Библиотека выживания. 50 лучших книг - Фредерик Бегбедер
«Женщины созданы для того, чтобы их любили, а не для того, чтобы их понимали» («Сфинкс без секрета», 1887). «Этот цветок настолько красив, что я уверен – у него бесконечно длинное латинское название» («Счастливый принц и другие сказки», 1888). «Как ни странно это звучит, на самом деле он не так уж уродлив, если, конечно, закрыть глаза и на него не смотреть» («Гранатовый домик», 1891). «Грех – это единственный яркий мазок, сохранившийся на полотне современной жизни» («Портрет Дориана Грея, 1891). «Мы с моими обоями сражаемся насмерть. Кто-то из нас должен уйти» (эти слова он сказал писательнице Клэр де Пратц 29 октября 1900 года, за месяц до своей смерти в отеле д’Альзас, на улице Искусств, 6-й округ Парижа).
Как мог один и тот же человек быть самым большим шутником в Англии и написать самое печальное любовное письмо в истории британской литературы De profundis («Тюремная исповедь», 1897)? Судьба Уайльда явно подобна христовой, и он это понимал. Все его вымышленные произведения предвещали его человеческое жертвоприношение. В ходе своего неправедного суда он отважился произнести фразу, которая способна спасти нас и сегодня: «Нет книг нравственных или безнравственных. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо». Когда кто-то хочет превратить свою жизнь в произведение искусства, вершиной эстетики становится подражание Иисусу. Человеческое общество всегда распинает тех, кто выходит за пределы его понимания, а потом падает ниц и просит прощения. Не лучше ли однажды простить гениев еще при жизни? Для больших писателей нормально и естественно считать себя Богом. Во всяком случае, Оскар Уайльд выиграл свое пари. Как и Дориан Грей, он навечно остался молодым человеком, умершим в возрасте сорока шести лет. Никогда не забывайте эту реальность: давние гении гораздо моложе нас. И чем больше проходит времени, тем больше они молодеют.
Номер 8. Новеллы, рассказы и романы Франца Кафки
Позабавимся, наблюдая, как Жан-Пьер Лефевр извивается на полу своего рабочего кабинета, подобно тому, как это делал Грегор Замза в «Превращении». Задача его была непростой: ослушаться Александра Виалатта, при этом уважая его работу первопроходца. Ощущается предательская благодарность ученика, у которого не было выбора. Свою неприятную работу Иуды ему пришлось довести до конца. Результат оказался превосходным, такая переработка текста была необходима. Разумеется, открыл Франца Кафку французам мрачный Виалатт, но он принимал за чистую монету купюры Макса Брода в «Процессе» и «Замке». Стремясь сделать эти посмертные романы более доступными, друг Кафки позволил себе некоторые вольности с незаконченными рукописями, которые он отказался сжечь… Сегодня перед нами предварительно окончательное издание произведений, опубликованных Кафкой при его жизни (их меньшинство) и произведения, спасенные Максом Бродом (их большинство). Это невероятный шок, урок безумия.
После смерти Бога новеллы Кафки рисуют довольно четкую картину нашего положения: «болезни человека» уничтожают все на своем пути. Столетие спустя после века мелкого работника страховой компании, страдавшего туберкулезом, дела обстоят еще хуже. Каждый сам за себя, кругом царит паника, больше ничего не имеет никакого смысла, люди хором кончают жизнь самоубийством на фоне глобального загрязнения. Представьте, как этот тщедушный человечек в тесном костюме из своей пражской комнаты совершает революцию в литературе, фантазируя о нашем трагикомическом апокалипсисе. Что такое литература? Шутка, показавшаяся серьезной, мрачный субъект, выдумывающий подавленных персонажей, кошмарный сон, записанный чешским евреем на немецком языке.
Франц Кафка, родившийся в 1883 году и умерший в 1924 году (в возрасте сорока лет), не увидит истребления своих младших сестер в 1942–1943 годах в Хелмно и Освенциме. Но он почувствовал восхождение самого хладнокровного массового убийства в истории. Вечный молодой человек разглядел приближение ненависти к своему кварталу. Когда он писал свои зловещие истории, он кашлял с кровью: роман «должен быть топором, разбивающим замерзшее море, которое находится внутри нас», хорошая книга заставляет харкать жидкостью красного цвета. У нас во Франции не было эквивалента в силу того, что мы слишком рациональный, слишком картезианский народ. Читать Кафку – значит пройти курс лечения черной поэзией и нырнуть в глубины человеческой души. Каждая его фраза абсолютно оригинальна. Новое издание полного собрания сочинений Кафки в «Библиотеке Плеяды» является и победой, и поражением. Победой, потому что оно назначает нам новую встречу с этим трепетным гением. Поражением, потому что, несмотря на его поразительные мольбы, мы не сумели вовремя к нему прислушаться. А теперь уже слишком поздно; наш мир стал кафкианским.
Номер 7. «Мемуары» Симоны де Бовуар
Бовуар не рождаются, ею становятся. Симона де Бовуар (1908–1986) родилась и умерла рядом с богемным рестораном La Rotonde, на Монпарнасе, она завоевала себе свободу, рассказывая о своем пути избалованного ребенка: жила-была девочка из хорошей семьи, которая стала символом антибуржуазного бунта. Из-за ее (позднего) включения в «Библиотеку Плеяды» издательство Gallimard осознанно предпочло опустить ее романы и историко-философское исследование «Второй пол» (хотя это бестселлер), оставив только мемуары и автобиографические рассказы. И это мудрое решение. Чтение двух томов воспоминаний, а также великолепного фотоальбома, прокомментированного ее приемной дочерью Сильви Ле Бон-де Бовуар, пробудило во мне некрофильские наклонности. Когда Симона де Бовуар была молодой брюнеткой с яркими голубыми глазами, она была похожа на Леа Сейду, с такими же широко расставленными резцами – зубами счастья. Ее чрезвычайная красота не менее поразительна, чем ее внимательный ум и спокойная ясность. Я не всегда был нежен по отношению к пифии Сен-Жермен-де-Пре, наклеив на нее ярлык синего чулка в тюрбане. Теперь же для автора «Воспоминаний необразумившегося молодого человека» наступило время признать свой долг.
Стиль Симоны де Бовуар часто высмеивают как слишком книжный, но на самом деле он совершенно противоположен: шутливый, чувственный, простой до категоричности. Симона де Бовуар – парадокс в юбке: представительница буржуазии, плюющая на свое окружение, великая феминистка, любящая мужчин (Сартр, Олгрен, Бост, Ланцман), к тому же еще и лесбиянка. Ее шедевр («Воспоминания благовоспитанной девицы») описывает послушную девочку, которая избавляется от сдержанности благодаря подруге из фешенебельной школы «Кур Дезир» (Cours Desir) на улице Жакоб: своенравной и непоседливой Элизабет Лакойн, известной как «Заза». Освобождение Бовуар могло стать результатом этого трагического непреодолимого влечения
