Александр Ивич - Воспитание поколений
Как же было не приобщить детей к этому трудному счастью творчества, не раскрыть перед ними величия и поэтичности событий? Как было не подумать о необходимости дать завтрашнему строителю рельефный, верно окрашенный рассказ о сегодняшних делах отцов?
М. Ильин в «Рассказе о великом плане» говорил с детьми о размахе созидательной работы советского народа, показывал её масштабы и напряжение. Гайдар написал, как проникает шум стройки в «дальние страны», рождая новую жизнь в глухих углах.
Маршак, мобилизовав всю динамичность, ударную силу своего стиха, дал детям строки, которые, раз прочитав, они запомнили навсегда:
Человек сказал Днепру:— Я стеной тебя запру.ТыС вершиныБудешьПрыгать,ТыМашиныБудешьДвигать!
— Нет, — ответила вода,— Ни за что и никогда.
Словно из глыб, накрепко пригнанных одна к другой, сложены эти строки. Напряжение борьбы, непреклонность строителей, уверенная поступь машин, грозный рокот Днепра — всё, что составляет содержание следующих эпизодов «Войны», уже заключено в чётком маршевом ритме, в весомости каждого слова вступительных строк или, вернее, предвещано ими.
Изображение зрительно отчётливое, как рисунок, наполнено движением, как кинематографический фильм.
Силу, рабочее напряжение мощных механизмов передаёт тяжёлая поступь стиха:
ИдётБурилыщик,Точно слон.От яростиТрясётся он.
Железным хоботомЗвенитИ бьёт без промахаВ гранит.
Здесь все бьёт без промаха в одну точку — и графическая разбивка строк, подчёркивающая значительность каждого слова, и как бы физическая весомость самих слов — слон, ярость, гранит.
Картина сменяется другой, и резко меняется ритм — ямб переходит в хорей. Быстрее темп, «легче» слова — стих передает теперь не грандиозность, тяжеловесность, а спешность работы:
Где вчера качались лодки,— Заработали лебёдки.Где шумел речной тростник,— Разъезжает паровик.
Снова меняется стих: торжественным балладным зачином — балладным и в то же время сказочным — начинается перекличка правого берега с левым.
На Днепре сигнал горит —Левый берег говорит………………………………………За Днепром сигнал горит —Правый берег говорит…
А в самой перекличке отчётливо слышны два голоса, так же как в изображении работы машин.
Левый берег:
— Заготовили бетонаТриста тридцать три вагона,Девятьсот кубов землиНа платформах увезли.
А правый:
Каждый молот,Каждый деррик,Каждый кранИ каждый ломСтроятСолнцеНад Днепром.
Это ощущение другого голоса создано изменением синтаксического строения (подчеркнутый повтор слова «каждый» в речи правого берега) и небольшим сдвигом ритмического движения в последних приведённых строках (здесь все четыре стопы хорея несут ударения, а в речи левого берега число ударений в строке меняется: 2, 4, 3,2).
Ритмическая гибкость, разнообразие синтаксического строения, выразительность лексики поддержаны игрой словом и своеобразной реализацией метафоры:
ДниИ ночи,ДниИ ночиБойС ДнепромВедётРабочий.И встают со дна рекиКрутобокие быки.
У быков бушует пена, —Но вода им по колено!
Дав быкам эпитет «крутобокие», напоминающие об основном значении слова, о быках-животных (ср. встречавшийся в поэзии эпитет — круторогие быки), поэт как бы сочетает это значение слова с техническим — «мостовым», реализуя метафору «вода им по колено». Вот какие неожиданные, сложные формы приняла традиционная для детского фольклора игра словами.
Искусство рассказа о вещах, которое Маршак накопил в ранних произведениях, высокая техника стиха, которую он выработал, скрестив традиции русского и английского фольклора с русским классическим стихом и с тем, что внёс в нашу поэзию Маяковский, — всё это служит здесь новой цели: приобщению детей к самым живым и волнующим событиям жизни народа.
Опыт детской поэзии первых послереволюционных лет показал, что нельзя решить эту задачу примитивными художественными средствами: неизбежна риторика вместо подлинной эмоциональности, неизбежны сухость или вялость рассказа.
Богатый и разнообразный стих был необходим Маршаку, чтобы передать детям эмоции, которые вызывал у него страстный и победный труд народа в годы первой пятилетки.
Напряжение и величие труда пронизывают поэму. Правда, рядом с эмоциональным изображением работы машин менее впечатляющим, менее поэтичным кажется рассказ о соревновании. Человек, покоряющий Днепр, только назван, но не показан, в то время как машины и названы и показаны. Объясняется это, очевидно, тем, что поэт хотел дать обобщённый образ созидающего народа.
Для времени, когда писались эти стихи, они были важны и необходимы, как хлеб, — ведь вдохновенных, художественно значительных рассказов о том, как труд народа пересоздаёт страну, в детской поэзии тогда не было. Это надо помнить, думая через десятилетия о «Войне с Днепром».
Поэт нащупывал новые пути приобщения детей к современности. Вскоре после «Войны с Днепром» — стихов о героике труда — Маршак пишет острый политический памфлет.
9
Горький говорил в статье «О безответственных людях и о детской книге наших дней», что до революции литература для детей совершенно не умела пользоваться таким убийственным оружием, как смех. «Дети должны знать уродливо-смешную жизнь миллионера, забавную жизнь чиновников церкви, служителей бога». Словно ответом на эти слова был «Мистер Твистер» (1933). Впервые тут у Маршака шутка перестаёт быть безобидной, юмор становится средством сатирического изображения.
В причудливом, как бы джазовом, синкопическом ритме быстро мчится рассказ:
МистерТвистер,Бывший министр,Мистер Твистер,Делец и банкир,Владелец заводов,Газет, пароходов,Решил на досугеОбъехать мир.
В стремительном темпе проходят перед нами приключения мистера Твистера в Ленинграде — история о том, как в советской гостинице «Англетер» мистер Твистер встретил негра.
Внезапно грозная нота врывается в задорный рассказ:
Сверху по лестницеШёл чернокожий,Тёмный, как небоВ безлунную ночь…
Ни следа нервного ритма, характеризующего Твистера и его семью:
ЧёрнойРукоюКасаясьПерил,Шёл онСпокойноИ трубкуКурил.
Появление негра потрясает мистера Твистера, превращается в страшное видение, в кошмар:
А в зеркалах,Друг на другаПохожие,ШлиЧернокожие,ШлиЧернокожие…
Отлично найденный сюжетный ход — отражение в зеркалах — лаконично и выразительно передаёт душевное состояние мистера Твистера и подготовляет второй кошмар.
После скачки по Ленинграду в поисках пристанища обескураженный Твистер возвращается в гостиницу «Англетер» и засыпает на стуле в прихожей. «Снится ему удивительный сон»:
Вот перед нимиРодная Америка.Дом-особнякУ зелёного скверика.Старый слугаОтпираетПодъезд.— Нет, — говорит он, —В АмерикеМест!
Так во втором кошмаре реализуется угроза, которую почувствовал мистер Твистер в спокойствии чернокожего, в видении легиона чернокожих.
Советский мир представлен строгим швейцаром гостиницы «Англетер» — строгим, но и добродушным и немного ироничным. Его характер очерчен двумя-тремя репликами. Именно он воспитывает мистера Твистера, который после ночи, проведённой на стуле, с восторгом занимает освободившийся номер, хотя швейцар предупреждает, что:
Комнату справаСнимает китаец,Комнату слеваСнимает малаец.Номер над вамиСнимает монгол.Номер под вами —Мулат и креол.
Ещё один человек нашего советского мира появляется в «Мистере Твистере» — паренёк, чистильщик обуви в гостинице. Он как бы поддерживает, подкрепляет образ швейцара, разъясняя двум негритятам дидактический смысл ситуации:
