Ужас и безумие - Анатолий Субботин
Мак-Кружкин в свободное от работы время мастерит чудесные вещи: копьецо, которое может уколоть, не доходя до тела, ибо его острие – это еще не конец, а конец настолько тонок, что «о нем иногда невозможно подумать»; сундучки – один меньше другого до бесконечности, и последний «почти так же мал, как ничто». Сержант Плак говорит о странной болезни «атомика», орудующей в приходе. Она заключается в том, что люди, долго контактирующие с велосипедами, сами постепенно превращаются в велосипеды, и виной всему – взаимосвязь атомов каждой из сторон. С этой метафорой нельзя не согласиться, ведь человек представляет собой только то, чем заняты его мысли.
Переводчик романа Михаил Вассерман пишет: «Флэнн О’Брайен несет читателю свойственный ирландцам плавный, непрерывный переход от материального к духовному. Границ нет».
Велосипед в романе, по-видимому, символизирует материальное, возможно, греховное начало. И как после этого не понять изумление полицейских перед субъектом, заявившим, что он к велосипедам отношения не имеет. Это все равно что если бы к ангелам пришел человек и сказал, что он безгрешен.
В конце концов сержант Плак объявляет героя убийцей, но опять-таки делает это деликатно, словно из собственной подлости, словно он приговаривает к виселице невиновного. Происходит это так. В участке появляется инспектор О’Корки (кстати, уже более чем на 50% велосипед) и спрашивает: «А вам известно, что недалеко отсюда найден труп человека по имени Мэтерс»? Герой в ужасе. «Конечно, известно», – спокойно говорит сержант. Более того, он знает, кто убийца. «Тогда почему же он не заарестован в заключение»? «Уже». «Где»? «Здесь». Герой понимает, что речь идет о нем.
Позднее сержант объясняет ему, что просто использовал его, чтобы выкрутиться перед начальником. Смысл этого таков. Высший суд как бы говорит герою: хочешь играть – играй, и мы будем тебе подыгрывать и притворяться, скрывая истинный смысл происходящего, но только не сетуй потом, что твоя ложь оборачивается нашей ложью. Загробный мир О’Брайена есть логическое продолжение здешнего мира: человек уже здесь своими мыслями и поведением создает себе обстановку (декорации) будущей жизни; преступника ждет полицейский участок, честного фермера, по-видимому, – идиллия на лоне природы. Ничего по сути не изменится, пока не изменишься ты сам. Героя повесили, но он снова (уже во второй раз) не понял, что умер, поскольку не признал своей вины и не принял наказания. Ему кажется, что он убежал от полицейских (читай – от своей совести). Однако в итоге он возвращается в участок, не помня, что был здесь. Приходит как в первый раз, кстати, прихватив с собой сообщника Дивни (правда, они делают вид, что незнакомы), которого своим появлением он напугал до смерти и который первым ударил Мэтерса, а потом взорвал героя, положив под пол вместо черного ящика мину. Сержант Плак снова как ни в чем не бывало спрашивает: «Насчет велосипеда»? И если и в этот раз герой станет говорить о часах или о чем-либо еще, не относящемся к делу, он снова будет казнен. И так до бесконечности.
Третий полицейский по имени Лис появляется лишь в финальной части романа. До этого мы узнаем, что он исчез с поля зрения 25 лет назад, но тем не менее он «все время на посту», иногда приходит в участок по ночам, когда Плак и Мак-Кружкин спят в «вечности», и делает записи в журнале. Другие полицейские считают его безумным, потому что он хочет умереть и тем самым найти «дорогу направо», то есть встать на путь совершенно новый, небывалый. Таким образом, смерть, по О’Брайену, не означает исчезновения, а знаменует собой переход в иное, причем более высокое, качество. Заметим, Лис хочет умереть, уже находясь в загробном мире. Это не так уж странно, если вспомнить принцип все более тонкого копья и сундучков мал мала меньше. Смерть, точнее, смерти, выстраивается по этому же принципу. Загробных миров много. Ибо нет предела для совершенства. Такая конструкция мироздания пугающе головокружительна, но она столь же отличается от расхожего деления света на «этот» и «тот», сколь современные астрономические данные отличаются от представлений о Земле как о плоском диске, лежащем на 3-х китах.
Убежав (якобы) от полицейских, герой движется на велосипеде по направлению к своему дому. У жилища старика Мэтерса что-то заставляет его притормозить. В одном из окон второго этажа он видит яркий свет. Дальнейшая сцена великолепна как пример кошмара, не уступающего кошмарам Кафки. Свет одновременно и пугает и притягивает героя. Он входит в дом, поднимается по лестнице и кричит, предупреждая о своем приближении. В ответ – тишина. Он открывает двери, сначала одну, потом другую, открывает двери всех комнат, откуда мог бы и даже не мог бы литься свет. Везде – темно и безлюдно. Он спешит обратно к выходу и на пороге дома в ужасе замирает: свет по-прежнему продолжает падать из центрального окна верхнего этажа. Чувствуя себя обманутым и злым, герой снова поднимается по лестнице. Двери комнат оставлены им открытыми. Света нигде нет! Войдя приблизительно в центральную комнату, он смотрит в окно и видит, что свет исходит из соседнего помещения. Герой быстро перебегает туда. Там темно. А взгляд в окно показывает, что теперь освещается только что покинутая им комната. Тогда герой, выйдя из дома, разбивает стекло булыжником. Затаившись в темном проеме калитки, он в страхе ждет и знает: что-то должно произойти. Вскоре позади него раздаются тяжелые шаги… Так появляется третий полицейский.
Рабочий кабинет полицейского Лиса расположен в стене (!) дома, и он вынужден продвигаться полубоком. Узкий и длинный стол, «конторская книга, выглядящая, как половина более длинной книги, распиленной надвое», – все это отлично разработанные детали кошмара. Но жизнь в стене не только кошмарна, стена здесь может прочитываться как метафора границы. Полицейский Лис контролирует границу между тем и этим миром. Без его осмотра и согласия герой никогда бы вновь не побывал на своей ферме.
Обладая так называемым «омнием» (сутью всего), Лис подобен Богу. Оказывается, это он создал подземный «рай», куда надо спускаться на лифте, где все механизировано и автоматизировано, и стоит нажать рычаг, как из дверцы в стене к тебе упадет предмет твоего желания. Однако этот «рай» – не прихоть Лиса («Не люблю личных вольностей»); как и все в загробном мире, он спровоцирован человеческими устремлениями и является пародией на нашу цивилизацию с ее материальным уклоном. Не случайно Лис говорит герою, что именно его черный ящичек и проделал этот фокус с раем. В самом деле, что получится, если
