Впечатления от романа «Степь» Оксаны Васякиной. Рецензия - Сергей Овчинников
Да, она ещё пытается понять отца, который избивал и насиловал мать.
Феномен социальной адаптации героини — вот, пожалуй, самое интересное в этой «Степи», но он, увы, остаётся за кадром.
Постоянные сопоставления с персонажами, песен, фильмов, книг. Автор неизменно примеряет знакомые шаблоны и продолжает неистово искать свои ответы.
Это и досаждает, но и многое проявляет. Израненная душа ее будто мечется в потёмках, кидаясь на каждый едва знакомый голос: «Помоги дяденька». Хотя «дяденька» термин слишком спорный. По всем признакам мужская фигура для героини — нечто, фокусирующее наивысшее напряжение травмирующих ситуаций. И, наверное, едва ли возможны какие-либо отношения с мужчиной в принципе.
Вру! Был дед. И для героини-то он, возможно, живее отца. Хотя в землю легли, понятно, уже давно и оба. Ну, если и не живее, то ближе и роднее — точно.
Осколок неотторгаемой мужественности в контуженной, изуродованной душе.
В целом
В целом это собрание глав. Они разные по объему и по структуре. Но преобладает описательное слово с огромным количеством деталей, слово, кажущееся избыточным. Главы затрагивают разные периоды жизни — это и воспоминания и они же в пересказе из более позднего времени — героиня бродит по местам, хранящим память о предках и опять вспоминает.
Такое полотно из лоскутков. Где-то память поярче, где-то прореха, где-то внахлёст.
Связной истории нет. Читатель собирает ее сам.
Диалогов тоже нет в привычном виде. Они присутствуют всё в том же меланхоличном пересказе. Всё та же монотонная песня эвенка. Она даже не льётся, но вырывается с болью. А эта боль — главный драйвер вовлечения и сопереживания. Читатель не заскучает и не уснёт. Хотя он сегодня капризен.
Действие здесь тоже уже застывшее, как бы свершившееся. Внутрь значимых событий нас автор не пускает. Как то ДТП на трассе. Возвращение украденной фуры. Они отпечатываются готовыми скупыми изображениями в фотоальбоме. Внутренности их по сути остаются за кадром Те же действия, что скрупулёзно препарируются и детализируются — отец закуривает, проснувшись и т. п. — рядовые элементарные частицы жизни. Они для автора поглавней событийного ряда. Узнать человека, который вроде бы должен быть родным, но не случилось. И узнать она может только, бесконечно всматриваясь в эту атомарную структуру его повседневности, вспоминая и прокручивая по сотому разу.
Узнает ли? Устроит ли ее результат? Ой, вряд-ли! Горе отцу, обрекшему дитя на подобный опыт. Но эти отцы не ведают. Кто им скажет? Да и как докричаться туда?!
Ну хорошо, а сам отец? Что про него можно сказать?
Отец предстаёт довольно тёмной сущностью. Животного и человеческого в нем плюс минус поровну. Живёт пока живётся.
Жил. Героин, СПИД, в сорок семь горсть земли на крышку гроба.
Отсидел мужиком, мужиком и остался. Строить криминальную карьеру не рвался, но шоферил и кормился от братвы. В семье условный достаток. Соседи смотрят в след недобро. Ворованным не брезговал. Выбрался из этих липких и душных объятий. Крутит баранку фуры на дальнобое по южным степям. И здесь он вроде бы добрался до себя. Нащупал то, что ложится ему на душу. Живёт дорогой. Ощущает свою животную силу и мощь и рычит по-звериному, переваривая этот нескончаемый приход, пожирая дорогу и питаясь ей.
Способен ли этот человек любить другого человека? Жену или ребенка, даже своего? Наверное, это один из невысказанных вопросов автора и героини к нему. Хотя, почему невысказанных? Он так или иначе маячит. Стоит за всеми мучительными попытками героини. Попытками, если и не сблизиться, то приблизиться хотя бы к пониманию, что это за монстр рядом, которого надо бы называть отцом?
Что ж, отвечу за него (или за нее). Нет, не способен. Его близкие не могут рассчитывать на место, местечко в его сердце. На место рядом с ним — о да, безусловно. Его он в состоянии выделить. Способен сосуществовать. И на привязанность (опять животную?) способен. Но сердце — нет. Оно недоосознанно им, что ли.
Какая-то необразованность души. Не в смысле начальное-среднее-высшее образование. Не прошедшая некие духовные этапы формирования. Ни религиозные, ни светские. Потому что тюремные университеты и братва безусловно формируют другую ценностную модель. В основе нее иные заповеди — понятия. И для любви там адекватного термина увы нет.
Сколько бы ребенок ни пытался добиться внимания такого родителя, ничего, кроме страданий и мучений сие не принесёт. А она будет пытаться вновь и вновь. Даже уже повзрослев. Хотя нет, и повзрослеть-то в полном смысле ей не удастся. Но стремиться к близости, породниться с этим существом тяга будет бесконечная. Даже после его смерти. И об этом тоже «Степь». И свою терапию автор из нее, конечно, извлёк. Да и читатель уже много чего отработал.
Героиня без устали протаптывает всё новые тропки к сердцу родителя. Но никто не знает, где оно.
Наверное, у тех кто пускал по вене герыч, сердце, как у Кощея — на конце иглы. Но это лишь в моменте. И не то это сердце. Ну а то самое просыпается у него похоже, когда он поглощён дорогой. Да М. Круга выкрутит погромче. Но даже в такой момент есть ли в этом сердце место для всё ещё маленькой девочки? Кто знает молитвы, помолитесь, а я только слезы вытру.
И ещё одна мысль не даёт мне покоя, возбуждаемая и раздразниваемая этим бесстрастным повествованием. От этой мысли саднит в груди и хочется уже перестать. Но вновь и вновь вместе с автором перебираю истории родственников и предков героини. Туда же вплетаются истории уже мои собственные. Катится и катится колесо времени, неумолимо и бессмысленно. Люди проживают свои жизни в тщетной бытовой суете. Не пытаются создать хоть что-то, но напротив разрушают себя и близких.
Скажете, они не достойны того, чтоб о них писать в книгах? И я, наверное, абстрактно готов был бы с этим согласиться. Но, прочитав «Степь», полагаю уже что подобное имеет, возможно, не менее сильный эффект. Если и не воспитательный, то точно мотивирующий на тему: как стоит прожить то, что отведено. Не надо ждать явных назиданий и наставлений. Здесь лишь скупое и нудное доказательство «от противного». А выводы уж как-нибудь сами.
Связаться с автором рецензии
Телеграм канал «Пишу прозу» — Мысли, чувства, пятна света. Рад каждому новому читателю.
Телеграм канал «Screening plan» — Смотрим кино, делимся впечатлениями.
