Виссарион Белинский - Статьи о русской литературе
Не оставляя шуточного тона, необходимого ему для того, чтоб похвалы Фелице не были резки, поэт забывает себя и так рисует для потомства образ Фелицы:
Едина ты лишь не обидишь,Не оскорбляешь никого;Дурачества сквозь пальцы видишь,Лишь зла не терпишь одного;Проступки снисхожденьем правишь,Как волк овец, людей не давишь;Ты знаешь прямо цену их:Царей они подвластны воле,Но Богу правосудну боле,Живущему в законах их.
Ты здраво о заслугах мыслишь:Достойным воздаешь ты честь;Пророком ты того не числишь,Кто только рифмы может плесть;А что сия ума забава –Калифов добрых честь и слава,Снисходишь ты на лирный лад:Поэзия тебе любезна,Приятна, сладостна, полезна,Как летом вкусный лимонад.
Слух идет о твоих поступках,Что ты нимало не горда,Любезна и в делах и в шутках,Приятна в дружбе и тверда;Что ты в напастях равнодушна,А в славе так великодушна,Что отреклась и мудрой слыть.Еще же говорят неложно,Что будто завсегда возможноТебе и правду говорить.
Неслыханное также дело,Достойное тебя одной,Что будто ты народу смелоО всем, и въявь и под рукой,И знать, и мыслить позволяешьИ о себе не запрещаешьИ быль и небыль говорить;Что будто самым крокодилам,Твоих всех милостей зоилам,Всегда склоняешься простить.
Стремятся слез приятных рекиИз глубины души моей.О сколь счастливы человекиТам должны быть судьбой своей,Где ангел кроткий, ангел мирный,Сокрытый в светлости порфирной,С небес ниспослан скиптр носить!Там можно пошептать в беседахИ, казни не боясь, в обедахЗа здравие царей не пить.
Там с именем Фелицы можноВ строке описку поскоблитьИли портрет неосторожноЕе на землю уронить;Там свадеб шутовских не парят,В ледовых банях их не жарят,Не щелкают в усы вельмож;Князья наседками не клохчут,Любимцы въявь им не хохочутИ сажей не марают рож.
Ты ведаешь, Фелица, правыИ человеков и царей:Когда ты просвещаешь нравы,Ты не дурачишь так людей;В твои от дел отдохновеньяТы пишешь в сказках поученьяИ Хлору в азбуке твердишь:«Не делай ничего худого –И самого сатира злогоЛжецом презренным сотворишь».
Заключительная строфа оды дышит глубоким благоговейным чувством:
Прошу великого пророка,Да праха ног твоих коснусь,Да слов твоих сладчайша токаИ лицезренья наслаждусь!Небесные прошу я силы,Да их простя сафирны крылы,Невидимо тебя хранятОт всех болезней, зол и скуки;Да дел твоих в потомстве звуки,Как в небе звезды, возблестят.
Оду эту Державин писал, не думая, чтоб она могла быть напечатана; всем известно, что она случайно дошла до сведения государыни. Итак, есть и внешние доказательства искренности этих полных души стихов:
Хвалы мои тебе приметя,Не мни, чтоб шапки иль бешметяЗа них я от тебя желал.Почувствовать добра приятство –Такое есть души богатство,Какого Крез не собирал.
<…> «Видение мурзы» принадлежит к лучшим одам Державина. Как все оды к Фелице, она написана в шуточном тоне; но этот шуточный тон есть истинно высокий лирический тон – сочетание, свойственное только державинской поэзии и составляющее ее оригинальность. Как жаль, что Державин не знал или не мог знать, в чем особенно он силен и что составляло его истинное призвание. Он сам свои риторически высокопарные оды предпочитал этим шуточным, в которых он был так оригинален, так народен и так возвышен, – тогда как в первых он и надут, и натянут, и бесцветен. «Видение мурзы» начинается превосходною картиною ночи, которую созерцал поэт в комнате своего дома; поэтическая ночь настроила его к песнопению, и он воспел тихое блаженство своей жизни:
Что карлой он и великаномИ дивом света не рожденИ что не создан истуканомИ оных чтить не принужден.
