А. Долинин - Владимир Набоков: pro et contra T2
14
Этот образ на удивление близок к стихам Пастернака из «Сестры»: «…снявши шапку, / Сто слепящих фотографий / Ночью снял на память гром». Эту книгу (изданную и в Берлине) Набоков очевидно знал, и во всяком случае поставил на полку среди избранных любимцев одному своему герою из поэтов (в «Тяжелом дыме»).
15
Например, эту птичью клинопись на снегу можно видеть в начале «Бледного Огня» Шейда.
16
Схожее замечание сделали еще в 1930-е годы по крайней мере два писателя в изгнании; см. об этом: А. Долинин. Плата за проезд: Беглые заметки о генезисе некоторых литературных оценок Набокова // Набоковский вестник. СПб., 1998. № 1; А. Долинин. Три заметки о романе Владимира Набокова «Дар» // В. В. Набоков: pro et contra. СПб., 1997. С. 697–740.
*
Впервые: Вышгород. 1999. № 3.
1
См.: Бродская А. Роман «Лолита» и послевоенное эмигрантское сознание // Вышгород. 1999. № 3. С. 84–92.
2
Набоков В. Дар // Набоков В. Собр. соч.: В 4 т. М., 1990. Т. 3. С. 135–136. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием в скобках тома и страницы.
3
«Фигура есть соединение двух и более строк, равно или разно отступающих от метра; соединяя места ускорений, обозначаемых точками, прямыми линиями, мы получаем фигуру» (Белый А. Символизм. М., 1910. С. 300–301).
4
Ср.: «Этого рода строку мы встретили лишь один раз в чистом виде, а именно: у Каролины Павловой — в стихотворении, посвященном Языкову; за неимением книги, мы лишены возможности привести этот ход. У Пушкина лишь раз встречается ход, лишь отчасти напоминающий вышеприведенный, а именно: „Еще не перестали топать“ („Евгений Онегин“); если прочесть „Еще / не перестали топать“, то нарушится логическое ударение (вне зависимости от способа чтения, современное стиховедение относит этот стих к 3-й, но никак не к 7-й форме. — М. Л.). У меня этот ход встречается в неудачной строке: „Хоть и не без предубежденья“ (совсем уже непозволительная ошибка: этот стих может быть отнесен либо к 6-й, либо — с некоторой натяжкой — к уникальнейшей 8-й (так его интерпретировал К. Ф. Тарановский), но никак не к 7-й форме. — М. Л.). Вот случайно придуманная строка, где осуществлен характеризуемый ход: „И велосипедист летит“» (Белый А. Символизм. С. 294–295).
*
«Сборник открывался стихотворением „Пропавший мяч“…» (III, 11); «замыкается он стихами „О Мяче найденном“» (III, 27) — Примеч. ред.
5
Языковая модель рассчитывается теоретически на основании частотного словаря языка; показатель средней отягченности икта у всех обследованных авторов выше, чем в языковой модели. Четырехстопный ямб Ф. К. Годунова-Чердынцева — единственное известное исключение.
6
Например, отрывки: «Близ фонаря, с оттенком маскарада, / лист жилками зелеными сквозит. / У тех ворот — кривая тень Багдада, / а та звезда над Пулковом висит.» (III, 140) и «За пустырем, как персик, небо тает: / вода в огнях, Венеция сквозит, — / а улица кончается в Китае, / а та звезда над Волгою висит» (III, 159) — представляют собой не две различные строфы, а два варианта одной и той же (т. е. речь здесь не идет о различных звездах).
7
Набоков В. Стихотворения и поэмы. Харьков; М., 1997. С. 468 (тексты воспроизводятся по изданию: Набоков В. Стихотворения и поэмы. М.: Современник, 1991).
8
Годунов-Чердынцев Ф. Стихи. СПб., 1994. С. 22.
9
В упомянутых изданиях это стихотворение по каким-то причинам воспроизводится без заключительного стиха «Посвящено Георгию Чулкову».
10
Как следует воспроизводить этот сонет в собраниях стихотворений, не вполне понятно. В существующих изданиях он «выпрямляется», и катрены помещаются перед терцетами.
1
См., напр.: Nabokov V. Strong Opinions. New York, 1973. P. 3; Nabokov V. Speak, Memory. New York, 1966. P. 125–126.
2
Более подробно см.: Александров В. Е. Набоков и потусторонность: метафизика, этика, эстетика. СПб., 1999. С. 26–28, 60–62,
3
Набоков В. Память, говори // Набоков В. Собр. соч. американского периода: В 5 т. СПб., 1999. Т. 5. С. 421. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы.
4
В. В. Набоков: pro et contra. СПб., 1997. С. 140.
5
Nabokov V. Speak, Memory. P. 298, 124. См. также: Boyd В. Vladimir Nabokov: The American Years. Princeton, N. J., 1991. P. 37.
6
См.: Александров В. Е. Набоков и потусторонность… С. 56–62.
7
Там же. С. 132–165.
8
Из русского оригинала этого важного заявления в скобках более, чем из английского перевода, понятно, что Набоков, в сущности, подчеркивает нереализованную возможность сделать далеко идущий вывод из этого явления: «догадка, которая могла бы далеко увести эволюциониста, наблюдавшего питающихся бабочками обезьян» (Курсив мой. — В. А.); Набоков В. Дар // Набоков В. Собр. соч.: В 4 т. М., 1990. Т. 3. С. 100.
9
Carpenter G. D. H. and Ford E. В. Mimicry. London, 1933. P. 5.
10
Дж. Д. Хейл Карпентер, ставший профессором зоологии (энтомологии) в Оксфорде в 1933 году, описал свои эксперименты в нескольких публикациях, в частности в статье, помещенной 8 октября 1921 года в журнале «Transactions of the Entomological Society of London» (Набоков, должно быть, знал этот журнал) и в двух книгах: 1) «A Naturalist in East Africa» (Oxford: Clarendon, 1925) 2) совместно с Е. В. Ford «Mimicry», а также в брошюре «Insects as Material for Study: Two Inaugural Lectures delivered on 17 and 24 November 1933» (Oxford: Clarendon, 1934), откуда и взята цитата, приведенная в этой статье (Р. 24).
11
Более подробно эти особенности романа рассматриваются в IV главе книги В. Александрова «Набоков и потусторонность…» (С. 132–165).
12
Nabokov V. Strong Opinions. P. 30.
13
В своей важной лекции «Искусство литературы и здравый смысл» Набоков делает предположение, что «естественный ход эволюции никогда бы не обратил обезьяну в человека, окажись обезьянья семья без урода (freak)» (Набоков В. Лекции по зарубежной литературе. М., 1998. С. 467). Однако, как становится очевидным из лекции, Набоков считал «уродство» (freakishness) отличительной характеристикой человеческой элиты. Дальше в лекции он ссылается на свою готовность принять эволюцию «по крайней мере как условную формулу», но затем добавляет, что «одно дело — нашаривать звенья и ступени жизни, и совсем другое — понимать, что такое в действительности жизнь и феномен вдохновения» (Там же. С. 473–474). Вопрос, могут ли обезьяны сознательно пользоваться языком или нет, находится в центре спора о том, насколько они близки человеку или далеки от него. См. обзорную статью лорда Закермана о ряде книг по этим вопросам, в которой он приходит к выводу, что обезьяны не способны пользоваться языком, этим уникальным даром человека: Apes R not Us. New York, Review of Books, 1991. 30 may. P. 43–49.
14
Набоков В. Искусство литературы и здравый смысл. С. 474.
15
Там же. С. 472. См. также: Александров В. Е. Набоков и потусторонность… С. 37–41, 142–144.
16
Набоков В. Смерть // Набоков В. Стихи. Ann Arbor, 1979. С. 130.
17
Вопрос об отношении Набокова к свободе и детерминизму осложняется тем фактом, что, хотя он провозглашал свою веру в первую, его романы полны доказательств последнего. Более подробно об этом см.: Александров В. Е. Набоков и потусторонность… С. 56–57, 285 (примеч. 48), 294 (примеч. 16).
1
Подробнее см.: Дымарский М. Я. Текст — дискурс — художественный текст // Текст как объект многоаспектного исследования: Сб. ст. науч. — метод, семинара «Textus». Вып. 3. Ч. I. СПб.; Ставрополь, 1998.
2
Арутюнова Н. Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С. 136–137.
3
Под «классической» моделью здесь — разумеется, условно — понимается более или менее устоявшаяся в русской литературе XIX в. система презумпций, нормирующих организацию повествования. Очевидно, что творчество каждого крупного писателя в той или иной мере разрушает рамки какой бы то ни было нормы, поэтому весьма непросто говорить о некоей общей, единой для Пушкина, Лермонтова, Гоголя (Тургенева, Гончарова, Толстого, Лескова, Достоевского, Салтыкова-Щедрина, Чехова…) системе. Тем не менее такая система в XIX в. все-таки сложилась, и в этом убеждают по меньшей мере два обстоятельства. Во-первых, новаторские произведения, будь то «Евгений Онегин», «Герой нашего времени», «Мертвые души», «Левша» или «Степь», на фоне всей литературы века сохраняют качество уникальности. Во-вторых, эти вершины возвышаются, как известно, над огромной литературой (особенно второй половины века), не слишком претендовавшей на формальное новаторство, но от этого отнюдь не становившейся второсортной — и утверждавшей как раз ту норму, о которой идет речь. Именно это относится к творчеству Григоровича, Писемского, Помяловского, Слепцова, Гаршина, Короленко, Телешова, Н. Успенского и Г. Успенского… а также ко многим произведениям авторов, перечисленных в «первом» списке. От дальнейших обоснований автора освобождает довольно обстоятельная работа Е. В. Падучевой «Семантика нарратива» (Падучева Е. В. Семантические исследования: Семантика вида и времени в русском языке. Семантика нарратива. М., 1996. С. 195–404), целиком посвященная традиционному нарративу. Характерно, кстати, что исследовательница вообще не ставит вопроса о правомерности рассуждений о традиционном/нетрадиционном нарративе.