Лев Гурский - Наше всё – всё наше
Максим ЛАПТЕВ (недоверчиво): Вообще-то не очень вижу.
Яша ШТЕРН (напористо): A как же! Ты приглядись ко всем его книжкам повнимательней. Кто у него, по-твоему, главные носители зла?
Максим ЛАПТЕВ (пожимает плечами): Ну пришельцы там… нечисть разная…
Яша ШТЕРН (торжествующе): Именно! При-шель-цы. Всякая там пришлая нечисть. У Кинга половина сюжетов на чем построена? Живут себе люди в маленьком городке, тихо-мирно. И вдруг появляется незнакомец. Приезжий. Чужак. Скрытый семит. Открывает антикварную или там бакалейную лавочку, для отвода глаз заводит торговлишку и… пропал городок с потрохами! Все жители перессорились, брат идёт на брата, сын кусает отца, сосед соседа бьёт велосипедом…
Максим ЛАПТЕВ (не слишком уверенно): Яш, по-моему, ты передергиваешь.
Яша ШТЕРН (азартно): Ничуть! Перечитай «Судьбу Иерусалима», или «Нужные вещи», или хоть «Бурю столетия» — везде примерно одно и то же. Кто там гады? Стрейкеры. Томминокеры. Лангольеры. Сами не местные, но ужасно вредные. В фильмах по Кингу это, кстати, ещё заметней. Помнишь носатого гадюку-адвоката Флешер из «Королевского госпиталя»? A как зовут дьявола-повествователя в фильме «Автострада»? Арон Квиксидлер, между прочим! Думаешь, всё это случайно?
Максим ЛАПТЕВ (с озадаченным видом): Думаешь, всё это намеренно?
Яша ШТЕРН (без малейшего сомнения): A то! Помнишь роман «Ловец снов»? Пришелец забирается в мозги к простому американскому парню и начинает ему нашептывать… Ты намёк в названии уловил? Честно, а?
Максим ЛАПТЕВ (честно): Не-а, не уловил.
Яша ШТЕРН (авторитетным тоном): Ловец снов — намёк на Фрейда. Он-то и есть главный возмутитель, завоеватель мозгов и всё такое. То же, например, и в «Регуляторах»: дух-вредитель, который вселяется в людей, не зря болтает на древнем языке, похожем на иврит.
Максим ЛАПТЕВ (вновь пожимает плечами): Да ладно тебе, не придирайся. «Регуляторы» — просто неудачный роман. Кинг это понял в конце концов и подписался своим дежурным псевдонимом «Ричард Бахман».
Яша ШТЕРН (воздевает вверх палец): О! Спасибо, что напомнил. Смекаешь, какой у него метод? Te вещи, что получше, подписывать настоящим именем, a всякую свою коммерческую дрянь списывать на кого? Ha еврея Бахмана! Он нарочно выбрал такого козла отпущения.
Максим ЛАПТЕВ (возражает, довольно вяло): He нарочно…
Яша ШТЕРН (страстно): Нет, нарочно! Макс, дорогуша, поскреби половину нынешних ньюсмейкеров — и они окажутся тайными юдофобами. Мел Гибсон, надравшись, ругал евреев? Ругал. A Гюнтер Грасс? Вообще, оказывается, служил в СС! A любимый папа Дарьи Донцовой был кто?
Максим ЛАПТЕВ (с некоторой дрожью): Неужели сам Мартин Борман?
Яша ШТЕРН (обличающе): Почти. Аркадий Васильев, который был общественным обвинителем на процессе Абрама Терца. И в отличие от сына Бормана, который всю жизнь замаливает грехи папаши, Донцова…
Максим ЛАПТЕВ (поспешно прерывает Яшу): Ладно-ладно, вернёмся к Кингу. Хорош он или плох, но в жанре страшилок альтернативы ему нет.
Яша ШТЕРН (трясёт головой): Есть! Есть автор, который пишет лучше и про наши страхи, и про Фрейда внутри, и про евреев. По сути, это Кинг наоборот, притом что их фамилии похожи. Он, кстати, тоже в очках, но не дылда, тоже мрачный, но с иронией… Узнал его?
Максим ЛАПТЕВ (трет лоб): He узнал.
Яша ШТЕРН (довольно): Аллен Стюарт Кенигсберг, он же Вуди Аллен! «Кениг» — это по-немецки «король», как и «Кинг» по-английски… Эх, если бы удалось переименовать наш Калининград в Кенигсберг — в честь Вуди Аллена! Стивен Кинг лопнул бы от зависти.
ДЕЛО ПЯТОЕ
Хальт, мгновенье!
Яша Штерн и Максим Лаптев сидят в дачной беседке, увитой плющом. Сентябрь, погода ещё летняя. Яша с мрачным видом читает какую-то книгу, положив её на деревянный стол, a Максим, расслабившись, любуется новеньким позолоченным хронометром: протирает стёклышко, рассматривает циферблат, прислушивается к тиканью и начинает напевать вслух: «He думай о секундах свысока…» Яша некоторое время страдает молча, но затем не выдерживает и подаёт голос.
