Маргарита Анисимкова - Каменный пояс, 1979

Леонид Ильич приезжал к нам в двадцатых числах июля 1954 года. В большой заботе он был. Вся страна жила тогда освоением новых земель. Но казахстанская целина — дело совсем особое. Все это понимали. Предстояло поднять древние степи, миллионы гектаров и не ошибиться, выбрать верную тактику. А ошибки бывают и у опытных земледельцев.

Как было не заботиться, не думать, если предстояло превратить Казахстан в новый крупнейший зерновой район страны! В первую очередь требовалось выработать и внедрить научную систему земледелия применительно к сложнейшим природно-климатическим условиям республики. Такую систему, которая сохраняла и умножала бы естественное плодородие земель. Нелегкая стояла задача.

Первый целинный урожай радовал, но не успокаивал. Уже кое-где пронеслись черные бури, забросали жгучим песком плодородную почву, полезли сорняки, губительные засухи пошли в наступление. Еще никто не знал, что следующий, 1955 год принесет жестокие испытания целине и ее людям. Вот в это-то время и приехал к нам Леонид Ильич. Поздоровались, познакомились. Какой удивительный, располагающий к себе человек! Леонид Ильич предложил:

— Рассказывайте все, Терентий Семенович. Учиться мы к вам приехали, советоваться. Поля нам свои покажите.

Понимал я, что приехал Леонид Ильич не с праздными вопросами и не ради любопытства, и рассказал все, как было, все начистоту.

О годах напряженного труда, непрестанных поисках коллектива Шадринской опытной станции и колхозников, о наших ошибках и уроках. О сути безотвальной обработки почвы. О том, что научно разработанная и применяемая нами система агротехнических мероприятий проверена на практике и вполне оправдывает себя в природных и климатических условиях Зауралья. Даже в самые засушливые, самые неблагоприятные годы мы не оставались без хлеба.

Больше четырех часов ездили мы по колхозным полям. Гости придирчиво и в то же время с некоторой завистью осматривали без единого сорняка сильные посевы пшеницы. Леонид Ильич очень подробно, прямо дотошно расспрашивал обо всем.

Глубоко благодарен я от себя лично, от наших колхозников за добрые слова Леонида Ильича, сказанные в книге. За то, что он побывал в нашем колхозе и немало способствовал тому, чтобы наши труды оказались полезными для целинных и залежных земель. От всей души спасибо за высокую оценку скромных наших трудов. Еще и еще раз перечитываю дорогие моему сердцу воспоминания и мысли Леонида Ильича и нахожу в «Целине» тот высокий духовный заряд, который поднимает людей на новые свершения во славу нашей Родины.

Каждое утро почтальон приносит в дом Терентия Семеновича толстую пачку писем. Сейчас, после опубликования книги Л. И. Брежнева «Целина», их стало приходить еще больше. Он берет письма в свои шершавые, натруженные за целую жизнь руки, перебирает, словно лаская, разноцветные конверты. Потом бережно кладет всю пачку в центр рабочего стола до того тихого часа в доме, когда реже будут звонить телефон и хлопать дверь, впуская и выпуская гостей.

Тогда он придвигает к себе письма и осторожно разрезает первый конверт. Читает молча, сосредоточенно и с первых же строк вступает в разговор с автором — соглашается и спорит, поддерживает, убеждает, развивает мысль. Он то задумывается на миг, и тогда прорезавшие доброе лицо линии пережитого становятся глубже; то вдруг засмеются и вспыхнут синим светом его глаза, то положит перед собой большие усталые руки и замрет в ожидании чуда…

Много писем, о многом пишут. Но о чем бы ни говорилось в них — нерасторжимо, воедино слито личное и общественное, пронизано гражданственностью в самом высоком ее понимании. И нет ничего удивительного в том, что с разных концов страны и из-за рубежа тянутся нити сердец к зауральскому селу Мальцево, к дому с теплыми окнами на широкой деревенской улице, где живет Терентий Семенович Мальцев.

Каждое письмо — это встреча, это длинный душевный разговор. Вот он разложил корреспонденцию последних дней в разные стопочки и подписал в уголках лежащих сверху конвертов: «О хлебе», «О воспитании», «О природе». На особицу, по правую руку отложил письма с пометкой «Просьбы, жалобы». На них он ответит в первую очередь, немедленно. Другие будет перечитывать еще не раз, прежде, чем взяться за перо.

Только что смотрел телефильм «Мальцев из села Мальцево». Все время меня держало сильное волнение, а в горле стоял ком. Наверное потому, что все старики так реагируют и на радость, и на печаль. А может быть потому, что мы с Вами одного года рождения. И потому, что и гордость, и восторг охватили меня за простого русского мужика из бывшей глухой сибирской деревни, доказавшего, какая великая неисчерпаемая сила, таланты живут в нашем народе. В советском человеке.

Доброго Вам здоровья.

Я был потрясен, как просто Вы говорите о хлебе. В магазинах наших полно душистого, вкусного, белого хлеба. В запахе этом — тоже Родина. Но всем надо всегда знать и помнить истину, что означает насущный кусок хлеба, как он доставался и достается. Тем более должна знать об этом молодежь. О целине — особый разговор: люди поднимали целину, а целина поднимала людей.

Вечен поток деяний людских, вечен уже и потому, что каждое утро человеческой жизни и вечер ее призывают нас быть щедрыми с людьми. Щедрыми прежде всего на человеческое общение.

Оттого таким близким оказалось руководству Академии Ваше письмо и просьба найти в Тимирязевке ученика, могущего воспринять уроки Ваши, — человека, который пойдет в большую жизнь с Вами, не под ореолом Вашего авторитета, а сам. Но во сто крат будет лучше, если суметь спрессовать время, если за более короткий период времени пройти больше, чем можешь.

Уважаемый Терентий Семенович и Ваша семья! К вам с уважением Субботина Ф. Д. Мы с Вами были на Первом и на Втором съездах колхозников. Тогда были мы молодыми, а теперь мне уже 75 лет. Много раз видела и слышала Ваши выступления. Терентий Семенович, напишите, как Вы живете.

Уважаемый Терентий Семенович!

Мы готовимся к пионерскому сбору «Хлеб — наша жизнь и наше богатство». Большая просьба: напишите несколько слов ребятам моего класса, свои пожелания на будущее.

Терентий Семенович Мальцев:

— Вся моя жизнь связана с полем. Считаю, что хлеб — самый важный продукт и такой вид энергии, без которого ни одна шестеренка у станка не завертится и самолеты не полетят. И вряд ли придет такое время, когда можно будет сказать: вот теперь у нас хлеба много и больше его не надо. Каждому из нас понятно, что, чем больше мы вырастим хлеба, тем богаче и сильнее будет наша Родина, тем обильнее будет стол у советского человека, а промышленность получит больше сырья.

Когда я был еще крестьянином-единоличником, я считал так: «Моя земля. Мой хлеб». Когда я стал полеводом колхоза, вся земля стала моей. Хлеб растет — это мой хлеб. Поле — радость моя и печаль. Хлеб хорошо растет — радуюсь, нет — печалюсь.

Верно сказал поэт: «Большое видится на расстоянье». Мне есть что сравнивать и есть с чем сравнивать. Возраст, думаю, дает мне такое право.

В начале века в качестве самого яркого примера разорения русского крестьянства приводили Шадринский уезд. Засушливые годы повторялись часто, не успевали крестьяне оправиться от одной беды, как приходила другая. В декабре 1901 года в журнале «Заря» Владимир Ильич Ленин писал о положении в Шадринском уезде Пермской губернии, которую царское правительство считало «благополучной по урожаю»:

«Цены на хлеб начали подниматься еще с 1-го июля, крестьяне уже распродают скот, — а правительство все-таки упорно считает губернию «благополучной»…

В 1911 году совсем страшная сушь охватила природу. От зноя почернело все вокруг — и поля, и леса. Даже семян не собрали крестьяне.

На богатых раньше шадринских ярмарках тоскливо ревел голодный скот.

Засухи повторялись и позже. В былые времена не собрать бы и семян. Только не бывает сейчас голода. Взять 1975 год. Мы так научились хозяйствовать, что в нашем колхозе, к примеру, каждый гектар дал по 15,9 центнера зерна. И это без единого полезного дождя за весь вегетационный период.