Дмитрий Быков - Думание мира

Историческое отступление № 2 посвящено постепенному исчезновению из России всего хорошего. Из страны последовательно исчезли библиотека Ивана Грозного, сокровища Колчака, Янтарная комната, свобода, равенство, братство, порядочные люди, золото партии и копченая колбаса. Автор делает сенсационный вывод, на котором и держится вся философская концепция будущего бестселлера: в природе ничто не исчезает бесследно. И если у нас всего этого нету, то где-то это есть! Может быть, в Америке? (Излагается история открытия Америки.) Но эта концепция не выдерживает критики: там нет порядочных людей, а значит, все остальное тоже где-то еще. Ненавязчиво автор подводит нас к мысли о том, что все продолжало улетучиваться в город Китеж и где-то там поджидает праведного мужа, которого допустят туда стражи духа.

Старцев тем временем задумывается: Пушкин… Пушкин… (беглое изложение биографии Пушкина можно почерпнуть в открытых источниках). Может быть, Пушкин был женщиной? Старцев сам не знает, почему ему вдруг пришла такая мысль. Вообще-то на это указывает многое: страдая варикозом, поэт смотрела на свои ноги и восклицала: «Ах, ножки, ножки, где вы, где вы!» Потом ― у Пушкина было четверо детей, а мужчины, как известно, рожать не могут… В черновиках «Онегина» можно найти упоминания о себе в прошедшем времени, третьем лице, единственном числе, женском роде ― но все эти ошибки старательно зачеркнуты. (Можно вписать главу про Пушкинский дом, секс с хорошенькой смотрительницей пушкинских рукописей, версию о том, что Пушкин тайно влюблен в Онегина…)

Вдруг Старцева осеняет: ну и женщина, ну и ладно, и что это мне дает? Наверное, он на ложном пути… Наверное, Пушкин выбран просто как символ русской литературы. Надо перечитать русскую литературу! Названия классических произведений явно должны складываться в таинственную историю, таящую в себе загадку. Старцев комбинирует так и сяк: «Отцы и дети, война и мир, преступление и наказание, в лесах и на горах… Обломов, обрыв, обыкновенная история… Братья Карамазовы, три сестры, мать… Что делать, кто виноват?» Старцев ищет в советском периоде, комбинирует разные названия: «Гвардия и Маргарита… Хорошо в штанах…» Нет, нет. Может, имелся в виду не Пушкин, а просто ― памятник? Ну конечно, памятник! Старик хотел сказать, что все дело в памятнике… и Старцев спешит к директору Третьяковской галереи.

«О, молодой человек, вы не знаете, о чем вы просите! ― шепчет директор, бледнея, и рисует на бумажке черный крест. ― Однако приходите завтра, и я вам все расскажу». Угадайте, что происходит с директором назавтра. Ну и не угадали. Он арестован как сообщник Ходорковского и никому уже ничего не расскажет. «Черный крест» работает тонко, на фиг нам столько мертвяков.

В последнем историческом экскурсе рассказывается о безуспешных попытках экскурсантов, ученых и просто местных поселян обнаружить град Китеж и все, что в нем таится. До сих пор попасть туда удавалось лишь очень немногим, потому что войти в контакт со стражами Китежа крайне сложно. В следующей части романа Старцев долго думает, при чем тут памятник. Наконец его осеняет (российских детективов всегда осеняет ― с логикой у них проблемы): каких памятников в России больше всего? Разумеется, Ленину! И если проследить историю всех памятников с самого первого (установленного в августе 1924 года в сибирском селе Шабановское, следует история памятника), можно точно восстановить направления, по которым надо двигаться по берегу озера! Первый Ленин указывает на юго-восток, второй ― на северо-запад, ну и так далее (чтобы проследить хронологию всех памятников, часть которых снесена, Старцев тратит год, думать забыв про внучку; следует пассаж о том, как нехорошо сносить памятники, ведь это часть нашей жизни!).

Под конец, собрав море ненужных сведений, он полностью восстанавливает зашифрованный в Лениных маршрут (даты установки памятников указывают на количество шагов ― сообщает Старцеву ульяновский краевед, которого наутро находят до смерти объевшимся грибами) и выезжает к озеру Светлояр, но по дороге на вокзал видит у пивного ларька трех мужчин, поразительно похожих на стражей озера. Все трое оживленно обсуждают судьбы России. Старцев пристает к ним с вопросами, получает бутылкой по голове и умирает.

Автор предпринимает самостоятельное расследование и едет к Светлояру с бумагами, оставшимися от Старцева. На этом рукопись обрывается, потому что сам автор внезапно скончался от умственного напряжения ― шутка ли, отмахать тысячу страниц такого интеллектуального накала! ― а в конце рукописи, как мрачный символ, начертан черный крест. То есть добрались.

К счастью, у автора остался литературный агент, который раскроет в «Коде Репина―2» тайну исчезновения внучки, гибели Старцева и автора. Без сиквела не стоит и браться. А потом, в «Коде Репина―3», можно и агента убрать… Проект лет на двадцать, не меньше. Так что к моменту, когда дело доползет до развязки, все может либо появиться (включая деньги, золото партии и порядочных людей), либо исчезнуть окончательно. В обоих случаях развязка никого уже не будет волновать, так что смело беритесь за дело и принимайте лавры русского Дэна Брауна.

Псих-фактор

В начале времен, когда весной 1985 года стал свет отделяться от тьмы, левые от правых, а партия от государства, ― запели трубы, грянули барабаны, и вошел историк ― главная фигура общественного сознания той поры, и на цепи вел журналиста с блокнотом.

И говорили к нему: научи нас! ибо ты знаешь, как было, а мы ― только как нам все врали. И ого-го, сказал он, как я вам расскажу; и рассказал. Вышло, что ничего не было, а что было ― было иначе, и слава незаслуженна, и гордость растоптана, и стала альтернативная история везде, куда ни оборотись.

И был путч, и была инфляция; этап первый.

Но зазвенели бабки, послышалась пальба, и стал рынок, и вошел экономист, главная фигура нового этапа. Говорили к нему: прореки, где хранить доллары! и зачем нужно евро, когда уже есть доллары? и что делать, чтобы не тебя отымели, как лоха, но ты. И ух-ух-ух, сказал он, как я вам расскажу; и многие послушались экономиста, и вложили, и не выложили, и некоторые не выжили.

И был дефолт, и был коллапс; этап второй.

Но забряцал Доренко, замемекал Киселев, и вошел политтехнолог, главная фигура следующего этапа. И говорили к нему: прореки, за кого голосовать? и что есть операция «Преемник», и не пора ли уже валить отсюда? На что говорил: всегда пора, но посмотрите, как будет интересно. Уй-юй-юй, говорил он, как я вам сейчас объясню, что нет никакой реальности, а только один сплошной пиар, и я покажу вам, как его делают, и сделаю вам его, и выберете, как скажу, а потом и смотреть на мир станете моими глазами. И моргал ими, и многие верили.

И был белый пиар, а потом черный пиар, и на оранжевой заре закончился этап третий.

И тогда к согражданам, разуверившимся во всем, ― потому что ни историк, ни экономист, ни политтехнолог не принесли им счастия, ― вышел психолог и сказал: бя-бя-бя, агу-агу, уси-пуси. И ни о чем не спрашивали его, ибо поняли, что вот оно лекарство. И стало счастье. Так что, если четвертый этап новейшей русской истории и закончится, этого никто уже не заметит.

Во всех российских изданиях к концу года подводят итоги: кто был человеком-2005? Называют Бондарчука, Собянина, даже Путина. Всем, однако, невдомек, что самый стремительный взлет года ― Андрей Курпатов, главный персонаж российского массового сознания, вытеснивший из него не только Сердючку, но даже и Пугачеву.

Этот молодо выглядящий доктор с прической типа «черный одуванчик», с добрыми карими глазами и мальчишеской улыбкой стал самым издаваемым российским автором этого года. У него больше двадцати книг по популярной психологии, изданных совокупным миллионным тиражом. Сдайся, Лукьяненко, замри и ляг, а что сделать Владимиру Леви ― я даже не знаю. У Курпатова романтическая биография: он закончил в Питере военно-медицинскую академию. Тяжело заболел, был демобилизован, но не сдался. Все как положено в житиях. Курпатов специализировался в области так называемой адаптационной психологии ― изучал способы снятия психологического напряжения в экстремальных ситуациях и закрытых сообществах, и делал это успешно, но после тяжелого гриппа, осложнения которого привели даже к частичному параличу, был, естественно, комиссован вчистую. Заново учась ходить, как сообщают его сайты, Курпатов писал свою первую психотерапевтическую книгу ― «Счастлив по собственному желанию». Впоследствии он открыл собственную клинику, а широкую славу принесла ему едва ли не самая рейтинговая программа канала «Домашний». Она называется «Все решим с доктором Курпатовым». И решает.

Трудно представить себе предубеждение более сильное, нежели то, с которым я начал читать труды Андрея Курпатова, которые под разными названиями выходят ежемесячно (хотя основных книг насчитывается четырнадцать ― это те, в которых совпадает не более половины текста). Выяснилось, однако, что Курпатов ― вполне приличный популяризатор, способный успокоить лучше всякого персена. На экране, пожалуй, он выглядит несколько скованно и улыбается как-то беспомощно, а в книге виден взрослый человек, умело и доступно объясняющий, что такое кардионевроз.