Критическая теория интернета - Герт Ловинк
Согласно наблюдениям Горцена, пока Берни Сандерс был в гонке, значительная часть альт-правых трудилась над мемами именно о нем, а на Хиллари Клинтон никто не обращал внимания.
«Имеет смысл задуматься, как так вышло. Мне кажется, мемы служат эдакой емкостью для организации, но без определенных тем они лишаются идеологической ценности. Это как словарь, который должен быть оживлен и организован императивом или нарративом. В этом смысле показательна траектория мема о лягушонке Пепе [71], а также то, что в случае с Берни использовали образ Вояка – лысого мужчины из мема „я знаю это чувство“. Пепе и Вояк – это как инь и янь; Пепе – безрассудный, маниакальный, провокативный и хитрый экстраверт, тогда как Вояк – это склонный к обсуждению, депрессивный, замкнутый и чуткий интроверт. Когда Берни вышвырнули из гонки, то прекратилась и позитивная идентификация, которую обеспечивал Вояк, в то время как позитивная идентификация с Трампом, достигнутая благодаря Пепе, только усилилась. Многие сторонники Берни были в бешенстве из-за, по их мнению, нечестного способа, каким его убрали из гонки, и это их основательно „пепефицировало“. Это лишь один пример, но суть в том, что эффективный способ использования мемов в идеологических целях – это когда мы направляем уже популярные и значимые мемы в сторону конкурирующей демографической группы. Это схоже с „методом перенаправления“, с помощью которого борются с жестокими экстремистскими группами. Создать дизайн мема и зафорсить его – это не так уж и просто. В последние месяцы мне довелось обсуждать эти вопросы с представителями официальных структур, и у них есть определенные идеи, но такая деятельность требует довольно серьезных ресурсов и больше напоминает работу Cambridge Analytica, нежели то, что происходит на имиджбордах и культурной орбите альт-райтов» [72].
Помимо необходимости в новом нарративе, существует также проблема акселерации. Должны ли альтернативные мемы циркулировать на той же скорости, что и интернет в целом? Не кончается ли у нас время? Как насчет медленных мемов? Что если реальное время является частью проблемы? Как говорит Франко Берарди, нам необходим новый ритм развития и замедленная секвенциальность. Такое новое движение не может быть результатом акселерации, мы должны от нее излечиться. Коммуникация в режиме реального времени уже изводит нас, наши тела и наше сознание. По мнению Берарди, цифровая сфера ведет к «развоплощению» и, в конечном счете, к «бестелесному мозгу» [73]. Инфосфера – это одна огромная нервная стимуляция. И прежде чем приступить к проговариванию Нового Нарратива, требуется «реконфигурация работы сознания».
4. Отвлечение и его разочарования (2017)
ВЗЛЕТЫ И ПАДЕНИЯ ЧУВСТВЕННОСТИ В СОЦИАЛЬНЫХ МЕДИА:
«Никогда не торчи на том, что толкаешь» (Ten Crack Commandments)
«Другой как отвлечение: Сартр об осознанности» (лекция Открытого университета)
«Она никогда не ощущала себя частью чего-либо, кроме тех случаев, когда лежала на кровати и представляла, что она где-то в другом месте» (Рейнбоу Рауэлл)
«Не всякому рекламщику подойдет этот контент»
«У себя в голове я все делаю правильно» (Lorde)
«15 лет назад интернет был убежищем от реального мира. Сегодня реальный мир стал убежищем от интернета» (Ноа Смит)
Хватит кормить платформы (надпись на футболке)
Мои слова ничего не значат, я сам ничего не значу, но все равно все должны меня слушать (Pinterest)
Хватит лайкать, начинай лизать (реклама мороженого) #ВотТак-ОщущаетсяТревога
«Бросай это, чувак» (Уильям Берроуз)
Добро пожаловать в Новую Норму. Социальные медиа переформатируют наш внутренний мир. По мере того как становится невозможным разделять индивида и платформу, социальный нетворкинг сливается с «социальным» как таковым. Мы болтаем о том, какие ростки информации нам дозволено щипать в эти голодные дни, и больше не интересуемся, что же нам принесет «следующий веб». Пошатнулась былая вера в сезонность хайпа, который то приходит, то уходит. Вместо этого наступил новый реализм, о котором Евгений Морозов так написал в Twitter: «Техно-утопизм 1990-х утверждал, что сети ослабят или заменят иерархии. В реальности сети усиливают иерархии и делают их менее заметными» [74].
Говоря об интенсивном использовании социальных медиа, сегодня было бы аморально заменять серьезные рассуждения копанием в малосодержательном времяпрепровождении заблудших, как и мы, душ. Как нам разработать феноменологию асинхронных связей и их культурных эффектов? Как сформулировать беспощадную критику всего того, что встроено в социальное тело сети, не заглядывая при этом внутрь? Давайте-ка отправимся в плавание в это третье пространство под именем техно-социальное.
Сети – это не то чтобы курорт. Растет недовольство вокруг самой формы и ее последствий: от предполагаемого вмешательства России в президентские выборы в США в 2016 до признаний президента Facebook Шона Паркера, что сайт намеренно устраивает пользователям короткое замыкание, которое называется «запрограммированной аддикцией». Как говорит сам Паркер, «это механизм обратной связи для социальной валидации. Это именно то, что и пришло бы в голову хакерам вроде меня, потому что в таком случае ты пользуешься уязвимостями человеческой психологии» [75]. Добавьте сюда же Джастина Розенштейна, который придумал отметку «Нравится» в Facebook и сравнил Snapchat с героином. Или Лею Перлман из той же команды, признавшуюся, что ей разонравилась кнопка «Нравится» и другие аналогичные аддиктивные механизмы фидбэка [76]. Или Чамата Палихапитию, другого бывшего руководителя Facebook, который заявляет, что социальные медиа разрывают общество на части, и рекомендует всем «сделать солидный перерыв» [77].
Кто после таких историй не
