Сборник Сборник - Гоголь в русской критике
Видя в городничем наиболее полное воплощение крепостнического строя, Белинский считал его, а не Хлестакова главным героем комедии. Хлестаков – только тень, порожденная уродливым бытом этого общества Сквозник-Дмухановских. Однако впоследствии Белинский стал на точку зрения самого Гоголя и признал Хлестакова главным героем комедии.
Статья Белинского о «Горе от ума» вызвала положительную оценку Гоголя. «Гоголь доволен моей статьей о «Ревизоре», – сообщал критик, – говорит, многое подмечено верно. Это меня обрадовало».
* * *Внутренней исторической основой выступлений Белинского, его борьбы за Гоголя, являлись обострение кризиса крепостного строя, усиление крестьянской борьбы за землю и волю, рост революционного и оппозиционного движения в среде интеллигенции, появление разночинцев в общественном движении и литературе 40-х годов. В. И. Ленин указывал, что история передовой русской публицистики и критики определялась настроениями «…крепостных крестьян против крепостного права…». «Или, может быть… – спрашивал он, – настроение Белинского в письме к Гоголю не зависело от настроения крепостных крестьян? История нашей публицистики не зависела от возмущения народных масс остатками крепостнического гнета?»[41]
С середины 1840 года Белинский решительно расходится «с пошлою действительностью». Враг церкви и земных владык, Белинский готов бороться теперь с ними неумолимо, «по-маратовски». К концу 1841 года «со всем фанатизмом прозелита» Белинский увлекся «идеей социализма». Все это нашло яркое отражение в его литературно-эстетических и историко-литературных принципах. Рассматривая литературу как социальное и историческое явление, намечая основные этапы ее развития, критик защищает демократические традиции и элементы в истории мировой и русской литературы. По его учению, литература есть воплощение общенародных стремлений и исканий, «последнее и высшее выражение мысли народа, проявляющееся в слове». Она только тогда становится голосом народа, говорит Белинский, когда мы находим в ней полное осуществление «публичности», которая включает не только понятие доступности литературы массам, но полной защиты их интересов. Таким образом литература, являющаяся выражением народного мировоззрения, должна быть доступна широчайшим массам воплощением общедемократических идеалов в национальной форме, проявлением тесного союза литературы и жизни.
Обобщая творческий опыт русской литературы, Белинский пришел к развернутому учению о критическом реализме и общественной значимости искусства. «Искусство нашего времени, – заявляет он, – есть выражение, осуществление в изящных образах современного сознания, современной думы о значении и цели жизни, о путях человечества».[42] Подчеркивая активную, общественно-преобразовательную роль литературы, Белинский повел неутомимую борьбу с пропагандой «чистого искусства».
Начало 40-х годов отмечено обострением политической и литературной борьбы. По характеристике Н. Г. Чернышевского, в эту пору «все кругом совершенно переменилось». В общественно-политической жизни намечается крутой перелом. Материалистические и социалистические идеи лежат в основе деятельности передовой, прогрессивной публицистики. «Отечественные записки», «Литературная газета», несколько позже «Репертуар и пантеон» (1848), «Финский вестник» (1845–1846), «Санкт-петербургские ведомости» (1848) в большей или меньшей мере пропагандируют идеи Белинского и Герцена. В искусстве господствующее место занимает гоголевская школа. Все это отражает нарастание глухого и гневного протеста русского крестьянства против феодально-крепостнического строя.
Герцен резкими чертами определил своеобразие 40-х годов: «Тайных обществ не было, но тайное соглашение понимающих было велико. Круги, составленные из людей, больше или меньше испытавших да себе медвежью лапу правительства, смотрели чутко за своим составом. Всякое другое действие, кроме слова, и то маскированного, было невозможно, зато слово приобрело мощь, и не только печатное, но еще больше живое слово, меньше уловимое полицией. Две батареи выдвинулись скоро. Периодическая литература делается пропагандой, во главе ее становится в полном разгаре молодых сил Белинский. Университетские кафедры превращаются в налои, лекции – в проповеди очеловечения, личность Грановского, окруженного молодыми доцентами, выдается больше и больше. Вдруг еще взрыв смеха, смеха судорожного, в котором был и стыд, и угрызение совести, и, пожалуй, не смех до слез, а слезы до смеха. Нелепый, уродливый, узкий мир «Мертвых душ» не вынес, осел и стал отодвигаться.[43]
В этом замечательном свидетельстве Герцена очень точно указано место «Мертвых душ» в общественно-политической борьбе того периода. Появление 21 мая 1842 года первого тома великой «поэмы» Гоголя «Мертвые души» еще более обострило столкновение двух непримиримых общественных лагерей. Белинский писал о резком размежевании партий: «Говорить о современной русской литературе, значит говорить о так называемой натуральной школе и о так называемых славянофилах, ибо это самые характеристические явления современной русской литературы, вне которых нет на Руси никакой литературы».[44] «Переходным состоянием» называл Гоголь свою эпоху и очень чутко отметил остроту борьбы: «Еще никогда не бывало в России такого необыкновенного разнообразия и несходства во мнениях и верованиях всех людей, никогда еще различие образований и воспитания не оттолкнуло так друг от друга всех и не произвело такого разлада во всем».[45]
«Мертвые души» – наиболее полное художественное изображение крепостнического общества. Художник создает беспощадный обвинительный акт против всей самодержавно-крепостнической России. Сам Гоголь именно этим объяснил острую полемику, возбужденную выходом «поэмы». «А между тем «Мертвые души» произвели много шума, много ропота; задели за живое многих и насмешкою, и правдою, и карикатурою; коснулись порядка вещей, который у всех ежедневно перед глазами».[46]
Герцен писал о незабываемо сильном впечатлении, которое произвело появление поэмы Гоголя. «Мертвые души» потрясли всю Россию», – свидетельствует он. Со всех сторон Гоголь получал от друзей сообщения о невиданном интересе русского общества к его новой книге.
Но борьба началась еще до выхода «Мертвых душ» из печати. Славянофилы с нетерпением ждали возвращения Гоголя из-за границы. Для успеха «Москвитянина» необходимо было участие Гоголя. Его сотрудничество, по убеждению всех сторонников «Москвитянина», непременно расширило бы круг читателей журнала. Погодин мечтает об «эффектных статьях» Гоголя. Но писатель весьма холодно отнесся к призывам Погодина. В эту пору он был еще далек от реакционной позиции Погодина и его круга. К концу 1844 года, когда Гоголь вернулся в Россию, отношения его с Погодиным еще более ухудшились и скоро перешли в прямую ссору.
Как раз в эту пору Гоголь встретился с гостившим в Москве Белинским. Беседа между ними была дружественна. Гоголь поручил Белинскому свезти в петербургскую цензуру «Мертвые души». Славянофилы всполошились. С. Т. Аксаков писал: «У нас возникло подозрение, что Гоголь имел сношение с Белинским… секретно от нас; потому что в это время мы все уже терпеть не могли Белинского».[47]
20 апреля 1842 года Белинский сообщал Гоголю о судьбе рукописи «Мертвых душ» и искренне огорчался, что для «Отечественных записок» у Гоголя ничего нет. Белинский подчеркивал при этом, что только в «Отечественных записках» проповедуется честное и независимое мнение, и их нельзя смешивать «с холопами знаменитого села Поречья» (Поречье – имение министра Уварова, в котором гостил Погодин и другие).
Гоголь находился в эту пору на распутье и потому вступить в открытую переписку с Белинским не решился. Он просил своего петербургского приятеля Прокоповича поблагодарить критика и напомнить, «как сам он (Белинский. – М. П.) знает, обо всем нужно потрактовать и поговорить лично».
Под влиянием убийственных насмешек в статье Белинского о «Тарантасе» Соллогуба над «желтыми сафьянными сапожками» и реакционными идеалами славянофилов Гоголь решительно отказывается в 1846 году от сотрудничества в реакционном славянофильском «Московском сборнике». Таково было мощное влияние пламенных статей гениального критика на великого писателя.
Все это было прологом к той исключительно острой борьбе за Гоголя, которая развернулась уже после выхода «Мертвых душ».
Великая поэма Гоголя вызвала разноголосицу суждений, ярость реакционеров и страстную защиту со стороны передовых людей. Никогда еще литературные страсти не накалялись до такой степени. Речь шла о путях дальнейшего развития русской литературы. А это было теснейшим образом связано с основным вопросом эпохи – борьбою против крепостного права. Вот почему Белинский в «Речи о критике» говорил, что «беспрерывные толки и споры» о поэме Гоголя – «вопрос столько же литературный, сколько и общественный».
