Михаил Фонотов - Каменный пояс, 1987

Переплетчиков подписал протокол допроса и потянулся к пачке сигарет. Закурить помешал телефонный звонок.

— Иван Иванович, разговор с Чикиным закончил?

— Да, товарищ полковник, — ответил Переплетчиков, узнав мягкий голос начальника отдела Хлебникова. — Его уже увели.

— Зайди-ка ко мне.

В просторном кабинете начальника отдела форточки всегда были открыты. Потоки свежего воздуха взбадривали. Полковник Хлебников, одетый, как всегда, в элегантный штатский костюм, сидел за новым полированным столом. Его приятное лицо с голубыми открытыми глазами располагало к себе. Увидев Переплетчикова в приоткрытой двери, Хлебников кивнул:

— Заходи.

Переплетчиков сел к приставному столу.

— Как вел себя Чикин? — поинтересовался полковник.

— Сразу оценил ситуацию. В момент совершения второй кражи он, как установлено, надел новые туфли, свои оставил в магазине. Когда его привели, он увидел их на моем столе, понял, что отрицать причастность к краже бессмысленно. Даже отказался читать протокол допроса жены. Посмотрел на подпись и все рассказал.

— Не раскаивался?

— Горюет. Похоже, искренне. Клянет дружков своих: мол, по пьянке втянули его в грязные дела.

— Значит, сообщников винит. А себя?

— И себя тоже. Готов лоб расколоть о стенку. Говорит, пьяный плохо соображал, трезвый ни за что бы не пошел с ними, не уломали бы. Ему, пожалуй, можно верить. Вид у него подавленный.

— Верить надо уметь. И жалеть надо уметь. Его никто не вел на кражи под пистолетом. На что он рассчитывал? На то, что кражи будут не раскрыты?

— Возможно.

— То-то же. Сегодня же направь материалы следователю. Он ждет, надо заканчивать дело.

— Ясно.

— Впрочем, я пригласил не только для этого. Предстоит срочная командировка. Сегодня пришло письмо, точнее, записка. — Хлебников протянул измятый лист. — Думаю, она представляет интерес. Речь, вероятно, идет о кражах у Крановых, Азоновых и Солониных.

Взяв записку, Переплетчиков прочитал:

«Которых двух ищете за кражи из богатых квартир, знает Кубышкин Егор Васильевич со станции Боровлянка. Иванов».

— Что скажешь, Иван Иванович? — спросил Хлебников, дробно постукивая по столу красным карандашом.

— Похоже на правду. Почерк не исковеркан и написано без злобы. А может, подпись вымышленная?

— Может быть. Однако Кубышкин действительно значится проживающим в Боровлянке: улица Короткая, дом десять. С него и следует начать. Выезд завтра.

— Ясно, Юрий Павлович.

— В Боровлянке живет опытный участковый Налимов. Он поможет. Появится необходимость — звони.

— Понял, Юрий Павлович.

Они говорили о деле еще минут пятнадцать.

— Всего не предусмотришь, — заключил Хлебников, — на месте будет виднее, ориентируйся по обстановке. Одно прошу: где можно — не спеши, где нужно — не медли.

— Понял, Юрий Павлович.

На столе надрывался внутренний телефон. Полковник поднял трубку и кивком головы отпустил лейтенанта.

Накануне серьезной работы Иван Иванович Переплетчиков любил побыть наедине. Вот и сейчас, выйдя из управления, решил посидеть у реки, подумать о предстоящей командировке.

Ветер затихал. Река Солодянка спокойно катила низкие волны. Они не налетали на бетонный берег, не расшибались о него, не выбрасывались к ногам отдыхающих. Лишь слышно было, как малые накаты плескались еле где-то внизу. Недалеко от берега резвилась мелкая рыбешка. Сюда, на эту красивую набережную, отгороженную от города стройными липами, Переплетчиков приходил и раньше.

Сгустились сумерки, и на высоких столбах с гусиными шеями вспыхнули неоновые светильники. От реки шла прохлада.

Переплетчиков пытался представить встречу с Кубышкиным и, возможно, с теми, кого придется задерживать.

Выйдя на щербатую, круглую, как пятка, пристанционную площадку, Переплетчиков остановился, огляделся. Еще из окна электрички он с интересом рассматривал поселок, застроенный добротными домами. Из-за тесовых заборов выглядывали высокие сараи. В палисадниках зеленели кусты акации и сирени.

В центре поселка Переплетчиков легко отыскал сельсовет. Здесь имел отдельную комнату для работы и участковый инспектор Налимов.

— Вы ко мне? — осведомился Налимов, увидев на пороге незнакомого молодого человека.

— К вам, Павел Петрович, — бодро ответил Переплетчиков, разглядывая худощавого большеглазого капитана милиции лет пятидесяти. На груди отчетливо выделялись четыре ряда наградных планок.

— Присаживайтесь. — Налимов указал на старенькие стулья, сел за стол, снял фуражку, обнажив совершенно седую голову. — Я собрался уходить, но раз вы успели — слушаю вас.

— Я из областного уголовного розыска, — представился Переплетчиков, протягивая удостоверение.

— Рад видеть. Давненько никто из угрозыска не бывал на моем участке, даже райотделовские. Вроде, сам управляюсь.

— Наслышан. Вас хвалят.

— Иногда хвалят не за то, что человек работает хорошо, а за то, что другие работают хуже.

— Возможно. Впрочем, и от такой похвалы есть, наверное, польза, а?

— Пожалуй, есть, — неопределенно отозвался Налимов, пожав угловатыми плечами. — Меня особо хвалить не за что. Работаю, как и другие. Правда, давно на одном участке. Людей знаю, и они меня знают. Когда прошу, помогают.

Налимов поднялся, задернул оконную занавеску, ткнул пальцем в выключатель. Над столом вспыхнула матовая лампочка.

— И давно вы здесь? — поинтересовался Переплетчиков.

— Пятнадцать лет.

— Значит, всех жителей знаете?

— Конечно. Одних — лучше, других — хуже. Вас кто интересует?

— Кубышкин.

— Егор Васильевич?

— Да, он самый.

— В каком плане ваш интерес?

— Для начала — в общем.

— Что ж, в общем так в общем. Можно и так. Живет он в своем доме-пятистеннике, работает бригадиром на лесоскладе. Жена Зинаида — домохозяйка. Семья бездетная. Держат корову. Есть дворовая собачонка. Раньше Егор работал на железной дороге, пользовался бесплатным билетом, занялся спекуляцией дефицитными товарами. Осудили. Положенное отбыл. Второй год как вернулся из заключения. Недавно поставили бригадиром. Живут не размашисто, тихо, незаметно. С людьми не очень общительны. Скуповаты. Законы не нарушают. Так что, к ним я без претензий.

— Кубышкин с ворами не знается?

— С ворами? С какими ворами?

— С квартирными.

— Нет, не похоже… Он не из той среды. Уверен, что сам он не вор. Да у нас и воров-то нет. А что, есть основания подозревать Егора?

— Есть, Павел Петрович. У нас, в Приуральске, неизвестные обокрали три квартиры. Кражи солидные. На пятнадцать тысяч рублей.

— На пятнадцать? — Налимов округлил глаза и вытянул жилистую шею. — Ничего себе, хапнули.

— Именно — хапнули.

— Какая тропа ведет к Кубышкину?

— Нам стало известно, что он знает воров. Их двое. Больше, к сожалению, мы ничем не располагаем.

— Вон оно что-о, — задумчиво сказал участковый. — Не густо.

— Что верно, то верно.

Переплетчиков понимал: зацепиться крепко пока не за что. Но искать подходы к Кубышкину надо. Вместе с Налимовым.

— Павел Петрович, у Кубышкина есть родственники?

— Здесь, нет. Где-то в Казахстане живет сестра, старше его, замужняя.

— А близкие друзья или недруги есть?

— Недругов, вроде, нет. Дружок был. Сальников Петр Александрович. Осужден за хулиганство. Правда, ходили слухи, будто к Егору приезжал гость. Кто он, не интересовался, не было нужды. Не станешь же в каждом видеть злоумышленника.

— Разумеется. И все-таки, когда гость приезжал?

— Месяца полтора-два прошло, не больше.

— Откуда?

— Не знаю.

— Получается, он приезжал вскоре после первой кражи. Придется выяснить: кто он и откуда. Если пойти простым путем — допросить Кубышкина, правду расскажет?

— Не уверен.

— Почему?

— Если он знает воров, может побояться их. И потом, у него мог гостить честный человек. Назовет Егор его, не скроет, но догадается, кто нас интересует. Каково, а? Мы же опростоволосимся, Иван Иванович!

— Такое, пожалуй, исключено, — возразил Переплетчиков, подумав. — Ведь прежде чем встретиться с Кубышкиным, мы должны провести подготовку. Она, думаю, откроет что-нибудь новое. Тогда и решим, как поступить… Кто видел гостя у Кубышкиных?

— Кто видел, я не в курсе. Но говорят, про это рассказывала в магазине Гранкина Анна Романовна.

— Что за человек?

— Пенсионерка. Бойкущая. Любит собирать и разносить новости. Хлебом не корми. Живет напротив Кубышкиных.

— Может, поговорить с ней?

— Можно, — согласился Иван Иванович, — только одно настораживает: не растрезвонит ли она наш разговор по поселку преждевременно?