре под именем Джона Диксона он плыл на небольшом судне в Шотландию. Вместе с ним на корабле находились еще двое пассажиров — Гедесс, торговец табачными изделиями, с женой, также возвращавшиеся домой. Однако неужели Броди решил явиться с повинной? Впрочем, не будем торопиться с выводами.
Разговорчивый и любезный мистер Диксон пленил престарелых супругов. Даже костюм его — экстравагантное синее пальто с красным воротником, парик, черный жилет, бриджи и сапоги — не шокировали их.
Корабль был на полпути к цели, когда Броди вручил капитану предписание от владельца судна изменить курс и следовать в Голландию, высадить мистера Диксона в Остенде, а потом плыть в Шотландию. Капитан повиновался.
Прежде чем покинуть судно, мистер Диксон попросил своих попутчиков об одном одолжении. Не будут ли они столь любезны и не передадут ли его письма трем его друзьям, когда прибудут в Эдинбург. Гедессы с радостью согласились.
Однако ни одно письмо не дошло по назначению. Броди слишком доверился торговцу табачными изделиями. Едва сойдя с корабля, Гедесс услышал о знаменитом воре и грабителе Броди. Описание его внешности напомнило ему обаятельного мистера Диксона. Вскрыв письма и прочитав их, он убедился, что не ошибся. После чего поторопился вручить их шерифу Эдинбурга. Так, чисто случайно, напали на след незадачливого Броди. На свою беду в одном письме, адресованном старому приятелю Гендерсону, он неосторожно сообщал о своем местонахождении и дальнейших планах.
В Эдинбурге ликовали и не замедлили поставить в известность английского консула в Амстердаме, где, как писал в письме Броди, он намеревался отсидеться, а затем удрать за океан, в Америку.
Курьеры передвигались быстро. Получив предписание, консул нанял одного молодца по имени Джонс Дели, которому поручил отыскать преступника. Без особого труда ему удалось в порту напасть на след. Он привел его в таверну, где на втором этаже жил все тот же мистер Диксон.
На стук в дверь ответа не последовало. Дели вошел. Комната была пуста. Он открыл шкаф и заглянул внутрь — там прятался Броди.
Дели был вежлив, но строг: «Как поживает мистер Диксон, он же Уильям Броди? Следуйте за мной». Сопротивляться не имело смысла — Дели был огромным детиной. Через несколько дней арестованный предстал перед Д. Уильямсоном. Его поместили в той же тюрьме Толбуси, приставили надежную стражу. Вскоре он узнал, что судить будут лишь его и Смита. Остальные два члена шайки обещали дать показания и тем самым заслужить прощение.
В конце августа 1788 года начался суд. Люди рвались на процесс несмотря на довольно высокую цену — пять шиллингов за право присутствовать в зале. Среди публики находился издатель, впоследствии описавший этот суд, — едва ли не самый длинный в истории английского судопроизводства, он продолжался без малого целые сутки.
Когда ввели подсудимых и они заняли свои места за барьером, лицом к четырем присяжным и судье лорду Браксфилду, показалось, что публика в зале, на амфитеатре и на балконе чуть привстала с кресел и скамеек. Так велико было любопытство эдинбуржцев, всем хотелось получше разглядеть их знаменитого земляка.
После того как прокурор зачитал обвинительное заключение, лорд Браксфилд — беспощадный «судья-вешатель» обратился к главному подсудимому: «Уильям Броди, вы слышали обвинение, признаете вы себя виновным или нет?» На что последовал циничный, но твердый ответ: «Мой лорд, я не виновен». Видимо, Броди еще на что-то надеялся. Хотя и знал, что выскользнуть из железных лап «судьи-вешателя» мало кому удавалось. Этот сын шерифа, ставший лордом и в тот год как раз назначенный верховным судьей, был человеком грубым, саркастичным и отличался тем, что никого не щадил. Именно он, лорд Браксфилд, послужил прототипом для Уира Гермистона — главного героя одноименного последнего незаконченного романа Стивенсона. Писатель прямо указывал на то, что этот, по его мнению, самый сильный из его персонажей списан с Браксфилда.
Обвинение подготовило двадцать семь свидетелей, защита представила всего семерых. Главным ее козырем стала Джим Уэтт, возлюбленная Броди, с помощью которой адвокат пытался обеспечить алиби своему подзащитному. Однако ни ухищрения Генри Эрскина — одного из лучших адвокатов Шотландии, нанятого Броди, ни его блестящая речь, в которой он пытался реабилитировать Броди, ни показания свидетелей, ничто не спасло его от справедливого возмездия.
На другое утро, в час пополудни, суд объявил о своем решении: признать виновными Уильяма Броди и Джорджа Смита и казнить их через повешение.
Броди поместили в камеру смертников. К ноге приковали цепь, правда, он попросил сделать ее подлинней, чтобы иметь возможность подойти к столу. Он много писал — просил друзей, советников, пэров походатайствовать за него. А пока, в ожидании помилования или смерти, Броди по давней привычке игрока сражался сам с собой в шашки на доске, которую начертил на полу, — правая рука играла против левой. Казалось и в тюрьме оптимист Броди не унывал. В столь же хорошем настроении начал сочинять завещание. Он писал, что все его имущество конфисковали, поэтому у него ничего не осталось, кроме хороших и плохих качеств. «Однако своему близкому другу я завещаю, — писал он, — все мои политические знания о городском магистрате и корпорации», другому — «все мои фонды экономические, мою гордость и тщеславие», третьему «досталась его удачливость в игре в карты и кости». А своим «хорошим друзьям и старым компаньонам, Брауну и Эйнсли» он завещал «все свои плохие качества, и чтобы в конце концов они получили свою собственную петлю». Надо сказать, что в этом Броди не ошибся, их действительно вскоре повесили за другие преступления.
В день казни, как писала «Каледониен меркури», перед тюрьмой собралась толпа, какой «никогда не видели прежде», что-то около сорока тысяч. Взойдя на эшафот, Броди с достоинством поклонился членам городского магистрата, опустился на колени и прочел молитву. Затем поднялся и слегка подтолкнул дрожащего Смита: «Иди, Джордж, ты предстанешь первым». Когда настал его черед, он спокойно отвязал галстук, надел петлю на шею и дал знак палачу. Так окончились две жизни Уильяма Броди.
Правда, он надеялся на третью жизнь. И не случайно перед казнью попросил, чтобы его тело сразу же отдали друзьям для погребения. Неужели он так спешил предстать перед всевышним? Конечно, нет, его просьба объяснялась совсем другими причинами.
Дело было в том, что еще в тюрьме Броди навестил французский физик доктор Дегравер, который обещал воскресить его после смерти. Накануне казни сей эскулап вновь побывал в камере Броди и сделал карандашом отметки на висках и руках, чтобы не тратить зря время после повешения. Кроме этого, он вручил ему небольшую серебряную трубочку, которую тот вставил себе в горло за час до экзекуции. Она должна была предотвратить удушье.
После казни тело быстро доставили в лабораторию, где ждал Дегравер. Однако специалист по оживлению так ничего и не добился. Броди умер, у него был переломан позвоночник.
Тем не менее, когда история с попыткой воскрешения Броди всплыла наружу, некоторые жители Эдинбурга с готовностью уверовали в нее и говорили, что Броди после казни выжил, что он вскоре уехал в Париж, где его будто бы и видел кто-то из соотечественников. Эта легенда жила долгие годы и до сих пор, как говорят, еще бытует в Шотландии. Хотя нетрудно удостовериться в обратном. Для этого достаточно посетить кладбище в Эдинбурге, где легко отыскать могилу того, кто жил двойной жизнью.
Нет, Уильям Броди не был воскрешен, пока Стивенсону не приснилась его дьявольская сказка о человеке с росчерком зла на лице.
* * *…В три дня с работой было покончено. За это время Стивенсон написал три тысячи слов о докторе Джекиле и мистере Хайде. Конечно, трудность заключалась не в том, чтобы физически написать это количество строк, а в том, чтобы написать то, что хочешь. Ему казалось, что вещь удалась. Возбужденный и радостный Стивенсон сбежал вниз с рукописью в руках и заявил, что готов прочитать вслух новое произведение. С воодушевлением, часто жестикулируя, он читал низким, звучным голосом. Все слушали словно зачарованные. Лишь Фэнни оставалась равнодушной.
Когда чтение окончилось, Луис порывисто повернулся к жене, явно ожидая похвал. Она молчала. На вопрос мужа, как ей понравилась его новая повесть, мягко, но прямо высказала то, что думала. У повести нет цельности, и вместо настоящего художественного произведения получился бульварный роман. Также как и в его пьесе о Броди, он увлекся внешним описанием, пожертвовал глубиной, вероятно, из-за спешки.
Что произошло потом, мы знаем из воспоминаний Ллойда Отборна — пасынка Стивенсона. Писатель побелел от гнева и буквально вылетел из комнаты. Однако вскоре вернулся относительно успокоенный. В руках он все еще держал рукопись. Подойдя к жене, коротко произнес: «Ты права». Затем направился к камину и бросил рукопись в огонь. Жена кинулась к нему, умоляла спасти написанное. Он отказался.
