Томас Элиот - Избранное. Том I-II. Религия, культура, литература
Я признаю, что все гуманисты — в той степени, в какой они являлись гуманистами, — были индивидуалистами. В качестве гуманистов им нечего было предложить толпе. Но они обычно оставляли в своем учении местечко — не только для толпы, но (что более важно) и для той части своего сознания, которое разделяло взгляды черни. М-р Бэббит — слишком последовательный и добросовестный для этого протестант: в результате, похоже, существует разрыв между его собственным индивидуализмом (действительно, интеллектуализм в какой-то момент непременно приобретает привкус индивидуализма) и его искренним желанием предложить американскому народу и всей цивилизации нечто полезное. Но этот исторический гуманист, как я его понимаю, в какой-то момент останавливается и признает, что разум не может двигаться дальше, питаясь диким медом и акридами.
Гуманизм — либо альтернатива религии, либо подмога ей. Как мне кажется, он процветает, когда религиозные чувства сильны, и если вы встретите примеры гуманизма, отрицающего религию, распространенную в определенное время в определенном месте или находящегося в оппозиции к ней, то, знайте, такой гуманизм непременно разрушительного свойства: он не в силах заменить разрушаемое чем-то новым. Конечно, у любой религии есть опасность закоснеть в ритуалах и обрядах, хотя они и являются важной ее частью. Религия обновляется и укрепляется с помощью живого чувства и любви или критического разума. Последний может принадлежать гуманисту. Но в этом случае роль гуманизма, пусть и необходимая, вторична. Гуманизм не может стать религией.
Как мне представляется, м-р Бэббит, с одной стороны, пытается заставить гуманизм (как он его видит) действовать помимо религии. Иначе непонятно значение его теории самоконтроля. Эта теория проходит через все его труды, иногда получая названия "внутренний контроль". Она фигурирует как альтернатива политической и религиозной анархии. В политическом контексте она более приемлема. По мере того, как формы правления становятся более демократичными, а внешнее сопротивление — монархическое, аристократическое, классовое — сходит на нет, личности, которую больше не контролирует ни власть, ни условности, приходится контролировать самое себя. До сих пор к теории Бэббита не подкопаешься. Но он, как видно, полагает, что "внешние" сдерживающие силы ортодоксальной религии по мере их ослабления могут быть заменены внутренними сдерживающими силами самой личности. Если я правильно его толкую, он, таким образом, пытается выстроить католическую платформу из протестантских досок. По традиции индивидуалист, ревностно оберегающий независимость мышления отдельной личности, Бэббит изо всех сил стремится создать нечто основательное для нации, народа, человечества.
Сумма отдельных личностей, каждая из которых идеально и эффективно проверяет и контролирует себя, никогда не станет единым целым. И если четко различать "внешний" и "внутренний" контроль, как это делает м-р Бэббит, тогда личности не остается ничего другого, как контролировать себя в соответствии с собственными понятиями и представлениями, а ведь они весьма ненадежны. Кстати, когда переходишь из области политики в богословие, разница между внутренним и внешним становится довольно неясной. Несмотря на высокоорганизованную и в некоторые исторические периоды могущественную иерархию, наделенную поистине безграничной властью, позволяющей проводить дознания и наказывать, религия несет смысл, который заключается во внутреннем контроле, касающемся не поведения человека, а его души. Если религия не затрагивает глубин человеческой личности так, чтобы в результате она контролировала себя сама вместо того, чтобы передать эту функцию священникам (ее могли бы осуществлять и полицейские), значит, религия не выполняет свою профессиональную миссию. Иногда я подозреваю м-ра Бэббита в инстинктивном страхе перед организованной религией, страхе, что она стеснит и исказит свободную работу его разума. Если это так, то он заблуждается.
А зачем, — встает вопрос, — все эти миллионы или тысячи или несколько сотен разумных людей собираются контролировать себя? Критические суждения м-ра Бэббита исключительно логичны, и едва ли найдется хоть одно, неприемлемое само по себе. Не сами суждения, а их связь представляется подчас неубедительной. Он совершенно справедливо отмечает:
"Во все века голый рационализм не мог удовлетворить человека. Тот жаждет в каком-то смысле энтузиазма, который возвысил бы его над чисто рациональной сущностью".
Однако, похоже, м-р Бэббит не в состоянии предложить использовать энтузиазм для какой-либо иной цели, кроме как с его помощью возвыситься над чисто рациональной сущностью. На самом деле, если б он смог заразить людей энтузиазмом, который помог бы им подняться хотя бы до уровня рациональной сущности, то уже и этим совершил бы доброе дело.
Но, как мне кажется, это как раз тот пункт, где кончается "гуманистический контроль". М-р Бэббит говорит о "религии и гуманистическом контроле", положенных Бёрком[113] в основание его философии морали, причем нам особенно интересно, какое место занимает в этом основании религия и какое — гуманизм. Судя по замечаниям, сделанным м-ром Бэббитом о роли религии в прошлом, и тем связям, которые он видит между упадком богословия и ростом современных заблуждений, он отдален от любой веры, даже сугубо "личной":
"Быть современным означает на практике быть все более и более уверенным и критичным, не полагаться на авторитеты "прежние, внешние и вышестоящие" по отношению к индивидууму. У меня нет никаких претензий к тем, кто по-прежнему зависит от внешних авторитетов. Речь изначально идет не о них. Я сам индивидуалист с головы до пят и пишу для тех, кто, как и я, безоглядно предан современному экспериментированию. Можно сказать, что я спорю с поборниками современности только в том случае, если они недостаточно современны или, что, по сути то же самое, недостаточно экспериментальны".
Те из нас, кто не претендует на то, чтобы считаться современным, могут не вступать в спор, но в качестве наблюдателей нам позволено поинтересоваться, куда ведут все эти новаторства и экспериментирование. Неужели каждый должен тратить свое время на эксперименты? На какие, и какова их цель? А если это экспериментирование ведет всего лишь к выводу, что самоконтроль — хорошая вещь, то такой результат представляется весьма ничтожным при том, что мы стремимся обрести "энтузиазм". Какой смысл высшей силе чего-то желать, если для индивидуума нет ничего "прежде него, вне его или выше него". Если желание высшей силы в том, чтобы иметь нечто, на что можно оказывать влияние, то это должно находиться в определенном отношении к объектам внешнего мира и объективным ценностям. М-р Бэббит утверждает:
"Уступить первое место высшей силе значит, по сути, объявить, что жизнь — это акт веры. Каждый не без основания может открыть для себя глубокое значение в древнем христианском догмате, гласящем, что незнание дается нам, чтобы мы могли верить, а мы верим, чтобы обрести знание".
Это совершенно верно, но если жизнь — акт веры, то веры во что? Поборники "Жизненной силы"[114], во главе с Бернардом Шоу, думаю, скажут: "В самое Жизнь", но я не стану приписывать м-ру Бэббиту такую глупую фразу. К тому же, через несколько страниц он сам заявляет со всей определенностью: в цивилизацию.
Таким образом, следующее понятие, которые мы будем рассматривать, — это цивилизация. Поначалу кажется, что оно означает что-то определенное, — на самом же деле оно просто рама, куда вправлены конкретные предметы, само же не является ничем конкретным. Не думаю, что я способен просидеть три минуты, сосредоточившись на понятии "цивилизация" без того, чтобы мои мысли не переключились на что-то другое. Я не хочу сказать, что цивилизация — всего лишь слово; оно означает нечто весьма реальное. Однако сознание людей, о коих можно сказать, что они "возжелали цивилизации", заполнено множеством других вещей, также желаемых ими в зависимости от места, времени и индивидуальных особенностей; объединяет их не столько потребность в цивилизации, сколько наличие одинаковых привычек. И если под цивилизацией вы не подразумеваете материальный прогресс, чистоту и т. д. (м-р Бэббит подразумевает не это); если, говоря о ней, вы имеете в виду духовную и интеллектуальную координацию на высоком уровне, тогда сомнительно, чтобы цивилизация могла существовать без религии, а религия без церкви.
Меня не волнует вопрос, желательна или нет такая "гуманистическая" цивилизация, к какой стремится профессор Бэббит, а только — возможна ли она? Когда смотришь с такой позиции, то видишь, что опасность подобных теорий таится в возможном крахе. Для тех, кто сомневался в теории м-ра Бэббита или слабо реагировал на нее, этот крах окажется возвратом в слабо замаскированную филантропию. Для тех же, кто истово сопровождал его до конца и в результате ничего не получил, этот крах может привести к католицизму, лишенному гуманизма и критицизма, то есть к католицизму на грани отчаяния. Намек на это можно услышать в словах самого м-ра Бэббита:
