Томас Элиот - Избранное. Том I-II. Религия, культура, литература
Я всем сердцем согласен с замечанием отца Диманта, что "фактор, делающий большинство наших теорий Церкви и Государства неприложимыми, проявляется в подчинении политики экономике и финансам; и это наиболее верно для демократических государств. Раболепство политики перед плутократией — вот та главная характеристика государства, с которой сегодня сталкивается Церковь".
Отца Диманта волнует, как переломить эту ситуацию в секулярном обществе, а также какое место должна занимать Церковь в этом обществе. Но, если я не понял его превратно, он, как мне кажется, принимает данную секуляризацию за нечто само собой разумеющееся. Полагая, что наше современное общество является в большей мере нейтральным, нежели нехристианским, я пытаюсь рассмотреть, каким оно может стать, если примет христианское направление.
С. 18. "Тоталитаризм может сохранить термины "свобода" и "демократия" и придать им свой собственный смысл".
В "Тайме" (24 апреля 1939 г.) появилось письмо, подписанное генералом Дж. Ф.С. Фуллером; газета отрекомендовала его как одного из двух британских гостей, приглашенных на празднование дня рождения г-на Гитлера. Генерал Фуллер заявляет, что "твердо верует в демократию Мадзини[30], так как ставит долг перед нацией превыше индивидуальных прав". Генерал Фуллер называет себя "британским фашистом" и верит, что Британия "должна плыть по ширящемуся течению этого великого политического преобразования" (т. е. к фашистской системе правления).
С моей точки зрения, генерал Фуллер имеет такое же право называть себя "верующим в демократию", как любой другой.
С. 18. Имитаторами a rebours (наоборот). — Колонка в "Ивнинг Стандарт" от 10 мая 1939 г., озаглавленная "Кредо "назад на кухню" подвергается осуждению", сообщила о ежегодной конференции Клерикальной ассоциации государственных служащих.
"Представительница министерства транспорта мисс Бауэр выступила с инициативой, чтобы ассоциация предприняла шаги к снятию запрета (т. е. запрета замужним женщинам занимать должности в государственном аппарате), и сказала, что было бы мудрым шагом отменить установление, воплощающее один из основных принципов нацистского кредо — низведение женщины к сфере кухни, детской и церкви".
Данное сообщение, в силу своей краткости, возможно, воздает мисс Бауэр менее чем того требует справедливость, однако я не думаю, что искажу смысл сообщения, если найду в нем скрытую мысль, что все нацистское — дурно и по существу своему не нуждается в обсуждении. Кстати, уже само выражение "низведение женщины" предрешает проблему. А почему бы не допустить, что кухня, дети и церковь вправе считаться требующими внимания замужних женщин? Или что ни одна нормальная замужняя женщина не предпочтет роль кормильца семьи, если сможет обойтись без этого? Но если что и достойно сожаления, то это система, которая делает двойную работу необходимой.
С. 18. Фашистская доктрина. — Я имею в виду лишь доктрину, провозглашающую абсолютную власть государства или непогрешимость правителя. О "Корпоративном государстве", рекомендуемом энцикликой Quadragesimo Anno[31], речь не идет. Не идет речь и об экономической организации тоталитарных государств. У обычного человека фашизм вызывает протест не потому, что он является язычеством, но потому, что человек испытывает страх перед властью, даже и языческой.
С. 19. Специально подброшенная идея германской национальной религии. — Я не могу придерживаться столь низкого мнения о немецком интеллекте, чтобы принимать за чистую монету байки о возрождении дохристианских культов. Тем не менее, я могу поверить, что вид религии, предложенный проф. Вильгельмом Хауэром, реально существует, — и очень сожалею, что могу поверить. Я ссылаюсь на эссе д-ра Хауэра в весьма интересном издании "Новая религия Германии" (Аллен и Анвин, 1937), где ортодоксальное лютеранство защищает Карл Гейм, а католицизм — Карл Адам.
Религия Хауэра деистична, утверждая "поклонение более чем человеческому Богу". Он считает, что данный культ будет "прорывом из биологических и духовных глубин германской нации", и, если не быть готовым отрицать наличие у германской нации подобных глубин, то я не нахожу в данном утверждении ничего, заслуживающего осмеяния. Он уверен, что "каждая новая эпоха должна создавать свои собственные религиозные формы", — и, увы, эту веру разделяют многие в англосаксонских странах. Он называет себя, в частности, учеником Экхарта; и, верим ли мы или нет, что среди осужденных церковью учений было и учение Экхарта[32], — доктрина, разделяемая Хауэром, безусловно из тех, что осуждены. Он полагает, что "отход немцев от христианства достиг своей кульминации у Ницше"; многие не стали бы ограничивать этот отход Германией. Он защищает терпимость. Христианство вызывает у него протест, поскольку "оно претендует на владение абсолютной истиной, и с этой претензией связана идея, что люди могут достичь спасения лишь одним путем, через Христа; оно готово либо посылать на костер тех, чья вера и жизнь с этим путем не согласуется, либо молиться за них до тех пор, пока они не оставят своих ложных путей к Царству Божию". Тысячи людей в западных странах согласятся с таким мнением. У Хауэра вызывает протест религия приобщения Таинств, так как "каждый сам имеет непосредственную связь с Богом и, на самом деле, в глубинах своего сердца, един с вечной Основой мира". Вера, по Хауэру, происходит не из Откровения, а из "личного опыта". Его интересует не "масса интеллектуалов", но "множества простых людей", которые ищут "Жизни". "Мы верим, — говорит он, — что Бог возложил на нашу нацию великую задачу и поэтому Он открыл Себя особенным образом в ее истории и продолжает открывать". Подобные фразы, на мой слух, отдают чем-то весьма знакомым. Хауэр также верит в нечто, весьма популярное в нашей стране, — в религию голубого неба, травы и цветов. Он верит, что Иисус (даже если Он был полностью семитом с обеих сторон) есть одна из "великих фигур, возвышающихся над столетиями".
Я процитировал так много, чтобы позволить проф. Хауэру раскрыть, кто он есть: конечный продукт германского либерального протестантизма, националистический унитарий. В переводе на английские термины он может предстать просто патриотическим модернистом. Германская национальная религия, как ее объясняет Хауэр, оказывается тем, с чем мы уже достаточно знакомы. Так что, если германская религия — также и ваша религия, то чем скорее вы осознаете этот факт, — тем лучше.
С. 21. "Гигиеническая мораль". — У месье Дени де Ружемона в его замечательной книге "L'Amour et l'occident"[33] есть следующая, весьма подходящая к данному случаю сентенция: "L'anarchie des moeurs et l'hygiene autoritaire agissent a peu pres dans le meme sens: elles de^oivent besoin de passion, hereditaire ou acquis par la culture; elles detendent ses resorts intimes et personnels[34]".
C. 21. Возможно, здесь имеет смысл сказать пару слов об отношении христианского общества к пацифизму. Меня не интересует ни рационалистический, ни гуманитарный пацифизм, но лишь христианский — утверждающий, что любое участие в военных действиях категорически воспрещается тем, кто следует за Господом. Данный абсолютный христианский пацифизм следует в свою очередь отличать от иного, — утверждающего, что только за христианское общество стоит сражаться и какое-нибудь конкретное общество может настолько не оправдывать ожиданий или оказаться столь явно антихристианским, что никакой христианин не будет оправдан или прощен, если станет за него сражаться. С этим относительным христианским пацифизмом я не могу иметь дела, поскольку моя гипотеза предусматривает именно христианское общество. Каково же будет место христианского пацифиста в таком обществе?
Такие личности будут по-прежнему встречаться, подобно тому как, возможно, будут по-прежнему существовать секты и индивидуальные причуды; и долгом всех христиан, не ставших пацифистами, будет отношение к пацифисту с пониманием и уважением. Отношение к пацифисту с пониманием и уважением окажется также долгом и государства, если оно убеждено в его искренности. Человек, считающий, что та или иная война, в которой намеревается участвовать его страна, является агрессивной; считающий, что его страна могла бы отказаться от этого участия без ущерба для своих законных интересов и без нарушения долга по отношению к Богу и своим ближним, был бы не прав, храня молчание (здесь уместно вспомнить позицию покойного Чарльза Элиота Нортона в отношении Испано-американской войны 1898 г.[35]). Но я не могу не считать, что человек, утверждающий, будто война несправедлива в любых обстоятельствах, так или иначе отказывается исполнять свои обязательства перед обществом; и, поскольку это общество — общество христианское, данные обязательства тем более серьезны. Даже если какая-либо конкретная война оказывается войной несправедливой, все же идея христианского общества представляется несовместимой с идеей абсолютного пацифизма, ибо пацифизм может процветать лишь до тех пор, пока большинство людей, составляющих общество, не являются пацифистами; равно как сектантство может процветать лишь на фоне ортодоксии. Понятие общей ответственности, ответственности каждого человека за грехи общества, к которому он принадлежит, необходимо усвоить потверже; и если я разделяю вину своего общества во времена "мира", то не вижу, как можно, воздерживаясь от общего дела, отпустить ее себе во времена войны.
