Михаил Салтыков-Щедрин - Статьи. Журнальная полемика
Стр. 33…единственный элемент, который был способен внести в нее живую струю… — Салтыков использует здесь выражение А. Скабического, давшее название его статье «Живая струя (Вопрос о народности литературы)» (ОЗ, 1868, № 4).
НОВАТОРЫ ОСОБОГО РОДА
Жертва вечерняя. Роман в двух книгах и четырех частях П. Боборыкина
(«Всемирный труд», 1868 г.)
Впервые — ОЗ, 1868, № 11, отд. «Совр. обозрение», стр. 33–44 (вып. в свет — 11 ноября). Без подписи. Как статья Салтыкова, но без аргументации, зарегистрирована в указателях С. А. Венгерова («Критико-биографический словарь писателей и ученых», т. IV, 1895, стр. 192 и 207), A. В. Мезьер («Русская словесность с XI по XIX столетие включительно», ч. II, 1902, стр. 25) и в комментариях Н. В. Яковлева (Письма, 1924, стр. 61). Подтверждено на основании сравнительного текстового анализа С. С. Борщевским (изд. 1933–1941, т. 8, стр. 477–480) и, документально, опубликованным С. А. Макашиным фрагментом из рукописи воспоминаний П. Д. Боборыкина «За полвека», где сказано: «…в 1868 году там в <Отеч. записках»> была напечатана анонимная рецензия на мою «Жертву вечернюю» (автор был Салтыков)…» (ЛН, т. 51–52, М. 1949, стр. 132).
Роман П. Д. Боборыкина «Жертва вечерняя», которому посвящена статья «Новаторы особого рода», был напечатан в 1868 г. в журнале «Всемирный труд», том самом журнале, где годом ранее появилась повесть B. П. Авенариуса «Поветрие» — первая часть романа «Бродящие силы».
Салтыков считал появление и успех романов типа «Жертвы вечерней» Боборыкина или «Бродящих сил» Авенариуса прискорбным знамением времени. Эти произведения, вместе с романом М. Стебницкого (Н. С. Лескова) «Некуда» и его же повестью «Воительница», Салтыков отнес к «клубничной литературе»,[250] пользующейся особым успехом и процветающей в эпохи общественных кризисов и упадка идейных интересов.[251]
В такие эпохи особую силу получает «секта клубницистов», то есть «пустых и ничтожных людей», поглощенных животно-низменными интересами («безделицей»), чуждых всякой идейности.
Салтыков считает не только возможным, но и необходимым изображение «умственного и нравственного хлама человека», в том числе и «безделицы», но лишь в качестве продукта всей системы общественных отношений. В произведениях же «клубничной литературы», в том числе и в романе Боборыкина, «безделица» — «этот гнуснейший из всех современных общественных хламов» — становится предметом изображения сама по себе, «просто как хлам», а не как «признак известного общественного строя». Между тем следовало бы показать ее связь с «умирающим миросозерцанием», выяснить причины ее «исторической устойчивости». Именно так мыслил свою задачу сатирика, летописца общественных нравов Салтыков. Поэтому, например, он не ограничился лишь публицистической характеристикой типа «барыни — идолопоклонницы Приапа» в своей статье о романе Боборыкина. Этот тип Салтыков разработал в сатирическом образе «куколки», появляющемся впервые в «Господах ташкентцах» (вдова Ольга Сергеевна Персианова — «Ташкентцы приготовительного класса. Параллель первая», 1871), а затем — в «Благонамеренных речах» («Еще переписка»), «Круглом годе», «Письмах к тетеньке» (см. об этом также в комментариях C. С. Борщевского — изд. 1933–1941, т. 8, стр. 478).
В общую систему размышлений Салтыкова на тему об изображении современными беллетристами «нового человека» («Напрасные опасения», «Уличная философия» и др.) входят и его саркастические замечания в статье «Новаторы особого рода» о двух персонажах «Жертвы вечерней», призванных олицетворять авторскую моральную тенденцию, — «новом человеке» Степе[252] и «совсем уже новом человеке» Кроткове. Салтыкова возмущает идейная ограниченность и плоскость этих якобы новаторов, тоже «новаторов особого рода», в сущности же — не более как пропагандистов «теории азов». Принципиальная неприемлемость для Салтыкова этой теории заключалась в убеждении ее сторонников, будто «возрождения» (в данном частном случае речь шла о возрождении «жертв общественного темперамента») можно достигнуть, «нимало не касаясь общественного строя».
В неприятии «теории азов», по-видимому, кроме всего прочего, заключен полемический намек на одну деталь тургеневской трактовки «нового человека» в лице Базарова. Один из пунктов «нигилистической» концепции Базарова как раз в том и состоял, что «сперва надо азбуке выучиться и потом уже взяться за книгу, а мы еще аза в глаза не видали».
В отрицательной характеристике «теории азов» скрыта также, может быть, принципиальная полемика с некоторыми положениями статьи «Письмо провинциала о задачах современной критики», напечатанной анонимно в третьей книжке «Отечественных записок» за 1868 г.[253] (автором ее был П. Л. Лавров[254]). С целью «разогнать ту тяжелую мглу, которая лежит на современной мысли», Лавров предлагал «учить с азов». «В присутствии общего индифферентизма, повальной неохоты мыслить и недоверчивой администрации по делам печати, — говорилось далее в «Письме провинциала», — надо себе определить возможное из требований жизни, отказаться без дальней думы от невозможного, отказаться от приемов и вопросов, теперь не достигающих цели, и затем смело и неуклонно, опираясь на закон, на чувство человеческого достоинства и на крепкое убеждение, идти в избранном направлении, осуществляя свою программу, борясь за прогресс, за истину, за жизнь». Возможно, что в этих тезисах Салтыков усмотрел ограничение задач передовой общественной деятельности, призыв к «возрождению посредством азов», программу узкого практицизма. Характерно, что именно в таком духе, но с положительным знаком, «Письмо провинциала» было истолковано журналом «Дело». Автор «Внутреннего обозрения» в № 12 «Дела» за 1868 г. П. Гайдебуров полностью поддержал идеи «Письма провинциала», а в салтыковских «Признаках времени» (ОЗ, 1868, № 8; впоследствии — «Литературное положение») и «Напрасных опасениях» (ОЗ, 1868, № 10) увидел иное понимание задач литературы и критики, нежели в «Письме» Лаврова. Возлагая вину за состояние современной литературы на публику, Салтыков будто бы предлагал сложить руки и ждать, когда публика «поумнеет и разовьется». И далее в довольно резких выражениях П. Гайдебуров отказывал «Письмам о провинции» Салтыкова в практическом значении хотя бы потому, что «они написаны до такой степени тяжелым языком и в таких отвлеченных выражениях», что попросту непонятны.
Много лет спустя, упомянув в своих воспоминаниях, что «Жертва вечерняя» доставила ему «успех скандала», Боборыкин в то же время возражал против того толкования романа, которое дал Салтыков. «Меня поддерживало убеждение в том, — оправдывался он в книге «За полвека», — что замысел «Жертвы вечерней» не имел ничего общего с порнографической литературой, а содержал в себе горький урок и беспощадное изображение пустоты светской жизни, которая и доводит мою героиню до полного нравственного банкротства».[255] Как бы предвидя такого рода возражения, Салтыков парировал их, заключив свою статью следующим утверждением: хотя Боборыкин и желает быть моралистом, носители моральной тенденции автора «лишены всякой жизненности» и занимают в романе «относительно ничтожное место».
Салтыков и в дальнейшем относился к творчеству и теоретическим (по поводу «экспериментального», натуралистического романа) высказываниям Боборыкина в общем неодобрительно, хотя несколько произведений автора «Жертвы вечерней» и было опубликовано в 70-х годах в «Отеч. записках» (в том числе уже в 1870 г. роман «Солидные добродетели»). Воспоминания Боборыкина о Салтыкове см. в книге: «М. Е. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников», М. 1957; там же комментарий С. А. Макашина, посвященный взаимоотношениям Салтыкова и Боборыкина.
Стр. 36. Могут ли представлять для литературы достаточный интерес биографии пустых и ничтожных людей?.. в последнее время… заметна была наклонность разрешить его <этот вопрос> скорее в отрицательном, нежели в утвердительном смысле. — По-видимому, подразумевается беллетристика журнала «Дело», в частности, романы Шеллер-Михайлова (см. в наст. томе рецензию на «Засоренные дороги» и «С квартиры на квартиру» А. Михайлова).
Стр. 38…последние гибнут непосредственно под грубыми, почти механическими ударами судьбы… — Салтыков говорит о трагической участи «борцов с бессознательностью», русских революционеров, погибавших жертвами репрессий.
…первые… гибнут в своих детях… — Одна из постоянных тем салтыковского творчества, впервые еще иронически намеченная в следующих словах сентябрьской за 1863 г. хроники «Нашей общественной жизни»: «Каплуны… начинают подозревать, что в собственных их недрах завелось какое-то растлевающее начало, что собственные их дети, молодые каплунята, перестали ходить к обедне, не признают властей и надругаются над священным правом собственности» (см. т. 6 наст. изд., стр. 141–142). Этой теме были посвящены позднее рассказы «Непочтительный Коронат» («Благонамеренные речи»), «Больное место» («Сборник») и др.
