Евгений Лотош - Ошибки и штампы в фантастике
На разницу эту постоянно напарываются писатели. Их любимое занятие — лечить вирусные заболевания антибиотиками. На деле антибиотики убивают только бактерий и простейших, нарушая работу их генетического аппарата или, скажем, негативно воздействуя на клеточную оболочку. На вирусов, практически не имеющих собственных биохимических процессов, антибиотики — во всяком случае, не смертельные для носителя — не действуют. Введение антибиотиков при вирусной инфекции преследует цели борьбы с сопутствующими бактериальными инфекциями, атакующими ослабевший организм. Лечению же вирусные заболевания поддаются с большим трудом, и именно здесь определяющее значение имеет вакцинация. Впрочем, и она помогает не всегда. Так, весьма изменчивый вирус гриппа постоянно меняет характерные для своей оболочки комбинации антигенов, из-за чего с ним крайне сложно бороться.
В арсенале современной медицины, помимо вакцинации, существует мало методов противодействия вирусным заболеваниям. Один из таких — блокировка ревертазы (обратной транскриптазы), отвечающей за преобразование РНК вируса в ДНК, которая, собственно, и программирует дальнейшее размножение вируса в клетке. Среди таких препаратов широко (и печально) известен, например, азидотимидин, применяющийся в борьбе со СПИДом. К другим методам относятся вещества, изменяющие проницаемость клеточной оболочки и мешающие вирусу проникнуть внутрь. Ну, и стоит упомянуть препараты, повышающие сопротивляемость организма в целом… хотя банальный бег трусцой в этом плане все равно вне конкуренции.
Наконец, раз уж речь зашла об антибиотиках, необходимо упомянуть, что они далеко не всегда полезны. Их неконтролируемое применение приводит к тому, что у бактерий вырабатывается иммунитет (естественный отбор действует и здесь), в результате чего лечить вызываемые ими болезни становится очень тяжело. Так, например, весьма популярный в середине 20 века пенициллин уже практически не действует на серьезные инфекции, а потому редко применяется в качестве самостоятельного метода лечения. Появляются разновидности стрептококков и стафилококков, малочувствительные к антибиотикам, а потому вызывающие неостановимые внутрибольничные эпидемии — зачастую с человеческими смертями. Поэтому бездумное применение антибиотиков в ветеринарии (для повышения веса скота) и в косметике (в составе мыла) является самым настоящим преступлением против здравого смысла. Увы…
В завершение биологической части хотелось бы обратиться к теме хищников. Не перечесть книжек и фильмов, где несчастные люди, на Земле и других планетах, толпами пожираются динозаврами, хвостато-черепатыми монстриками наподобие Чужого и прочей зубастой нечистью. Возникает впечатление, что авторы подобных шедевров в школе принципиально игнорировали уроки биологии, а потому не подозревают, что в природе обычно царит равновесие. Если хищник начнет без разбора и без необходимости уничтожать собственную кормовую базу, он очень быстро вымрет от голода. В естественных условиях хищник убивает ровно столько, сколько необходимо для пропитания, причем естественным ограничителем является чувство голода. Сытый лев равнодушно проводит взглядом антилопу, даже если у той хватит дурости пастись у него под носом. Более того, ошибки в дикой природе обходятся очень дорого — даже кролик при определенном везении может искалечить лису, после чего та загнется от невозможности поймать очередную жертву. Поэтому ни одно животное не рискнет не то что напасть — даже приблизиться к незнакомому существу, пусть и напоминающему обычную жертву. Незнакомо пахнущий или выглядящий чужак будет обойден по большому кругу, и только прямая угроза голодной смерти может заставить хищника напасть в такой ситуации. Ну, или если его загнать в угол, разумеется.
То же относится и к морским хищникам. Даже касатки и большие белые акулы, малоуязвимые для прочей живности, никогда не нападают сходу. Во всяком случае, если жертва не истекает недвусмысленно вкусной кровью. Приблизившись к потенциальной жертве, акула долго плавает кругами, стараясь понять, стоит ли связываться. Точно так же никогда гигантский кальмар или мифический морской змей не станут нападать на корабль или субмарину, ни поведением, ни на ощупь не напоминающие привычных жертв.
Да, случается, что по какой-то причине животные сходят с ума — волки бессмысленно режут стада коров, киты выбрасываются на берег, а лемминги стаями топятся в море. Но это именно аномалии, а не система.
Так что человеку, высадившемуся на чужой планете, даже обладая суицидальными намерениями, придется сильно потрудиться, чтобы стать жертвой местной фауны.
Тема шестая. Липовая фэнтези, или реальные ляпы в выдуманной действительности
Вообще говоря, критиковать фэнтезийные тексты гораздо сложнее, чем научно-фантастические. У автора всегда есть отмазка: дескать, придуманный мной мир устроен именно так, а потому не пойти ли вам со своими придирками по известному адресу? Однако и здесь есть пища для размышлений.
Как ни крути, но все миры в той или иной степени копируют наш, реальный. И населены они людьми, с человеческой логикой и человеческой социальной структурой, путь и называются они при этом орками, троллями или эльфами. Собственно, придумать мир, непохожий на реальный, крайне сложно по двум причинам. Во-первых, вряд ли найдется человек, который смог бы проработать совершенно абстрактную картину так, чтобы она получилась целостной и непротиворечивой. Возможно, среди математиков или физиков и отыщется такой ум, но сомнительно, что он станет заниматься всякой ерундой вроде малевания сказок для взрослых детишек. Во-вторых, абстрактный мир, не имеющий никаких привязок к реальности, вряд ли сможет увлечь массового читателя.
Поэтому во всех без исключения выдуманных мирах присутствуют элементы нашего мира. А поскольку пулемет Калашникова и «В-2» плохо вписываются в сказочную атмосферу, их заменяют более доступными фламбергами и драконами. Драконов мы, так и быть, трогать не будем, а вот про клэйморы и прочую смертоубийственную справу поговорим. Итак,
Холодное и стрелковое оружие. Среди авторов фэнтези очень популярен типаж могучего варвара с огромным мечом за спиной. Будучи атакован всякой летучей, ползучей и ходячей гадостью, он резво выхватывает означенный меч и начинает гвоздить им налево и направо, так что только конечности по сторонам летят. Давайте приглядимся к парню поближе.
Обратите внимание, как пыхтит бедолага в драке — куда там твоему паровозу! И немудрено. Весит такой двуручный меч килограмм пять, а то и больше, и инерция у него соответствующая. Это вам не одноручный ятаган, которыми словно тросточками размахивают орки. Такой дурой можно убить, даже если попасть по башке плашмя. И даже без особого размаха. Так и хочется похлопать парня по плечу и посоветовать не выпендриваться. Даже простая дубина в данной ситуации окажется сподручнее.
Давайте задумаемся, а зачем, собственно, нужен двуручный или «великий» меч? Выгоды здесь две: доставать противника с большего расстояния за счет большей его длины и увеличивать силу удара благодаря двуручному хвату. Но сила удара в бою далеко не всегда полезна: противник не стоит столбом в ожидании казни, а вертится ужом, да еще и сам норовит зацепить тебя своей железкой. Сила удара, помноженная на вес, приводит к повышенной инерционности клинка, пониженной частоте замахов и почти никакой точности. Как показывает историческая практика, длинные двуручные мечи с лезвием в 120-170 сантиметров длиной использовались по большей части конными рыцарями — коротким мечом с коня достать пешего врага проблематично. Среди таких мечей числятся, например, японский но-даки (нодати) и европейский эспадон. Кроме того, такие мечи (тот же эспадон) применялись при стычках тяжелой панцирной пехоты: под грудой металлических доспехов уворачиваться сложно, а потому низкая скорость удара здесь особой роли не играла. Шотландский клеймор и немецкий фламберг с характерным волнообразным лезвием применялись для прорыва плотного строя пикинеров — обрубания копейных наконечников, доставания издалека защищающихся и т.п. В позднем средневековье ограниченно эффективным было применение длинных мечей спешившимися рыцарями для обороны. Наконец, рыцарский эсток с трех— или четырехгранным клинком вообще мог не иметь режущего лезвия и применялся по больше части для пробивания пластинчатых доспехов противника путем сильного колющего удара (этакая гипертрофированная рапира). На этом сфера применения подобных мечей исчерпывалась. При всем при том помимо двуручного меча воин всегда был вооружен дополнительным оружием (как минимум длинным кинжалом), которое пускалось в ход при входе в клинч.