Яша ШТЕРН (морщась): Макс, дорогой, заткнись, умоляю! Хоть ты-то не сыпь мне соль на раны…
Максим ЛАПТЕВ (с обидой): Ты хочешь сказать, я так фальшиво пою?
Яша ШТЕРН (вздыхает и закрывает книгу; это оказывается свежевыпущенный том в серии «ЖЗЛ» издательства «Молодая гвардия». Автор — Ольга Семёнова, название — «Юлиан Семёнов»): Поёшь ты, конечно, хреново, но это я бы, допустим, по дружбе стерпел. Беда не в тебе и даже не в песне из «Семнадцати мгновений», a в самом романе про Штирлица… Ну и в лиозновском сериале, само собой.
Максим ЛАПТЕВ (сразу подобравшись): Ты Штирлица не замай. Он — наше всё.
Яша ШТЕРН (скорбным тоном): Да я понимаю, Макс. Тебе как чекисту и положено по службе благоволить к этой сказочке. Приятно же, что простой мужик из лубянской избушки двух генералов развёл — Мюллера и Шелленберга… Тем более, мужик этот — ещё и твой тезка.
Максим ЛАПТЕВ (с удивлением): Ты что, не любишь «Семнадцать мгновений»?
Яша ШТЕРН (хмуро): A что я, похож на человека, который готов полюбить Настольную Книгу Российского Фашиста?
Максим ЛАПТЕВ (с надеждой): Ты ведь шутишь, конечно, дружище Яша?
Яша ШТЕРН (серьёзно): Мне вовсе не до шуток, дружище Макс. Погляди-ка сам: вот в этой «жэзээловской» книге — масса прекрасных слов о том, каким замечательным отцом, превосходным мужем, чутким товарищем и отменным писателем был Юлиан Семёнов, урождённый Ляндрес. И ни полслова не сказано про то, что практически весь фашизм в нашей стране вырос из невинной игры в Штирлица!
Максим ЛАПТЕВ (озадаченно): Ты имеешь в виду нынешнюю бодягу с чёрными мундирами? Так это же обычная глупость — и только. Певица Аллегрова, которая сдуру вылезла в эсэсовской униформе, по-твоему, фашистка? Или, прости Господи, Укупник — фашист? Или Глюкоzа?
Яша ШТЕРН (саркастически): Ага, невинные младенцы нашли себе цацки! В России, между прочим, по одёжке встречают. Эта чёрная зараза с руническими знаками от кутюр лезет из всех щелей — фиг теперь остановишь. A наши политики словно ослепли на один глаз. Бьют в набат, если на каком-то там занюханном эстонском хуторе тамошние недобитки открывают барельеф с эсэсовцем. A когда в сердце России, во Владимирской области, местные придурки решили забабахать трёхметровый памятник человеку в нацистском прикиде — это пожалуйста, это сколько угодно. И даже, наоборот, клёво и прикольно.
Максим ЛАПТЕВ (отмахиваясь): Яш, не передёргивай! Ни Семёнов, ни Лиознова не в ответе за тараканов в чужих головах. Для разведчика мундир противника — камуфляж. По-твоему, Штирлиц должен был бродить по Берлину в красноармейской форме? Может, еще и, как в анекдоте, раскрытый парашют за собою тащить и ругаться матом по-русски?
Яша ШТЕРН (с усталым отчаянием): Да не в мундире тут главная проблема. Пойми, Макс, простую вещь. Из «Семнадцати мгновений» вылупились, по сути, новые «Сионские протоколы» — и не потому, что Семёнов хотел дурного. Он хотел, как лучше. Просто его подкосила неумеренная еврейская тяга к национальной похвальбе: мы, типа, везде первые — и в физике, и в шахматах, и в области балета впереди планеты всей. Если уж гений, то наш. A если какой в мире есть супер-пупер-злодей — то тоже чтобы непременно из наших!
Максим ЛАПТЕВ (недоверчиво): Ты хочешь сказать, что он специально…
Яша ШТЕРН (нервно перебивает): Уж наверняка не случайно! Семёнов начал, Лиознова подхватила идею. Вспомни сюжет — сплошь еврейские разборки на всех уровнях. Аллен Даллес, то есть Шалевич, пытается договориться с Гиммлером, то есть с Прокоповичем. Провернуть всю интригу Шалевичу помогают Гусман и Геверниц — последнего, само собой, играет Гафт. A чтобы помешать переговорам, Штирлиц отправляет в Берн на лыжах кого? Ну? Забыл?
Максим ЛАПТЕВ (пожимает плечами): Ну Плятта. Ну Ростислава Яновича.