Далее заключается превосходный поэтически и ловко выраженный намек на подарок, так неожиданно полученный им от монархини за оду «Фелица»:
Блажен и тот, кому царевныКакой бы ни было ордыИз теремов своих янтарныхИ сребророзовых светлиц,Как будто из улусов дальных,Украдкой от придворных лицЗа россказни, за растобары,За вирши иль за что-нибудьИсподтишка драгие дарыИ в досканцах червонцы шлют.
Явление гневной Фелицы, во всех атрибутах ее царственного величия, прерывает мечты поэта. Фелица укоряет его за лесть; она говорит ему:
. КогдаПоэзия не сумасбродство,Но вышний дар богов, тогдаСей дар богов кроме лишь к честиИ к поученью их путейБыть должен обращен, – не к лестиИ тленной похвале людей.Владыки света – люди те же,В них страсти, хоть на них венцы;Яд лести их вредит не реже,А где поэты не льстецы?
Ответ поэта на укоры исчезнувшего видения Фелицы дышит искренностию чувства, жаром поэзии и заключает в себе и автобиографические черты и черты того времени:
Возможно ль, кроткая царевна!И ты к мурзе чтоб своемуБыла сурова столь и гневнаИ стрелы к сердцу моемуИ ты, и ты чтобы бросала,И пламени души моейК себе и ты не одобряла?Довольно без тебя людей,Довольно без тебя поэтуЗа кажду мысль, за каждый стихОтветствовать лихому светуИ от сатир щититься злых!Довольно золотых кумиров,Без чувств мои что песни чли;Довольно кадиев, факиров,Которы в зависти сочлиТебе их неприличной лестью;Довольно нажил я врагов!Иной отнес себе к бесчестью,Что не дерут его усов;Иному показалось больно,Что он наседкой не сидит,Иному – очень своевольноС тобой мурза твой говорит;Иной вменял мне в преступленье,Что я посланницей с небесТебя быть мыслил в восхищеньиИ лил в восторге токи слез;И словом: тот хотел арбуза,А тот – соленых огурцов;Но пусть им здесь докажет муза,Что я не из числа льстецов;Что сердца моего товаровЗа деньги я не продаюИ что не из чужих анбаровТебе наряды я крою;Но, венценосна добродетель!Не лесть я пел и не мечты,А то, чему весь мир свидетель:Твои дела суть красоты.Я пел, пою и петь их будуИ в шутках правду возвещу;Татарски песни из-под спуду,Как луч, потомству сообщу;Как солнце, как луну поставлюТвой образ будущим векам,Превознесу тебя, прославлю;Тобой бессмертен буду сам.
Пророческое чувство поэта не обмануло его: поэзия Державина в тех немногих чертах, которые мы представили здесь нашим читателям, есть прекрасный памятник славного царствования Екатерины II и одно из главных прав певца на поэтическое бессмертие. <…>
Чтоб верно характеризовать и определить значение Державина как поэта, должно обратить внимание на его собственный взгляд на поэзию и поэта. В артистической душе Державина пребывало глубокое предчувствие великости искусства и достоинства художника. Это доказывается многими истинно вдохновенными местами в его произведениях и даже превосходными отдельными стихотворениями. Мы непременно должны указать на них, как на факты для суждения о Державине как поэте. В оде «Любителю художеств», неудачной и даже странной в целом, внимание мыслящего читателя не может не остановиться на следующих стихах:
Боги взор свой отвращаютОт не любящего муз;Фурии ему влагаютВ сердце черство грубый вкус,Жажду злата и сребра.Враг он общего добра!
Ни слеза вдовиц не тронет,Ни сирот несчастных стон:Пусть в крови вселенна тонет,Был бы счастлив только он;Больше б собрал серебра.Враг он общего добра!
Напротив того, взираютБоги на любимца муз;Сердце нежное влагаютИ изящный, нежный вкус:Всем душа его щедра.Друг он общего добра!
Если б эти стихи прозаичностию и шероховатостию выражения не поражали нашего вкуса, избалованного изяществом новейшей поэзии, их можно было бы принять за перевод из какой-нибудь пьесы Шиллера в древнем вкусе. Сознание высокого своего призвания Державин выразил особенно в трех пьесах. Странная и невыдержанная в целом пьеса «Лебедь» есть как бы прелюдия к превосходному стихотворению «Памятник»: