Александр Воронский - Литературные силуэты
Добрая часть этих «Ерем» выбивается в новых живоглотов:
Мироед — не только старый,Старый — зол, но самый ярый,Настоящий лютый змей —Это кум наш Еремей.Он оперился недавно,Он успел пограбить славно.Грабил — тут же с рук сбывалДа карманы набивал!..
Эти стихи о росте новой деревенской буржуазии не потеряли своей злободневности и по сию пору; даже, наоборот, Нэп придает им особую зловещую остроту, ибо вопрос о ножницах далеко еще не снят и не разрешен. Задача Демьяна, заданная ему партией, сводилась к тому, чтобы нейтрализовать по крайней мере середняка и объединить бедноту и батраков против Ерем, и вот поэт из стиха в стих разъясняет крестьянину смысл октября и ведущейся гражданской войны, почему деревня должна дать хлеб, что будет с ней, если победят белые, если придут иностранные поработители; он издевается над попами, над дезертирами и мироедами, над суевериями и предрассудками; он старается преобороть пассивность деревни и ее оглядку. И поэт знает, куда и как ударить, какой круг чувств вызвать в крестьянине. Знание деревенского быта, чистота и простота языка дают в его, поэта, руки превосходное оружие. Но самое главное — в способности поэта подойти к трудовому деревенскому человеку запросто, по-дружески, потоварищески:
Держись, Федотушка. Без диваТебе равно ведь пропадать!Федотушка, держись! Не заражайся страхом!Ни пред хлыстом, ни пред крестом!..
«Держись, Федотушка», это — преобладающий тон стихов Демьяна, обращенных к деревне. Поэт действительно по-мужицки беседует, убеждает, уговаривает. Он не стесняется сказать мужику правду о жадности, о пассивности, не подкрашивает, не подсахаривает его по примеру эпигонов народничества, но и не относится к нему, как к серой скотинке. Он неизменно напоминает о его нуждах, кровных, деревенских, и это делает его стихи близкими и родными деревне.
Демьян верит в победу, в то, что «Федотушка», в конце концов, будет «держаться», но в каждой строке — острая наблюдательность, вопрос, революционное беспокойство, учет неимоверных трудностей. Путь еще длинен, изрыт рытвинами и ухабами; поклажа тяжелая, а телега крестьянская поскрипывает и тарахтит.
IV
Лучшее у Демьяна — несомненно басни. В них талант его развернулся наиболее естественно и свободно. Как баснописец, Демьян Бедный вполне классичен. Такие вещи, как «Азбука», «Кларнет и Рожок», «Выродок», «Гипнотизер», «Звонок», «Затейник», «Анчутка-Заимодавец», «Муравьи», «Когда наступит срок», «Ловля гусей», «Питомник», «О дохлой кобыле», «Молодняк», «Кровное», «Ослы», «Кукушка», «Клоп», «Куры», «Поют», «Пирог, да блин», «Ключ бездны», переводные басни Эзопа, останутся образцовыми и должны быть включаемы в революционные хрестоматии и сборники. Сюда же должны быть отнесены предания и сказания: «Проклятия», «Собачья доля», «Хозяева честные», «Болотная свадьба».
В баснях Демьяна больше обнаруживается, чем в иных его стихах, основные свойства и особенности его таланта: чистота, яркость, народность, простота и выразительность языка. Демьян в совершенстве владеет родным словом, любит его и ценит его плавную напевную звучность, его конкретность, легкость, силу и гибкость.
С русским языком у нас за последние десять-пятнадцать лет принято часто обращаться, как мы, большевики, привыкли поступать с «буржуаями»: потряси их побольше — выйдет толк. Невежливое и решительное обращение с буржуазией действительно приносит пользу трудящимся, но из перетряски языка, практикуемой у нас, обычно ничего путного не получается, несмотря на всю решительность новаторов. Наш язык полон архаизмов, но он развивается органически, как растение; новшества прививаются и бывают уместны только тогда, когда они не надуманы, не вымучены, не нарочиты. Бывает сплошь и рядом так, что старое звучит по-новому и служит этому новому хорошую службу. Примером может служить язык Демьяна Бедного и вся формальная сторона его творчества. С точки зрения некоторых современных теорий, форма стиха Демьяна Бедного самая что ни на есть архаичная. Демьян пишет по-старинке: нет и в помине изобретенных новых слов, нет их непривычного сочетания; все по старой грамматике. Еще более архаичны образная и сюжетная стороны его творчества. Демьян Бедный щедрою рукой использует народные поверия, сказы, были, сказки, а его басни сплошь антропоморфны: лисы, волки, медведи, львы, овцы, дубы, лягушки, как и полагается им в баснях со времени Эзопа, разговаривают и действуют по- людски. Но, пользуясь архаическими приемами, Демьян дает понять читателю их условность, относительность. Иногда он это делает прямо, без обиняков, в других случаях косвенно, намеком, а в целом здоровый крепкий реализм его творчества всегда предохраняет читателя от всякой зауми.
Прекрасное знание родного слова и любовное, бережное отношение к нему со стороны поэта помогли ему выработать исключительной яркости диалог. Диалог у Демьяна, особенно в баснях, поистине могучий, исконне народный и натуральный, как натуральны поле, река, лес, небо, мужик, репей. Прочнейшими корнями он ушел в наш деревенский быт. Это — живая, настоящая речь: ничего слишком литературного, чересчур грамотного, ученого, никакой эквилибристики, жонглирования словом, никакой игры, самолюбования, когда как будто хотят нарочно обратить внимание: смотрите, как это у меня хорошо сказано. Он могуч, потому что стихиен и прекрасен своей первородной силой, неразложимостью и цельностью. Диалог таков, что его не замечаешь, о нем не думаешь, не стараешься обратить внимание на его особенности. Что про него можно сказать? Кажется, А. П. Чехов нашел превосходным рассказ одной девочки, который начинался таким описанием моря: «Море было большое». В самом деле, море прежде всего большое. Язык и прежде всего диалог у Демьяна «большой», русский, пушкинский, народный язык.
Простота его языка, однако, не так уж проста. Она дается после самой тщательной и упорной работы над словом. Эта работа производится часто со словарем Даля в руках, с обращением к лучшим образцам народной и классической поэзии; поэту не чуждо знание церковно-славянского языка, русских древних памятников искусства, летописей, грамот, документов. И если вы не видите пота, то это не потому, что его нет, а только потому, что истинный поэт никогда не показывает его в своих произведениях: искусственное должно восприниматься, как естественное, — в этом все дело.
Животный мир у Демьяна живописен, и он его знает. Его куры, барбосы, одры, жуки, щуки, ерши, вьюны, барсы, сурки, хомяки и т. д. использованы в полном соответствии с их природой, олицетворяют то именно, что нужно, действуют в согласии со своими основными свойствами. Отсюда «мораль» басни и сюжетная сторона не запутаны и воспринимаются без усилий.
Меткость и острота заключения, вывода, в чем заключается главная цель и смысл басни, у Демьяна на должной высоте. Несколько примеров: Медведь- правитель узнал, что его подданные изучают азбуку. Он приглашает лису и берет у нее несколько уроков. Получив некоторое представление о гласных и согласных, он просит ее объявить:
Что я де грамоте не враг,Пусть собираются в оврагИ воют ежли что от скуки.А так как с сутью я знаком,Чтоб следствий не было опасных.Не разрешаю звуков… гласных!Пускай повоют… шепотком!
Это писано в 1913 г., в самый разгар борьбы партии за легальную «Правду».
Кларнет, повстречавшись с Рожком, начал выхваляться, что под его, кларнета, музыку «танцуют, батенька, порой князья и графы». Рожок ответствует:
То так, — сказал рожок, — нам графы не сродни;Одначе помяни:Когда-нибудь ониПод музыку и под мою запляшут.
Рожок оказался пророком (басня относится к 1912 г.). Под музыку рожков в 1917–1918 годах «заплясали» князья и графы, да еще как!
Мужик где-то раздавил, не то в суде, некоего клопа, забравшегося ему на рукав:
Читатель, отзовись: не помер ты со страху? А я ни жив, ни мертв. Наморщив потный лоб,Сижу, ужасною догадкой потрясенный:Ну, что как этот клоп —Казенный?
Помещик пришел в веселый раж от молодняка в своем лесу и стал советоваться со своим кучером Филькой: не взять ли пучок в острастку мужикам:
— М-да, — Филька промычал, скосивши в бок глаза. —— да… розги первый сорт…Молоднячек… Лоза…
Как в рост пойдут
, ведь вот получатся дреколья!……….Какой же в басенке урок? Смешной вопрос.
Года все шли, да шли — и молодняк подрос.
Помещик задумал стать гипнотизером; накупил книг и достиг цели: «любого мужика мог усыпить он в миг». Прослышавши про чудеса, к гипнотизеру собрались соседи. Для опыта усыпили «Емелю конюха». Емеля понес вздор про земельку, а когда дело дошло до того, как быть с помещиками, случилось совсем нехорошо: